Та, что стала Солнцем - Шелли Паркер-Чан

но даже если у него уже нет Мандата, он вряд ли отдаст власть. Он прикажет Великому князю Хэнань сделать все возможное, чтобы подавить восстание в этом году. А так как Красные повязки осмелеют, заполучив Сияющего Принца, хаос вокруг монастыря, несомненно, усилится, пока все не успокоится. – Лучи наступающего рассвета ярко осветили его лицо. Это был человек, который предвидит будущие трудности и не отчаивается, но чувствует упрямую уверенность в себе, потому что он уже сражался с трудностями в прошлом и выжил. – Несомненно, хаос несет опасность, – продолжал Настоятель. – Но и открывает новые возможности. В конце концов, именно благодаря хаосу мы переживаем момент, когда даже обыкновенные люди могут надеяться обрести величие. Разве вожди Красных повязок не обыкновенные люди? Но они верят, что могут противостоять князьям и императорам, и теперь, впервые за много столетий, это правда.

«Величие». Это слово раздуло угасший огонь воспоминаний Чжу. Ее захлестнули чувства, горячие и живые: восторг и изумление того момента, когда она впервые увидела величие царственных фигур Князя Хэнань и его сыновей, казавшихся крохотными внизу, на монастырском дворе. И еще более давнее воспоминание – воспоминание о комнате, освещенной свечой в той деревне, которую она так старалась забыть, – ее недоумение и грусть, когда она впервые услышала слово «величие» и поняла, что это слово из мира императоров, князей и генералов, к которому у нее никогда не будет доступа.

Там был мир величия, на той далекой равнине. Чжу смотрела на него и чувствовала внутри себя его притяжение. Это было не то чувство, которое посетило ее в возрасте двенадцати лет, – абстрактное любопытство: а что будет, если прыгнуть? Это было чувство, что она уже прыгнула. После прыжка, но до падения: тот момент, когда мир хватает твое тело и готовится отправить его обратно, на свое место. То было ощущение силы, которую нельзя преодолеть усилием воли, силы самого мира. Судьба, внезапно подумала Чжу. Ее охватило тревожное чувство, будто она встретилась с чем-то таким, что не способна выразить словами. Это было притяжение судьбы во внешнем мире, где создается величие.

– Как вам всем, молодым монахам, не терпится пережить приключение! – заметил Настоятель, увидев ее напряженный взгляд. – Как мне ни грустно лишиться твоей помощи, я могу, наверное, отпустить тебя на свободу на год или около того. Но, думаю, мы можем и здесь найти работу, соответствующую твоему мастерству больше, чем та, которой занимается твой брат монах Сюй. Как ты считаешь, после посвящения не сделать ли тебя первым послом монастыря Ухуан во внешний мир?

Притяжение усилилось; оно превратилось в давящую тяжесть в животе. Неужели после того, как она так много лет прожила в личности Чжу Чонбы, подавила в себе все отличия от него, так что даже Небеса поверили, что он и она – один и тот же человек, ее судьба изменилась? Но, не успев подумать об этом, Чжу уже поняла, что это не так. Эта тяжесть была обещанием неизбежного, и она рождала в ней не надежду, а страх. Она посмотрела вниз, с высоты монастыря, на далекий мир, где кипели хаос и насилие под аккуратным узором зеленого и бурого цвета, и поняла, что, хотя этот мир обещает величие, он также обещает превратить ее в ничто.

– Досточтимый Настоятель, вы так хотите обрушить на меня проклятие интересной жизни? – спросила она с напускной беззаботностью, изо всех сил надеясь, что Небо ее не слушает. – Мне не нужны приключения. Если вам не хочется меня отпускать, почему бы не оставить меня рядом с вами в ризнице, где я могу принести больше всего пользы?

Настоятель улыбнулся, довольный:

– Ах вот поэтому ты мой любимец, послушник Чжу. Не бойся, что жизнь на этой горе тебя разочарует! Вместе мы переживем эти перемены и приведем наш монастырь в эру Сияющего Принца, и после мы сможем насладиться радостями мира и процветания. – И он прибавил небрежно: – А когда мое время пройдет, я сделаю так, что ты станешь моим преемником, следующим Настоятелем монастыря Ухуан.

У Чжу дух захватило. Вот это обещание! В мыслях она увидела микрокосм монастыря: монахи-администраторы идут в контору, шаркающее сандалиями стадо медитирующих монахов, смеющиеся послушники в долине на только что вспаханных полях и над всеми купол золотистого неба. Маленький, безопасный мир. Он не был тем, чего ей так хотелось, потому что он спасал от того, чего она боялась. Но это было то, что она знала и над чем имела власть и что ей никогда не пришлось бы покинуть.

Она бросила последний взгляд на внешний мир. Белый шар солнца стремительно взлетел и остановился над самой высокой вершиной далеких южных гор, залив землю внизу бесформенным, слепящим сиянием. Когда она отвернулась, яркие пятна все еще плясали в ее глазах, и она подумала: «Если прыгнешь, умрешь».

Четыре громадных статуи в храме Небесных Императоров[12] свирепо смотрели вниз на шеренгу коленопреклоненных послушников. Стоящие позади них монахи тихо читали двести пятьдесят заповедей клятвы монахов. В носу у Чжу щипало от густого дыма тлеющего ладана, который застилал и без того тускло освещенный Храм, а ноги невыносимо болели – они стояли на коленях уже много часов. Сдавленные стоны, вызванные болью другого происхождения, стали доноситься до нее из шеренги послушников, по мере того как их одного за другим посвящали в монахи.

Затем Настоятель оказался перед ней, его лицо выражало особое понимание, касающееся только их двоих.

– Послушник Чжу.

Он взял ее голову в сильные прохладные ладони, а другие монахи поместили ей на голову двенадцать конусов ладана. Дым обволакивал ее лицо, его знакомый аромат смешивался с чем-то новым – с запахом ее собственной обожженной плоти. Было так больно, будто ее короновали горящими звездами. Решетка из света прожигала ее голову до самого мозга. По мере того как боль длилась, она менялась, уносила ее с собой. Ей казалось, что она парит в пустоте в центре вселенной, любой трепет жизни в теле доходил до нее через какое-то огромное расстояние.

– Чжу Чонба, ты всегда отличаешься от других. Ты даже не вскрикнул. – Настоятель смотрел на нее с усмешкой, когда монахи поставили ее на ноги, поддерживая с двух сторон, так как у нее подгибались колени. Голова горела от ужасной боли. На ней были только короткая нижняя рубаха и штаны, а теперь Настоятель набросил ей на плечи одежду из семи полотнищ. Она весила больше одежды послушников; ее тяжесть превратила ее в другого человека.

– Монах Чжу…

– Достопочтенный Настоятель! – Все подскочили, когда в Храм ворвался