Чаша смерти - Ирина Петровна Шерстякова

и пнул дверь ногой. Постоял, еще раз подергал и попинал дверь и, изливая душу в истинно народном стиле, тяжело протопал по коридору дальше. Шаги затихли, в отдалении хлопнула дверь, и друзья перевели дух. Юра пересел со стола на стул, поближе к Жене и сказал шепотом:

— Кажется… Кажется, на выход пошел. А Валерка как, ничего парень, в смысле, не сдаст?

— Не, Носорог не на выход, а в кадры, к Элке клеиться пошел. А Валерка — свой кореш, мы с ним в одном доме живем, еще в детский сад вместе ходили, в школе за одной партой… Так что железно, не боись. Только зря это все. Все равно с утра развод, не сегодня, так завтра по мозгам дадут.

Юра махнул рукой.

— Завтра будет только завтра. Не сегодня, и то славно. Может, ночью озарение придет, как отмазаться. Или больничный оформим. Голова ведь болит, и на то есть причина.

Женька хихикнул.

— Не знаю, как тебе, а мне больничный только психиатр даст охотно. Но тут загвоздка получается: с работы тогда точно уволят. А кроме того, когда мы с тобой на больничном будем сидеть, кто делами будет заниматься?

— Да не дрейфь! Может, за ночь Носорога кондратий хватит, и он окочурится.

— Жди! Он сначала всех нас уконтропупит!

— Ну, еще что-нибудь случится.

— Типун тебе…

Разговор увял. Юра сидел, потирая ладонью лоб: не фига этот пенталгин не действовал. Женя бесцельно перебрал бумажки на столе, посмотрел в окно, на стену, еще раз в окно, побарабанил пальцами по столу и заныл:

— Это что же, до ночи тут сидеть, без дела?! И ни тебе телика, ни тебе даже радио?! Да я тут сдохну сейчас!

Юра, не отрывая рук от лица, проворчал:

— А по другому где ты быть собирался? Все равно тут бы и сидел. У тебя послезавтра по трем делам крайний срок. Вот сиди, готовь отчеты и не ной, не мешай думать.

— Ну и об чем таком ты задумался, Эйнштейн хренов?

Захаров придвинулся еще ближе к Рогову и проговорил вполголоса:

— Все-таки странно это, прям подозрительно. Не бывает так, чтобы все фигуранты один за другим коньки отбрасывали, да еще все, как по заказу, от естественных причин. Не верится что-то, чтобы здоровенный бык Сила в двадцать лет от гипертонии сдох. Да из него поленом дух не получалось вышибить, находились знатоки-любители, пробовали, но у него черепушка была крепкая. И тут же Сычев и Зимних умирают от отравления, прям как по заказу. Ты водку ту на экспертизу посылал?

— А как же!

— Ну, и что?

— Ну, что, обычная паленая водка: высокое содержание сивушных масел и еще какой-то дряни, но, в принципе, не смертельно, разве что похмелье будет особо запоминающимся. Но если организм ослабленный, то можно от чего хочешь откинуться.

— То есть, не ацетон и не метанол?

— Нет, но может, они раньше где ту бутылку выпили?

— Все может быть. На такой случай содержимое желудка исследовать надо.

— Знаешь, не лаптем щи хлебаем. Исследовали, ничего особенного, все те же сивушные масла.

— Вот видишь!

— Ну и что? Заключение все то же: отравление. Слушай, ты, доктор Ватсон! Тебе оно надо? Закрыли дела, и ладно. Наорет Носорог, но ведь не пристрелит и не уволит, а иначе кто работать будет?! Получим строгача, утремся и забудем.

Юрий уставился в стол перед собой, посидел неподвижно, потом встряхнул головой, как пес, но тут же болезненно сморщился и сжал руками виски.

— Так-то оно так, но все же… Вспомни, Жень, ведь все началось с квартирки пустой, в которую Сила влез. Помнишь, старушка тут была, с заявлением? Может, он оттуда спер что-то такое интересное, для чужих глаз не предназначенное. У нас ведь в городе завод номер девять как работал, так и работает. Если это действует иностранная разведка, то естественные смерти свидетелей легко объяснимы, спецслужбы любые признаки могут организовать. Узнать, чья квартирка, может, чего и прояснится.

— Ну, ты ваще, Юра! Здесь тебе не сорок пятый год. Иностранным разведкам суетиться без надобности: им все интересненькое привезут с доставкой на дом.

— Нет уж, нет уж, изволь проверить рабочую версию.

— Сам проверяй. И вообще, дела надо закрывать за отсутствием состава преступления, забыл?

— Они уже закрыты. Пойду к прокурору, заявление подам на доследование.

— То-то прокурор обрадуется. Сразу тебе психиатрическую экспертизу назначит. Шпиономания, слыхал про такую болезнь? И тогда уж с работы попрут точняк.

— Пессимист ты, Евгений.

— Писи… чего? Ну, ты, в очках и шляпе! Изволь выражаться понятным простому народу языком!

— Ладно, я в очках и в шляпе, а вот как мы узнаем, если телефон зазвонит, что это твой Валера звонит, а не Носорог? Как ты договорился?

Женька глубоко задумался, уставившись на телефон. Потом посмотрел на Юру и сказал убитым голосом:

— Нда… уж, влипли! Теперь хоть до утра тут сиди!

Юрий хохотнул.

— Ну, Женька, ты даешь! До утра! Не дрейфь, после девяти спокойно можно мотать, когда это Носорог после девяти задерживался?!

Женя посветлел лицом, но тут же снова приуныл.

— Это точно, он и до семи редко сидит. Но тут такое дело, я-то, зная, что столько дел закрываем, Юльке пообещал железно в кино ее сводить, сто лет никуда вместе не ходили… Она, конечно, свой человек, поймет, но расстроится очень.

Захаров задумался.

— Да уж, твоя Юлька — это святое. А все просто. Если нам позвонят, мы сразу трубку хватать не будем. Подождем. А потом сами перезвоним на пост.

Женя восхищенно вздохнул.

— Светлая ты у нас все-таки голова, Юран! Все, за мной пиво! Ладно, давай пока действительно поработаем, что ли! Мне к завтрему хорошо бы два отчета сдать.

Рогов достал лист бумаги, ручку и, более не обращая внимания на Захарова, принялся писать что-то, шевеля губами, время от времени сверяясь с настольным календарем и что-то подсчитывая на пальцах. Захаров некоторое время наблюдал за ним, потом вздохнул, достал