Право на жизнь. История смертной казни - Тамара Натановна Эйдельман

на которого специально лили воду, заставляя опустить голову и выразить согласие на то, чтобы его убили. Мы не знаем, давили ли как-то на девушку, или же она действительно согласилась умереть. В какой-то момент во время долгой подготовки к смерти ее несколько раз высоко поднимали, и «она сказала в первый раз, когда ее подняли: "Вот я вижу своего отца и свою мать", – и сказала во второй раз: "Вот все мои умершие родственники, сидящие", – и сказала в третий раз: "Вот я вижу своего господина сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, – так ведите же меня к нему"». Были ли это обязательные ритуальные слова, или она действительно так думала?

Во всяком случае, в последний момент, как показалось Ибн-Фадлану, она начала колебаться, но отступать было поздно. Здесь, как и в случае с человеком из Линдоу и во многих других, явно видно излишнее, ритуальное насилие. В последний момент «вошли в шалаш шесть мужей из [числа] родственников ее мужа и все [до одного] сочетались с девушкой в присутствии умершего», после чего ее одновременно душили два человека, а старуха, которую Ибн-Фадлан назвал «ангелом смерти», втыкала в несчастную «кинжал с широким лезвием», вытаскивала его и втыкала снова.

Восстановление баланса

Смерть наложниц китайского императора или «девушки» на Волге не совсем жертвоприношения, скорее это ритуальные убийства. У «настоящих» жертвоприношений были совсем другие цели.

Если хоронили убитого, то жертвы могли быть принесены просто для успокоения его оскорбленного духа. Так Ахилл в «Илиаде» хоронит Патрокла. Многие детали здесь удивительным образом совпадают с тем, что в совершенно другое время и в другом месте увидел Ибн-Фадлан. Здесь тоже сначала «трижды вкруг тела они долгогривых коней обогнали»[47]. Затем были совершены жертвоприношения – по приказанию Ахилла убили «множество тучных овец и великих волов криворогих», причем Ахилл разбросал вокруг погребения их тела (значит ли это, что они тоже были разрезаны/разорваны на части?), затем были поставлены «с медом и с светлым елеем кувшины», после чего убили четырех коней и двух собак.

Все очень напоминает похороны руса, но есть существенные отличия: Патрокл пал в битве, у него нет ни жены, ни наложниц – он возлюбленный Ахилла, и великий герой знает, что скоро соединится с погибшим, так как ему предсказана гибель под стенами Трои – в знак их будущей встречи он бросает в погребальный костер Патрокла пряди своих волос.

Но всех этих богатых жертв недостаточно, чтобы успокоить душу Патрокла – показать, что за него мстят. Поэтому Ахилл отдельно сообщает ему, что он бросит тело Гектора на съедение псам, а еще: «Пленных двенадцать юношей, Трои сынов знаменитых / Всех с тобою огонь истребит».

Логика Ахилла понятна, но ведь в данном случае речь уже не идет просто о ритуальных убийствах, которые должны обеспечить спокойствие Патрокла в царстве мертвых, Ахилл мстит – он глумится над телом Гектора, убийцы Патрокла, и вдобавок убивает двенадцать знатных юношей, пусть даже не имевших непосредственного отношения к гибели его друга.

Примерно так же, по описанию древнего географа Страбона, поступали и германские племена: «Передают, что у кимвров существует такой обычай: женщин, которые участвовали с ними в походе, сопровождали седовласые жрицы-прорицательницы, одетые в белые льняные одежды, прикрепленные [на плечах] застежками, подпоясанные бронзовым поясом и босые. С обнаженными мечами эти жрицы бежали через лагерь к пленникам, увенчивали их венками и затем подводили к медному жертвенному сосуду вместимостью около 20 амфор; здесь находился помост, на который восходила жрица и, наклонившись над котлом, перерезала каждому поднятому туда пленнику горло. По сливаемой в сосуд крови одни жрицы совершали гадания, а другие, разрезав трупы, рассматривали внутренности жертвы и по ним предсказывали своему племени победу»[48].

В чем смысл этой казни пленных, которых можно было бы сделать рабами или обменять на собственных воинов, захваченных врагами? Это, конечно, жертвоприношение – его совершают «жрицы-прорицательницы», собирающие кровь в котлы, что практиковалось в самых разных странах, а затем еще гадающие по крови и внутренностям. Можно предположить, что все это делалось не только ради гаданий. Убийство пленных – месть, и одна из важнейших целей здесь – успокоить души собственных погибших.

Так жертвоприношения, казнь и месть оказываются связаны в один кровавый узел.

Желание успокоить дух убитого – сильнейший стимул для совершения жертвоприношений и для мести за его смерть. Перед нами – истоки довода о том, что смертная казнь нужна, потому что смерть невинного человека не может остаться неотмщенной и его родственники успокоятся, только увидев наказание убийцы.

Исландские саги полны рассказов об убийствах – и о мести за них. В каких-то ситуациях такие дела решались на народном собрании – тинге, и виновного могли поставить вне закона – это означало, что любой имел право убить его и человек, не покинувший в такой ситуации родину (а это, вспомним Каина, всегда считалось страшным наказанием), оказывался изгоем. При этом саги буквально переполнены рассказами о матерях, которые требуют от сыновей отомстить за отца или брата, даже если убийство произошло очень давно. В «Саге о людях из Лаксдаля» мать подъезжает с сыном к хутору и спрашивает: «"Кто здесь живет?" Он отвечал: "Тебе это известно, мать". Тут Торгерд стала тяжело дышать: "Конечно, мне известно, – сказала она, – что здесь живет Болли, убийца вашего брата, но вы, оказывается, очень непохожи на ваших именитых предков. Вы не хотите отомстить за такого брата, каким был Кьяртан. Так никогда не поступил бы ваш дед Эгиль. Худо иметь тяжелых на подъем сыновей. Мне кажется, что вам бы в самом деле больше пристало быть дочерьми вашего отца и выйти замуж. Теперь становится очевидным, Халльдор, что, как говорится, в каждой семье не без урода…" Тут Халльдор отвечал: "Не тебя придется нам винить, если мы забудем об этом"»[49].

Знаменитая история, произошедшая в XIV веке на Руси: тверской князь Дмитрий Михайлович Грозные Очи повстречал в Орде московского князя Юрия Даниловича – человека, виновного в гибели его отца. Дмитрий Михайлович наверняка знал, чем ему грозит обнажение оружия перед ханом – у монголов это считалось тягчайшим преступлением. Но это его не остановило. Он тут же выхватил меч и