Та, что стала Солнцем - Шелли Паркер-Чан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас тяжесть его могущества заставила ее упасть на ковер и прижаться лбом к толстому ворсу.
– А, послушник Чжу. – Она услышала, как он встал. – Почему я так много слышу о тебе?
Чжу посетило видение: его рука спокойно повисла над ней, готовая отобрать у нее жизнь Чжу Чонбы, как он раньше дал ей эту жизнь. Она наотрез отказывалась подчиниться, и это заставило ее резко поднять голову и сделать то, что не смел сделать ни один послушник: она посмотрела прямо на Настоятеля. Это потребовало от нее огромного усилия. Когда их глаза встретились, она подумала, что он не может не увидеть переполняющего ее страстного желания. Ее несвойственной монахам жажды жизни.
– Это происшествие с наставником Фан достойно сожаления, – сказал Настоятель. Казалось, его не только не оскорбила ее смелость, но и не произвела на него большого впечатления. – В моем возрасте очень тяжело сталкиваться с подобными вещами. А какие ужасные вещи он говорил о тебе перед уходом, послушник Чжу! Он поведал просто отвратительную историю. Что ты на это скажешь?
Чжу, сердце которой сжалось от страха, когда она услышала имя наставника Фан, почувствовала облегчение. Если все, что нужно от него Настоятелю, – это опровергнуть обвинения наставника Фан…
– Достопочтенный Настоятель! – закричала она и снова припала к ковру. Голос ее дрожал от искреннего чувства, больше она ничего не могла предъявить вместо правдивых фактов. – Этот недостойный послушник клянется четырьмя реликвиями, что он никогда не совершал ничего такого, что заслужило бы порицание наставника Фан. Этот недостойный послушник всегда повиновался!
Она увидела, как ноги Настоятеля в идеально чистых носках обошли вокруг стола, обрамленные колышущимся золотым подолом халата.
– Всегда? Разве ты не человек, послушник Чжу? Или ты уже стал просветленным? – Он остановился перед ней, она затылком чувствовала его взгляд. Он мягко продолжал: – Интересно. Если бы доказательства так явно не противоречили моим чувствам по этому поводу… я был бы готов утверждать, что наставник Фан никогда в жизни не выпил ни капли вина.
В его голосе звучала уверенность. От этого ее селезенку пронзил холод.
– Высокочтимый Настоятель?
– Это ты все подстроил, да? – Не дожидаясь ответа, Настоятель слегка ткнул носком ступни в Чжу. – Сядь.
И Чжу, поднявшись на колени, с ужасом увидела то, что держал Настоятель в обеих руках.
Два кувшина с вином. Тот, который Чжу оставила у наставника Фан, и точно такой же, который видела в последний раз во время веселой попойки в спальне послушников. Настоятель рассматривал кувшины.
– Забавно, что послушники совершенно одинаково нарушают заповеди, из поколения в поколение. – В этот момент его голос звучал весело. Потом веселье исчезло, и он резко произнес: – Мне не нравится, когда из меня делают марионетку ради грязных делишек другого человека, послушник Чжу.
Доказательство того, что она нарушила заповеди, в руках у Настоятеля. Охваченная ужасом, Чжу сама не понимала, как она осмелилась вместе с остальными послушниками нарушать мелкие запреты, считая себя точно такой же, как они. Веря, что она действительно Чжу Чонба. Она с болью подумала: «Может, так всегда будет, когда моя судьба меня настигнет, что бы я ни делала».
Но даже в тот момент, когда у нее возникла эта мысль, она в это не верила, не могла поверить.
– Достопочтенный Настоятель! – вскричала она, снова падая ниц. – Произошла ошибка…
– Странно, именно так говорил наставник Фан. – В голосе Настоятеля был гнев, который всегда грозил уничтожить виновника его неудовольствия. Во время последовавшей паузы Чжу слушала шелест деревьев во дворе и чувствовала, как пустота мало-помалу заползает в нее, как она ни боролась, ни плакала и ни сопротивлялась.
Над ее головой Настоятель издал такой неожиданный звук, что сначала Чжу даже не поняла, что это.
– О, встань! – произнес он, и когда Чжу подняла взгляд, она уставилась на него с изумлением: он смеялся. – Мне никогда не нравился наставник Фан, эта сушеная старая папайя. Он вечно порицал меня; считал, что следует сделать настоятелем самого благочестивого монаха. – Настоятель поднес ко рту один из кувшинов и, глядя ей в глаза поверх края горлышка, сделал несколько больших глотков.
– Зеленые сливы, не так ли?
Сам Настоятель нарушал запреты. У Чжу отвисла челюсть.
Глядя на ее лицо, Настоятель рассмеялся:
– Ах, послушник Чжу. Благочестивый человек был бы плохим настоятелем в наше беспокойное время. Ты думаешь, монастырь Ухуан продержался так долго в разгар восстания наньжэней и ответного удара монголов исключительно благодаря покровительству Небес? Ничего подобного! Я вижу, как надо поступить, чтобы отвести от нас угрозу, и делаю это, не обращая внимания на то, что монахи должны или не должны делать. О, я знаю, что в следующих жизнях поплачусь за это. Но когда я спрашиваю себя, стоит ли заплатить болью в будущей жизни за мою жизнь в настоящем, я всегда считаю, что стоит.
Настоятель присел и посмотрел в глаза Чжу, стоящего на коленях. Его обвисшая кожа была туго натянута изнутри и словно вибрировала: свирепая, совсем не религиозная радость человека, который добровольно отбросил все шансы достичь нирваны ради любви к жизни. И Чжу, уставившаяся на него словно завороженная, видела в нем свое собственное отражение.
– Знаешь, я тебя помню. Ты тот мальчик, который ждал у стен монастыря. Четыре дня, без еды, на холоде! Поэтому я всегда знал, что у тебя сильная воля. Но в тебе необычно вот что: самые волевые люди не способны понять, что одной воли недостаточно, чтобы гарантировать выживание. Они не понимают, что выживание зависит от понимания людей и власти даже больше, чем от воли. У наставника Фан воли было, конечно, достаточно! Но именно ты понял, что можно обратить против него более сильную власть, и именно ты сделал это без колебаний.
Ты думаешь о том, как работает этот мир, послушник Чжу, и это… вызывает интерес.
Он смотрел на нее так пристально, как никто никогда не смотрел. Она содрогнулась от его взгляда, страх накрыл ее, как тень хищника. Несмотря на то что его интерес, наверное, открывал перед ней возможность избежать
