Чаша смерти - Ирина Петровна Шерстякова

то ли «ЕДА», не знаю. Делать мне нечего, только названия читать. А, наверное, «ЕДА». Вроде, был «ШОП», а потом, когда указ придумали, чтобы все названия русские были, стала «ЕДА». А может, не «ЕДА», может, «ПРОДУКТЫ». Ну, забыл! И адрес не помню. Показать, где, могу, а адрес… Я же, блин, не почтальон!

Кузин смотрел на стол перед собой и равномерно возил ногой по полу. Захаров снова горестно вздохнул.

— Ладно. Подписывай протокол, и в камеру.

Кузин поднял глаза на следователя и взвыл:

— Почему в камеру?! Я ничего такого не делал! Я ведь все рассказал, как было! За что? Отпустите!

— Ничего-ничего. Посидишь немного, до выяснения, не убудет с тебя. А то потом ищи! Протокол будешь подписывать?

Пару минут они смотрели друг на друга. Кузин продолжал возить ногой по полу, его глазки ничего особенного не выражали, но губы задергались. Захаров взорвался и завопил:

— А ну, кончай ногами шаркать! Подписывай, блин…!

Кузин, матерясь вполголоса, таки подписал протокол, по русскому обычаю, не читая. То ли по наивности, то ли читал с трудом. Его увели. Захаров откинулся на спинку стула и обеими руками взлохматил волосы. Вроде, парень не врет, а там как знать…

Тут в кабинет ввалился Женька Рогов, который должен был нарисоваться еще два часа назад, с красными как у вампира глазами, небритый и растрепанный, но в галстуке. Галстук был оранжевый в красный ромбик, криво повязанный поверх потрепанной джинсовой рубашки. Он с порога проорал:

— Все, Юран, влипли!

Захаров поднял на Женьку задумчивый взгляд. Состояние «влипли» становилось уже хроническим и, в отличие от Женьки, не вызывало у Юрия особых эмоций. Если при их работе из-за каждого экстрима психовать, то быстренько окажешься в психушке, причем в той, что для особо общественно опасных. Юра рассеянно спросил:

— Что так?

Женька плюхнулся на стул, с которого только что встал Кузин.

— Ты Лизочку просил, чтобы она тела Силина, Сычова и Зимних освидетельствовала вне очереди?

— Ну?!

— Ну, она и освидетельствовала!

Юрий расплылся в улыбке и привстал.

— Вот и славно! Счас я к ней зайду…

— Какое, славно! Результаты только что Носорог забрал!

Захаров вздохнул и уселся обратно.

— Ладно, глядишь, и не потеряет. А если бумажки и пропадут, так Лизочка восстановит. Я специально в Москву сгоняю, в «Прагу», торт ей самый лучший, килограмма на два…

— Тормоз, ты не врубаешься! По результатам экспертизы, все три смерти от естественных причин! У Силина — гипертонический криз, и на его почве инсульт головного мозга, а у Сычова и Зимних — отравление фальсифицированной водкой! А мы уголовные дела открыли! И, что еще поганее, закрыли.

Захаров посерел и выдавил:

— А кровища тогда откуда, ты спросил?

— Спросил, а как же! У Силина — из носа, при гипертоническом кризе такое часто бывает. У Сычова — то ли из желудка, то ли из печени, я не понял, но тоже бывает, а Зимних рассек височную артерию, вероятно, при падении, об угол стола, но у него не кровопотеря послужила причиной смерти, а именно отравление.

— Это точно?

— Все точно, как в аптеке. Я спросил. Лизочка тоже сначала обалдела, сомневалась все, так Семенов на работу уже вышел, смотрел, и то же самое сказал. У Семенова — с гарантией. Что делать-то будем?

— Ты неправильно спрашиваешь. Не что мы делать будем, а что с нами Носорог делать будет. Тут возможны варианты. Да уж, такого ляпа мы давно не производили.

Юра глубоко задумался, массируя обеими ладонями голову, потом выдвинул ящик стола, порылся в нем, среди всякой мелочевки, мусора и жутко важных бумажек, скопившихся за несколько лет, нашел упаковку пенталгина, всухую проглотил сразу три таблетки, чуть не подавился, схватился за чайник и плеснул прямо из носика себе в рот. В чайнике оказался кипяток. Это на некоторое время отвлекло Юру от служебных неприятностей.

Женя, испуганно посмотрев на побагровевшего, вытаращившего глаза и судорожно разевающего рот друга, дрожащими руками налил в стакан тепловатой воды из графина и сунул его Юрию. Тот торопливо отхлебнул, проливая воду на рубашку и пытаясь отряхнуть с брюк уже впитавшийся кипяток. Женя подтащил весь графин и промямлил:

— Ты давай, того, народное средство, то есть… в сортир дуй… Уринотерапией называется, я передачу смотрел. Поссы на обожженное место, и заживет, как на…

Юра невнятно прохрипел:

— Я чего, и язык, что ли, буду этим лечить?! К черту твою народную медицину! Не до того!

— Как же ты, больно же?!

— А так! Ты чего, никогда горячим язык не обжигал? Пройдет! Шкурка облезет, и заживет, не смертельно. Слушай, а давай смотаемся отсюда! Дежурному бутылку поставим, пусть скажет, что мы еще днем ушли следственные мероприятия проводить, свидетелей искать на месте преступления, или еще за чем-нибудь…

Женя вздохнул.

— Поздно, не проскочим, как раз на Носорога нарвемся!

Юра хлебнул еще воды из стакана, который так и держал в руке, отставил его подальше, цапнул с женькиного стола ключи, мягко, как кот, перемахнул через стол, подкрался на цыпочках к двери, прислушался, прижавшись к ней ухом, и быстро запер. Повернувшись к Жене, сделал страшное лицо и шепотом скомандовал:

— Давай, звони дежурному, чего сидишь, как нарисованный?! Только тише говори! Нас нет, нас украли инопланетяне! Да пусть дежурный, когда Носорог отчалит, нам отзвонится.

Женя потянул к себе внутренний телефон, набрал две цифры и проговорил в трубку, прикрывшись рукой:

— Валер, ты? Дежуришь? До утра? Ага… Ага… Слышь, тут такое дело… В общем, скажи Бобарю, что нас нет, лады? Ну, в натуре… Ну, понятное дело… И когда уйдет, нам звякни, только обязательно… Да уж, тихо, как мыши… Ну, будь…

Юра, не отрывая уха от двери, замахал Жене рукой, тот тихо опустил трубку на рычаг и замер. Юра так же тихо отодвинулся от двери и присел на край стола. По коридору раздавались решительные шаги начальства. Судя по звуку этих шагов, Носорг был сильно не в духе. Он остановился у двери и рванул ручку. Выматерился