О чём молчит Ласточка - Катерина Сильванова

— Для тебя любые окна маленькие, если только они не от пола до потолка. — Юра зевнул. — Зато благодаря маленьким окнам дом хорошо держит тепло и холод. И звукоизоляция отличная.

Аргументы заканчивались, и Володя выдвинул последний, самый раздражающий:

— Лестница. Юра, ты видел эту чудовищную лестницу? Она винтовая! А что может быть хуже винтовой лестницы? Только кованая винтовая лестница без перил. Прямо как там!

— Зато есть настоящий камин! — воскликнул Юра.

Володя понял, что, кажется, проиграл и беззлобно выругался:

— Ну ёлки-палки!

— И, кстати, ты, вообще-то, в Германии, — заметил Юра. — Говори по-немецки!

— Scheiße! — воскликнул Володя.

— Я имел в виду нормальный немецкий. — Юра засмеялся.

Вспомнив ещё один аргумент, Володя приподнялся на локтях и навис над Юрой:

— Кстати, у дома неудобное расположение. Одуреешь ездить в центр.

— Зато далеко от дискотек и шума. И парк рядом. Будет где бегать с Гердой.

Володя задумчиво помычал, затем спросил:

— А ты с нами будешь?

— Куда я денусь? — хмыкнул Юра. — А знаешь, в пешей доступности от нашего будущего дома есть пристань. Будем брать на прокат лодку и плавать по озеру. Как тебе идея?

— Замечательная.

— Так что, ты согласен?

Улёгшись обратно, Володя насмешливо протянул:

— Не-а!

Он упирался не из вредности. Просто Юра загорелся желанием поселиться именно там до того сильно и внезапно, что Володе даже показалось, будто Юра — не почти сорокалетний мужчина, а взбалмошный пионер из «Ласточки». На самом деле этот дом Володе тоже понравился, а спорил он лишь затем, чтобы убедиться, что Юра выбрал его не только сердцем, но и головой. Ведь их будущий дом — хоть и всего лишь арендованный, — это надолго. Володя рассчитывал прожить в нём многие годы.

— Володь, а помнишь, как мы с тобой валялись под ивой в восемьдесят шестом и ты клал голову на мои колени?

— Помню.

— Хочешь сейчас так же? Я тебя поглажу… — лукаво протянул Юра.

— Чего это ты подлизываешься? — игриво буркнул Володя. — Думаешь, почешешь за ухом, и я сразу соглашусь?

— Володя-Володя… Неужели ты правда считаешь меня таким корыстным? — Юра демонстративно фыркнул. — Вообще-то, я всего лишь хочу повторить это. Мне было хорошо тогда.

— Мне тоже. Но правда не надо, — серьёзно ответил Володя. Он повернулся к Юре и посмотрел на него снизу вверх. — Только ради бога не думай, что я опять стесняюсь. Просто для меня это очень интимное дело, как прелюдия. А заниматься такими вещами на людях… Ну, сам понимаешь.

После недолгих раздумий Юра ответил:

— Да. Думаю, ты прав, — кивнув, добавил: — А кстати, ты обратил внимание на небольшой сад за домом? Мы могли бы заниматься там чем угодно. Например, прохлаждаться в тенёчке летом хоть каждый день.

— Ох, Юрка. — Володя покачал головой. Продолжая лежать с закрытыми глазами, он почувствовал, как Юра приподнялся и навис над ним. Ощущая его взгляд на своём лице, он не смог сдержать улыбки.

— Так что, — бодро спросил Юра. — Когда звонить риэлтору?

— Хоть сейчас, — сдался Володя.

Вполуха слушая их разговор, он принялся думать о ремонте и обустройстве их жилища. Но серьёзные мысли ускользали и путались, оставляя после себя пустоту и лёгкость.

Юра положил трубку и вернулся к Володе, когда тот решил отдать под музыкальный кабинет самую большую комнату.

— Как здесь хорошо, — мечтательно протянул Юра. — Сейчас бы ещё послушать какой-нибудь второй фортепианный концерт Рахманинова.

— А ты напой или хотя бы промычи, — попросил Володя.

Слушая нежную мелодию в исполнении всего одного, но любимейшего музыкального инструмента — Юриного голоса, — он начал медленно проваливаться в сон. Давно ему не было настолько спокойно, чтобы засыпать без успокоительного и снотворного.

Но внезапное восклицание Юры вырвало Володю из дрёмы:

— Смотри, дирижабль! Обалдеть — настоящий дирижабль в небе!

Лениво открыв один глаз, Володя подметил:

— В принципе не удивительно видеть его именно в Констанце. Тут родился создатель дирижаблей — Цеппелин. В туристической справке вычитал, — пояснил он.

— Я думал, они как минимум лет пятьдесят уже не летают! — продолжал восклицать Юра. — Володь, а ты заметил, где мы лежим? — вдруг спросил он. — Это так странно. Мы под ивой.

Неопределённо хмыкнув в ответ, Володя снова закрыл глаза и почувствовал, как Юра аккуратно снимает с него очки и кладёт рядом.

То, что Юра победил депрессию, Володя понял сам, без заключений врачей — просто Юра каждое утро стал будить его своей игрой. Он писал для него и про него. Так странно было ощущать себя музой, особенно в моменты, когда Юра будничным тоном звал послушать новую композицию и оказывалось, что она о нём. Слова любви Юра передавал музыкой — настолько прекрасной, что Володя едва сдерживался, чтобы не расцеловать его руки.

— Ива… — прошептал Володя, сквозь приоткрытые веки любуясь игрой солнца среди узких листочков.

Володя никогда бы не подумал, что жизнь приведёт его к границе двух чужих стран — Швейцарии и Германии. Не к Уральским горам или Карпатам, а к Альпам. Не к Волге или Днепру, а к истоку Рейна. Не к нелюбимой жене или неверному любовнику, а к тому, с кем он учился любить.

И с кем научился.