Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

как Тосик поднимает руку и, кажется, прикладывает ее к своим глазам.

— Я настаиваю на этом разговоре, Ния. Но предпочитаю говорить в открытую, а это значит, глаза в глаза. Поэтому…

— Я навязываюсь?

— Что? — как будто плохо слышу, поэтому еще раз уточняю. — Что ты сказала?

— Я чересчур навязчива, Петя? Меня слишком много, я везде и всюду, я досаждаю, мешаю или…

— Не городи херню! — нет крика, но по тону моего голоса надеюсь, что однозначное предупреждение она улавливает и к сведению все принимает.

— Мне пора?

— Куда?

— Домой.

— Нет. Какого хрена? Что за… Тоня, ты чего?

— Я поспешила?

Да уж! А это не игра в шарады или еще какие интеллектуальные загадки и аркады. Уже пять дней Антония ожидает моего ответа на ее любезное, но очень странное «деловое» предложение Ей-богу, чертовы кавычки уже все те же пресловутые пять дней сопровождают совместное существование в моей квартире.

— Нет.

— Ты не ответил на вопрос, — Смирнова шепчет.

— Ответил. «Нет», а ты не поспешила.

— Другой…

— Дай мне время, — рассматриваю исподлобья женский зад.

— Сглупила? — какой сарказм, язвительность и нескрываемое пренебрежение сквозят в ее словах. — Предстала не в том свете? Разыграла дуру?

— Прекрати, — распускаю руки и по обеим сторонам от своих ног упираюсь ладонями в край стола. — Тебе не идет.

— Не идет? — наконец-то поворачивается ко мне лицом.

— Нет.

— Я пожалела, Петя, — задрав и выставив свой подбородок, с гордостью сообщает. — Сто тысяч раз о том, что сделала тогда, сильно пожалела…

— Стало быть, я, как муж, тебе уже не нужен? Ты передумала! — тычу пальцем ей в лицо.

— Я не нужна, — оттолкнувшись от дверцы кухонного шкафа, она обходит стол и сидящего на нем меня. — В качестве жены я тебе не нужна.

Кажется, такое умозаключение называется ложная посылка? Как мне доказать, что сейчас Смирнова абсолютно не права? Установив противоречие, двигаясь от так называемого «противного» предположения?

Неспешный, слегка вальяжный шаг и полное отсутствие слабой искорки в глазах — сухой остаток для ее характеристики. И что, прикажете, мне с этим делать? Схватить за руку — принудить, заставить, приказать и подчинить. Продемонстрировать ей силу? А может быть, не трогать и позволить ей уйти? То есть отказаться, что ли?

Выбор, как обычно, не большой, и, как водится, чрезвычайно трудный. Но я решаюсь все-таки на первый вариант и очень быстрый шаг.

— Не уходи, — цепляю ее кисть, подтягиваю и располагаю в точности перед собой. — Нужно поговорить.

— Будь честен, пожалуйста.

— Я честен, — шепчу ей прямо в губы. — Я дам ответ. Обещаю!

— Нет, — пряча взгляд, она мотает головой.

— Дам. Обязательно.

— Твой ответ «нет», Велихов.

— С чего ты взяла? — раздвинув ноги, устанавливаю Нию между ними, сдвигаю и сильно зажимаю. — Посмотри на меня, — подныриваю, хочу поймать ее ответную реакцию.

— Если бы ты знал, как сильно я корю себя, — вздыхая, сокрушается.

— За что? — не дожидаясь полной формулировки предложения, иду на опережение.

— За импульсивность в действиях, например.

— Не вижу импульсивности, — сразу же парирую.

— За глупость, необдуманность, за спешку. Разве мало?

— Это не глупо и не быстро. Прекрати!

— Успокаиваешь, да? — Смирнова, наконец-то, вскидывает на меня глаза.

— Всего лишь разбиваю твою слабенькую — прости, пожалуйста — защиту. Между прочим, особо не утруждаясь, опротестовываю все твои предположения. Вопросы могу задавать? Ну-у-у, для цивилизованного диалога? — напрямую обращаюсь к ней. — Антония? Или мне разрешено молчать и просто слушать?

— Конечно, — почти неслышно шепчет, — спрашивай.

— Мне очень интересно, Тосечка, зачем ты додумываешь то, что попросту не существует? — сразу наступаю на нее. — Зачем решаешь за меня? Зачем херню анализируешь и накачиваешь притянутую за уши важность? Зачем близко к сердцу принимаешь? Зачем ты злишься, нервничаешь, просто игнорируешь? За каким чертом ты прячешься и себе же затыкаешь рот? Это совсем не похоже на Туза, с которым я знаком с канатного манежа.

— Не преувеличивай.

— Полагаю, что ты можешь точнее дату назвать? Готов согласиться с твоей позицией. Раньше или позже? За что зацепимся?

— Я ведь не о том, — недовольно бухтит.

— Ты не ответила, а мои вопросы по-прежнему висят с активной гиперссылкой.

— Я что-то делаю не так?

— Отдаляешься и замолкаешь.

— Не отдаляюсь. Это все неправда. И потом, Петенька, я ведь умею держать язык за зубами. Умею быть такой…

— Такой? — надменно хмыкаю. — Это какой «такой»?

— Той, которая нравится большей части мужского населения планеты. Покорной, молчаливой и…

— Скучной и простой? — своим вопросом дополняю ее дебильное предположение.

— Не знаю, — пожимает плечами. — Но тебе лишь стоит…

— Попросить, наверное? — прикрыв один глаз, уточняю.

— Именно.

— Тоня, Тоня, Тоня… — со свистом выдаю, транслируя нравоучения, качаю головой.

— Отпусти! — она вдруг предпринимает несмелую попытку ослабить мой захват и выйти на безопасную для себя дистанцию, но я самоуверенно настаиваю на своем.

— Я по-прежнему требую полноценного общения. Ты сделала мне предложение. А я, вероятно, очень грубо взял тайм-аут, вызвав у тебя недоумение, настороженность, и тем самым заставил сомневаться в себе. Это предположение верное?

— Не знаю.

— Ты не знаешь, а я, увы, не обладаю экстрасенсорными способностями. Мне тяжело тягаться с полетом женской мысли. Маленькое уточнение — с полетом мысли оскорбленной и задетой холодностью и безразличием женщины. Поэтому спрашиваю прямо: «Что конкретно в моих действиях настораживает тебя?».

— Я не знаю, как так получилось. Я сильно сожалею…

— Не стоит! — рявкаю, ее перебивая.

— Для меня это было столь же неожиданно, как и для тебя. Прошу прощения.

— Стоп, стоп, стоп! — запечатываю одной рукой ей рот. — Ни слова, ни звука. Соблюдаем режим полнейшей тишины, Антония.

— М-м-м, — она мычит, при этом — так уж неожиданно выходит — высовывает язык и задевает им подушечки моих пальцев. Она фактически облизывает мне руку, а я, как водится, ловлю психический приход.