Декабристы в Забайкалье - Алексей Васильевич Тиваненко

Тот, кто читал интереснейший очерк Н. А. Бестужева «Гусиное озеро», заметил указание автора на более ранний вариант этого сочинения. Известно, что оно, с привлечением материалов селенгинского врача, друга и ученика декабристов П. А. Кельберга, написано на исходе 1852 года. Однако в рукописном отделе Института русской литературы в Ленинграде хранится обширное письмо Н. А. Бестужева И. С. Сельскому — чиновнику Главного управления Восточной Сибири, датированное 1847 годом. Дающее географическое описание Гусиного озера, письмо это (скорее, небольшое сочинение) не содержит этнографического описания селенгинских бурят, что составляет главную часть известного нам очерка. Однако знакомство со статьей И. C. Сельского «Гусиное озеро» (ВРГО, 1851, кн. V) показывает удивительное сходство двух произведении? Хотя сочинение И. С. Сельского написано более литературным языком, построено оно по тому же принципу и даже имеет одинаковые фразы, какие мы видим в письме Н. А. Бестужева от 1847 года. По всей вероятности, чиновник Главного управления Восточной Сибири литературно обработал (и то поверхностно) письмо декабриста и выдал его за свое сочинение.

Итак, рассказывая о происхождении Гусиного озера, Н. А. Бестужев (если автором очерка И. С. Сельского считать декабриста-краеведа) вновь говорит о легендах и преданиях, бытовавших но этому поводу у местных жителей. Селенгинские буряты называли это озеро «почкою Байкала», веря, что оно связано с Байкалом подземным тоннелем. Колодец, о котором шла речь в известном очерке Бестужева, находился в районе действовавшей кумирни. В один прекрасный день лама, служитель храма Шигемупи, увидел поразившее его воображение чудо: колодец, из которого веревкой черпали воду, вдруг сам выбросил содержимое наверх, работая как мощная артезианская скважина. Стремительный поток нельзя было унять — он несся с холмистой возвышенности в долину, быстро превратив местные болота в озера.

Внимательное знакомство Николая Бестужева с Гусиным озером не только убедило его в правоте старинных преданий о происхождении озера, но и дало возможность доказать прибыль-убыль воды в весьма отдаленном прошлом. Местные буряты утверждали, что не только мелкие соседствующие озера составили около ста лет тому назад современный водоем, но даже семь других (Щучье, Круглое, Камышовое, Черное, Проточное, Новое и Сулнахайнур), расположенные в отдалении, некогда объединялись в огромный единый водоем. Не зря все они имели в старину общее название Гусиных озер. Рассказывали также, что хотя состав воды в них разный, но водятся там одни и те же виды рыб, что и в самом Гусином озере. В том, что «свидетельство это достойно всякого вероятия», Бестужев убедился сразу же, как только предпринял поход вокруг водоема. Он заметил три резких уступа (террас) берега, тянущиеся галечными грядами на огромном расстоянии от «колена» Селенги до Убукунского Увала и даже далее по речкам Убукун, Оронгой до «впадения их в ту же Селенгу, только значительно ниже по течению».

«Каким же образом могла округлиться галька, составляющая долину на таком протяжении?»— спрашивал Н. А. Бестужев. И объяснял: несомненно, что тут когда-то существовало весьма обширное спрямление стока Селенги, которое оставило после себя изолированные котловины и озерно-болотистые участки и всем протяжении нынешней речки Убукунки. «Поднятие почвы по всему протяжению, вероятно, заставил Селенгу искать себе исхода уже не прямым путем но броситься в сторону и слиться с Чикоем», — писал он. И далее продолжал развивать начатую верную мысль: «Можно безошибочно предположить, что течение Селенги походило на путь американской реки Святого Лаврентия, которая есть ни что иное, как цепь озер, изливающихся одно в другое». Когда же Селенга соединилась с Чикоем, прежнее русло, естественно стало мелеть, превращаться в группы озер, затем болот, а по осушении их — в степи. Отмеченные Н. А. Бестужевым древние береговые линии красноречиво показывали, в частности, трехкратное понижение уровня вод Гусиного озера до современной отметки и даже еще ниже, если предания о цветущей степи и болотах соответствовали действительности.

Эти наблюдения Николая Александровича Бестужева в дальнейшем были подтверждены исследованиями (ученых-краеведов конца прошлого — начала нынешнего века А. П. Орлова, И. Д. Черского, В. Б. Шостаковича и когда начались планомерные разведки открытых П. А. Кельбергом и Н. А. Бестужевым гусиноозерских угольных месторождений, работа декабриста, а точнее, его мысли относительно происхождения впадины оказались в центре внимания ученых разных специальностей. Но все они (А. А. Захваткин, Д. Б. Базаров, В. В, Ламакин, Б. Ф. Лут, Б. П. Агафонов, Н. А. Флоренсов и другие) также согласились с правильностью мысли своего предшественника. Член-корреспондент АН СССР Н. А. Флоренсов, в частности, писал: «Приоритет Бестужева — вне всяких сомнений: он первый указал на возможную роль новейших движений земной коры в образовании котловины озера и колебаниях его уровня».

Первый метеоролог Забайкалья

Однажды, глядя из окон своего селенгинского дома на редкостную грозу и наблюдая грохочущий паводок в овраге, Николай Александрович Бестужев с грустью вспомнил свое первое научное увлечение. С тех пор прошло ни много ни мало, а добрая четверть века. Написанная и даже опубликованная в журнале «Сын Отечества» (1818 г.) его статья «О электричестве в отношении к некоторым воздушным явлениям» после ареста затерялась в бумажном мире. Как ни старался Николай Александрович восстановить по памяти ее текст, о написанном остались лишь смутные воспоминания. Однако, внимательно следя за новейшими открытиями в области естествознания, он с удовлетворением отмечал, «как многие или почти все из моих предположений и доказательств оправдывались по очереди и опытами и наблюдениями не только частных людей, но даже целыми учеными обществами».

Печальнее всего для селенгинского изгнанника было то, что авторы публикаций выдавали свои мысли за новейшее достижение в области пауки, надевая на себя лавры первооткрывателей, «тогда как я, молодой, неизвестный в ученом мире человек, давно сказал об этом удовлетворительно». Так, в частности, Бестужев гордился своим объяснением происхождения и природы зарниц или полярных сияний, а «новейшие физики только хлопочут над их разгадкой».

Полярные сияния, как и электрические явления в атмосфере, по-прежнему привлекали внимание сибирского узника. Давая задание сестре Елене найти в его петербургской домашней библиотеке давнюю статью и прислать в Селенгинск, он тем самым решил заняться продолжением научных изысканий в области физики свечения неба. И действительно, после смерти Н. А. Бестужева осталось девять тетрадей, содержавших его заметки о полярных сияниях, атмосферном электричестве и магнетизме. Известно также и то, что Николай Александрович считал необходимым организовать систематические наблюдения за полярными сияниями и даже просил содействия в этом вопросе своего друга, вице-адмирала М. Ф. Рейнеке, известного своими исследованиями в Белом море, на Мурмане и на Балтике.

Из сохранившейся переписки Н. А. Бестужева с родными и близкими хорошо видно, что сразу же после прибытия в Селенгинск он вернулся к изучению связи метеорологических процессов с атмосферным электричеством. Его, в частности, очень занимали такие вопросы, как взаимосвязь электрических явлений в атмосфере с температурой, давлением и влажностью воздуха. Бестужев неоднократно сетовал, что