Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

в спальном месте, забиваясь в угол между комодом и кроватью. — Все? — заглядываю за угол.

— Да, — присела и обняла себя.

— Жди меня, леди Гиневра, я отстою твои честь и феодальные наделы. Хотя с первым — извини, уже промашка.

— Г-в-и-н-е-в-р-а! — исправляет Ния.

То есть английские баллады у нее в чести? Интересуется куртуазной литературой?

— А кто она такая? Напомни, Туз, я чего-то как-то подзабыл.

— Открывай, а то…

— Нет, а все же, — ставлю руки себе на пояс и выхожу на середину комнаты, в то время как «урод» разрабатывает кнопку, вдавливая и натирая пластиковый трезвонящий «нос».

— Жена короля Артура.

— А это еще кто такой? Не помню лиходея. Это какой век? А фамилия у него какая?

— Третий век от Рождества Христова. Господи, Велихов! Ты такой неграмотный, а еще с высшим образованием. Артур — это внебрачный сын Ивана Грозного.

— Да ты что? Ну надо же. Это тот, которого Иоанн разрубил мечом?

— В точку! Открывай…

А братец сильно при параде! Стоит, уперевшись плечом в дверной косяк, как случайно завернувший за угол жених.

— Костюм? — удивленно поднимаю бровь.

— Я приглашен на день рождения, — толкает меня в грудь. — Позволишь войти?

— Нет, — зеркалю наглый жест и сразу же протягиваю руку, сжимая-разжимая пальцы. — Ну? Где?

— Я хочу с ней поздороваться.

— Она не одета.

— Ой, да ладно. Что я там не видел? — он делает один широкий шаг и, черт возьми, просачивается в помещение. — Смирнова, мелкая вражина! — орет Халва. — Выйди сюда, невес… — мгновенно осекается, заметив мой красноречивый жест.

Приставив палец к носу, отрицательно мотаю головой, прикрывая на каждом повороте соответствующий стороне вращения глаз.

— Велиховчик номер два? — Туз пищит и вылетает из засады скоростной стрелой.

— О! Боже-Боже! — младший ладонью прикрывает себе глаза. — Ослепила! Петруччио, как ты мог скрывать такое?

— Проваливай, — шиплю ему в висок. — Отдай мне то, что принес, и вали-ка на хрен праздновать.

— Она тебе рассказывала, как зажигала со мной? — кивнув на резко замершую Нию, подмигивает мне. — Крутое тело, Петя! Фигура — песочные часы, правда…

Ее острые слова про «голубые глаза» глубоко засели в мою подкорку и проели дырочку, притронувшись острыми резцами к пункту с красной надписью «Осторожно, чертов мозг»… У Саши Велихова определенно голубые бельма.

Вдобавок у новой жертвы «высокий, статный рост»… «Дружок» немного ниже, но разница меж нами как будто бы неощутима.

А на закуску — «хорошо подвешенный язык и он уже давно не мальчик, а вполне себе крутой мужик»…

— Тебе пора! — в десятый раз предупреждением угрожаю.

— Ты хоть бы благодарность выписал. Желательно в денежном эквиваленте. Я выручил тебя и уберег ее. Там, знаешь, какие вились чуваки. А эта девочка слишком видная, к тому же в выражениях не стеснена и остротами не обезображена. Короче, ей светила пожизненная каторга в каком-нибудь гареме восточного падишаха.

— Что ты мелешь? — посматриваю на Антонию, а после возвращаюсь взглядом на него.

— Говорю, что Тузика от нехороших дяденек уберег. Ты не теряй ее! У вас, — обходит меня и проплывает мимо Тони, степенно двигается в кухню, на которой усаживается на высокий барный стул, — водичка есть?

— Вода? — Тоня оказывается возле братца первой.

— Ну да, — руками водит по начищенному до блеска обеденному столу.

— Саша! — рявкаю, не сходя со своего места. — Тебе пора!

— Стакан воды, брат. Один стакан! — затем младший обращается к Антонии. — Такой, бля, гребаный сушняк.

— Закрой рот, — приказываю сбавить мат.

— Ты нежный маменькин цветок? — корчит рожи, протягивая руку за стаканом, в котором плещется вода, предложенная ему Смирновой.

— Не думаю. Вернее, не сказала бы, — она садится рядом с ним.

Рядом… С братом… С родным и младшим братом… А что я там про ревность совсем недавно говорил?

Возьму, пожалуй-ка, свои слова обратно. Слишком сильно закипает кровь и напрочь отключает мозг. Контакты плавятся, центральный процессор чересчур температурит, а органическая оболочка, то бишь моя самость — то бишь я, теряется, растворяясь в кислотной луже, которой подтекает сердечный аккумулятор, когда неровный ритм играет.

— Саш? — толкаю его в плечо. — Тебе пора.

— По-моему, ты очень плохо выглядишь, — ленивым задом сползает со стула, отставив в сторону пустой стакан.

— Спасибо, что выручил, — шепчу ему в затылок, когда иду за ним.

— Прошу прощения, — кивает на невидящую этого Антонию, — что с размером так вышло. Твоя ниточка не вовремя распустилась.

— Возврат оформил без проблем?

— Абсолютно. Помимо извинений тебе начислили до херища бонусов и, между прочим, пригласили за еще одним. Кстати, там крутые обручальные.

— Скинь ссылку.

— Если не забуду, — он открывает дверь и шагает за порог.

— Не напивайся на празднике по случаю очередного благополучия, — даю сердечное напутствие.

— Сделай уже это, Петр! Отец заждался в гости. Третий раз откладываешь, а там, как по загаданному, собирается уже не слишком молодежная компания. Мамы стонут, а отцы х. йней страдают. Не уверен, что Гриша наш милый дом в бильярд не заложил. Сергей — азартный пень, да с профессиональными понятиями в вопросах геометрии. Короче, отец отлистывает… Ты же понимаешь, что?

— Что?

— Короче, когда признаешься — надеюсь, за часок с этим справишься, — у наших тебя с новоиспеченной Велиховой ждет накрытый стол и умиляющиеся рожи предков.

Охренеть… Да чтоб ты сдох!

А это точно Божий замысел! Моя Антония ошиблась, полагая, что я самоуверенный кобель, которому любовные признания и «деловые предложения» напоминают ордена, которые ему на грудь цепляют, когда на выставках гоняют, проверяя экстерьер.

Я в тот же день, день ее признания, заказал соответствующий случаю подарок… Три дня назад… Да только вот, увы, с размером вышла крупная промашка. Халва мотался в салон три раза: то подгонял, то возвращал, то растягивал, то суживал, то форму и размер менял. И вот наконец, в моих руках сейчас находится то, что я намерен ей в качестве долгожданного ответа предложить.

«Ты выйдешь за меня, Смирнова? Согласна