Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев

из своих лошадок на колёсиках, неизменно хлопая в ладоши и вереща «Ащё»! Да, первоначальный план Первого старейшины с кубиками провалился с треском, он таки смог порадовать внука. Ничего, пускай сносит в своё удовольствие. Пусть громит башни и зиккураты конницей. К совместным постройкам они ещё вернутся. Как и ко многим другим играм и игрушкам, что-либо не увлекли, либо были значительно переосмыслены маленьким Эдо.

Пока самым беспроигрышным вариантом оставались лошадки. Маленький наследник рода Тайвишей был настолько в восторге от этих животных и их фигурок, что его покои начинали напоминать конюшню, уставленную лошадьми самых разных размеров и форм. Шето даже задумывался, уж не растет ли в их семье будущий возница? Среди отпрысков благородных семейств частенько встречались любители состязаний. И хотя большинство ограничивалось посещением игр и ставками на любимые команды, некоторые, особенно в их юные годы, и сами выводили колесницы на песок ипподрома. Хотя в их семье гонки никогда не пользовались особой любовью, а лично Шето и вовсе считал их пустым развлечением для толпы, капризы судьбы были непредсказуемы.

Военным искусством Тайвиши тоже никогда раньше не выделялись. До рождения его мальчика.

А ведь и у Лико тоже всё начиналось с игрушек. С первых лет он повсюду таскал с собой мечи, копья и луки, а пол его опочивальни напоминал поле боя, где десятки маленьких солдатиков отлитых из серебра лучшими мастерами, вели нескончаемую войну, сражаясь, штурмуя крепости, маршируя, или ожидая своего часа в сундуках и на полках. И чем старше становился Лико, тем разнообразнее становились его игрушки. К миниатюрным солдатам Тайлара добавлялись полчища дикарей из Калидорна, армии из Айберу и Фальтасарга, боевые колесницы и даже окованные в доспехи слоны и триремы.

«Ох, не иначе как сам Мифилай его при родах коснулся»,– причитала старая нянька Курафана, глядя как юный Тайвиш бегает по залам дворца с деревянным мечом. А потом, наблюдая как на полу его покоев разыгрываются баталии, она цокала языком и, качая головой говорила: «Чует моё старое сердце, воином станет юный господин». И её сердце не подвело. Лико и вправду стал воином и полководцем, превратив детские забавы в великие свершения и подвиги. Так что, быть может и Эдо, пронесся свою страсть к лошадям через года и взросление, превратит её в нечто гораздо большее. Ну а пока Первый старейшина покорно возводил для него все новые и новые конструкции, что сбивались лошадками так и не обретя законченной формы.

Ему нравилось играть с внуком. Нравилось проводить с ним время и видеть как он растёт. Шето всегда считал, что воспитание детей слишком важное занятие, чтобы полностью перекладывать его на нянек, кормилец и учителей. Даже когда он только начинал усмирять Синклит, превращая по сути церемониальный и скучный пост ведущего собраний если не в правителя государства, то в нечто очень к этому приближенное, он всеми силами выкраивал время для маленького Лико и точно так же играл с ним в его игры. Проникаясь его жизнью, его чаяниями и интересами, он ежедневно вкладывал в него смыслы и знания, которыми обладал сам. Ведь только так можно было воспитать наследника.

Возможно, услав свою ненаглядную женушку подальше и лишив Лико общения с ней, он стремился заменить для сына обоих родителей. И потому, подгоняемый чувством ответственности за будущие своего маленького чуда, своего продолжения, он всегда находил между бесконечными интригами, собраниями и политическими стычками время, чтобы вот также лежать рядом с маленьким Лико и познавать его мир, объединяя его со своим собственным.

Ну а сейчас, когда главные вызовы его власти остались, наконец, позади, сами боги благоволили общению с внуком. И он наслаждался каждой проведенной вместе с ним минутой. Единственное, что его волновало в такие мгновения, так это отсутствие той же тяги к отцовству и воспитанию у самого Лико.

Его сын на удивление мало интересовался Эдо. Нет, он навещал его, брал на руки, говорил с ним и говорил о нём, но Шето всё время казалось, что Лико по возможности сторонился своего первенца. Он не пытался проникнуться им, чтобы вылепить своё продолжение. И мальчик тоже держался стороной, так и не называя его папой. При виде Лико он часто прятался за няньками или дедом, утыкаясь лицом в его плечо или ногу, пока отец не уходил из покоев. И это очень пугало главу семейства.

Возможно, всё дело было в долгой разлуке и молодости Лико. К Первому старейшине отцовство пришло значительно позже, после долгих и тяжких испытаний. Две первых жены так и не смогли дать ему то, что он хотел даже больше власти. Хотя он и был с ними счастлив. В особенности с первой, Лиатной, с которой они прожили вместе долгих семь лет, пока после пятого выкидыша она не истекла кровью. Вторая, Эгна, была мила, умна и хороша в постели, а ещё ей хватало ума не интересоваться его делами. Но после четырех лет бесконечных попыток забеременеть, Шето стало ясно – богиня Жейна не даст им своего благословения. И он расторг и этот брак, щедро одарив её саму и её семейство. Третью, Орейту, нашел для него Джаромо. И хотя новая жена оказалась сущей гарпией, что почитала крики и ругань за лучшую из форм общения, она выполнила свою миссию, родив для него Лико и одарив его самым великим счастьем в этом мире.

С первых минут жизни своего сына Шето всегда был рядом. Всегда был с ним, и лишь последние два года они были в разлуке.

Лико же, и рождение, и первые полтора года жизни Эдо, провел вдали от него, лишенный возможности видеть, как крепнет порождённая им жизнь. Для его головы он был просто ребенком. Незнакомым мальчиком, что прячется за няньками или дедом. Но Шето надеялся, что вскоре их общая кровь растопит лед разума, подарив его сыну те чувства, которыми был пропитан он сам. И их семья вновь станет такой же сплоченной и крепкой, какой была когда-то прежде.

В покои внука вошли няньки, учтиво намекнув, что Эдо пора ложиться спать. Шето не стал с ними спорить, а поцеловав малыша, поднялся, кряхтя и проклиная про себя свое заплывшее жиром тело.

Да, он всегда был крупным и склонным к полноте, но за последние годы разжирел совсем до неприличия. Ему было тяжело ходить, тяжело сидеть. Великие горести, ему даже и лежать то было уже нелегко. Но, что он мог поделать? Внутри его брюха, под толстыми слоями жира, скрывалась ненасытная бездна, которая вечно