Темный ангел - Салли Боумен

– Я ничего не помню. Я сомневаюсь, помню ли я собственное имя. Что мы пили прошлым вечером? Портвейн? Или бренди?

– Не думай об этом. Он тебе нравится? – Я дернула Стини за руку. – Стини, он тебе нравится? Что ты о нем думаешь?

– Я воспринимаю его как очень взвинченного молодого человека. – Стини издал вздох. – У него диковатый взгляд. Кроме того, он очень быстро ходит. За ним просто не угнаться.

– Но он тебе понравился?

– Не припоминаю, чтобы он мне успел понравиться. Я пошел спать. На стуле у него стоял микроскоп, это я помню.

– Не будь ты так пьян, ты бы обратил внимание, какой он чудесный человек. Векстон, вы обратили внимание?

Векстон признал, что я права.

– Он великолепно играет в шахматы.

– И? И?

– Он мог держать тебя за руку и поставить мне мат в три хода – я думаю, это достаточно впечатляюще.

– Векстон, вы издеваетесь надо мной.

– Отнюдь. И не собирался.

– Вот и да. Вы оба. Вы и Стини. Вы забыли, как это бывает…

– Отрицаю, – с силой сказал Стини. – Решительно отрицаю. Я-то точно помню, как это бывает. А ты, Векстон?

Они обменялись выразительными, слегка настороженными взглядами.

– Конечно, – ответил Векстон. – Как всегда.

– Хотя в целом… – Стини порылся в карманах. Он извлек очередную серебряную фляжку, как две капли походившую на ту, что я конфисковала у него день назад, и с облегчением сделал глоток. – А в целом я предпочитаю не помнить. Это слишком утомительно. Быть в состоянии влюбленности великолепно в твоем возрасте, Викки, радость моя, но это требует такого расхода энергии. Стоит посмотреть на тебя, в каком ты возбуждении. Это просто очаровательно, моя дорогая. Это так подходит тебе, но меня ввергает в уныние. И я бы посоветовал тебе, Викки, спустить пары, когда ты будешь рассказывать Констанце.

– Констанце? А почему бы и нет?

– Не знаю. Просто есть такое ощущение. – Стини сделал еще один глоток.

Векстон закрыл книгу, снова открыл ее и затем отложил в сторону.

– Констанца будет только рада, – сказала я в наступившем молчании. Я наклонилась. – Стини… что будет думать Констанца? Почему Констанца должна быть против?

– Я не сказал, что она будет против, – промолвил Стини. – Я просто посоветовал не быть такой возбужденной. Попытайся сделать вид, что счастье из тебя не бьет ключом. В присутствии других счастливых людей Констанца выходит из себя, ее это раздражает. У нее просто аллергия. У нее возникает зуд, ей захочется чесаться.

Я подумала, что это неблагородно, учитывая недавнюю доброту, проявленную Констанцей по отношению к Стини, и решила, что это недостойно, о чем и сообщила. Стини только вздохнул.

– Викки, дорогая, ты прямо вспыхнула. Успокойся. Это всего лишь ремарка. Может, ты права. Я думаю о Констанце, какой она была много лет назад, и принимаю ее, когда она была еще ребенком.

– Стини, в любом случае это нечестно. Констанце столько же лет, сколько и тебе. Прошлым вечером ты сказал, что изменился. Ну, так и Констанца могла измениться тоже.

– Не сомневаюсь, что так и есть. Не сомневаюсь. – Стини издал умиротворенный звук. Он закурил сигарету, вставив ее в длинный мундштук. И с задумчивым видом выпустил клуб дыма.

– Сто пятьдесят шесть писем, – наконец сказал он, когда мы стали втягиваться в убогие пригороды Нью-Йорка. – Сто пятьдесят шесть. Солидное количество. И чтобы все исчезли? Странно, ты так не считаешь, Векстон? – Они снова обменялись взглядами. Векстон встревоженно посмотрел на меня.

– Мда, – наконец вымолвил он. – Я бы сказал, что это… в самом деле странно.

Констанца сказала:

– Расскажи мне все. С самого начала и до конца. Я хочу все услышать. Жизнь такая странная штука! Мне нравится, когда она откалывает такие номера. Расскажи мне. Расскажи.

Чтобы выслушать мое повествование, Констанца отвела меня в библиотеку, некогда созданную для книг моего отца. Книги справа, книги слева. Я ей все рассказала. Я старалась не исходить паром.

– Но я не понимаю, – Констанца покачала головой. – Он писал… и по правильному адресу? Ты уверена, что он в самом деле писал?

– Да, Констанца.

– Каждую неделю, как и обещал?

– Да, Констанца.

Она слегка нахмурилась.

– Но как это могло случиться? Твои письма к нему, я еще могу допустить, что они пропали. Но его к тебе? Это невозможно. Расскажи мне снова, куда он делся.

Я еще раз изложила ей историю, которую мне поведал Френк.

– О Боже… – Встав, Констанца принялась ходить по комнате. – А его семья? Что стало с его семьей?

– До конца войны ему так и не удалось узнать ничего определенного. Они все погибли. В разных лагерях.

Я остановилась. У Констанцы было белое лицо. Она продолжала безостановочно ходить по комнате. Я сказала:

– Констанца. Так получилось. Такая судьба досталась сотням детей. Френк был одним из тех, кому повезло, и он это понимает.

– Повезло? Как ты можешь так говорить? Повезло остаться сиротой таким ужасным образом – оказаться в лагере с номерком на шее?

– Констанца… он же остался в живых.

– Ох, если бы только мы знали! Я была уверена, что он должен был погибнуть! И мне было так больно видеть, как ты пишешь и пишешь ему, и все надеешься… – Она резко остановилась. – Хотя подожди… Чего-то я так и не понимаю. Когда он оказался тут, в Нью-Йорке, он же знал, где ты живешь. Почему он тогда с тобой не связался?

Я дала уклончивый ответ. Я не хотела рассказывать Констанце историю о том дне, когда Франц Якоб шел за нами до парка: это касалось только нас с ним. Я думаю, Констанца заметила мое замешательство, и обиделась, потому что коротко прервала мои объяснения.

– Ну-ну, – сказала она. – Теперь это уже неважно, как я предполагаю, так как ты его нашла снова. – Она помолчала. – Как странно пропал и нашелся Франц Якоб. Точно как твой отец. – Лицо ее стало задумчивым. – Так что… значит, ты его любишь?

– Да, Констанца. Люблю.

– О, дорогая, я так рада! Не могу дождаться встречи с ним. Как странно: в тот раз в Венеции я обратила на него внимание. Такой красивый молодой человек! Но мне бы никогда и в голову не пришло… Ну-ну, все наконец устроилось. Предполагаю, мне придется потерять тебя – ты оставишь меня, оставишь дом. О, только не смотри так. Это случится. Я-то знаю. – Она помедлила. – Он не упоминал… вы не говорили о дальнейших планах?

– Нет, Констанца.

– Ну ладно, все в свое время. Я не сомневаюсь, что он заведет разговор. – Она снова помолчала. – Он именно такой тип мужчины?

– Что за тип?

– Решительный, конечно, ты же понимаешь, что я имею в виду. Некоторым мужчинам это не свойственно. Они мнутся в нерешительности, не зная, в какую сторону прыгнуть. Терпеть не могу таких мужиков.