Конец Пути (СИ) - Орлеанский де Грегор

— Есть ли какие — то известия для меня, Эшфорд?

— Да, мой генерал. Сразу три.

— Начни с самой хорошей.

— Сегодня ночью прибыл один из "министерских" отрядов в количестве двадцати человек. Сейчас они находятся возле Ставки, по приказу полковника Аккермана.

— Да? Что же, нам давно нужно было усилить охрану штаба. А теперь, с чуть ли не самыми верными людьми, это будет куда проще.

— Дальше… Генерал Ган сообщил, что его войска застряли на одной из станций. Он направил вперёд половину снаряжения, ибо ему надо ставить оборонительные рубежи.

— А вот это уже плохо. Части Гана… Ну, ладно. Продолжай.

— И последнее. Ваш министр транспортных путей, господин Оливье, сообщает, что на станции сейчас полно жителей города. Они хотят уехать.

— Час от часу не легче. Доберёмся до телеграфа — раздам приказы. Начальник жандармерии прибудет в 9 часов?

— Да.

— Хорошо. Пока что день начинается лучше, чем предыдущий.

Они приехали. Генерал с ещё большим удовольствием отметил, что у Ставки его ждал министерский отряд. Одетые в украшенные различными золотыми нашивками отличительные знаки, с идеально начищенными винтовками, они проводили строевые учения.

Как только генерал вышел, они бросили своё занятие и встали в шеренгу. Шаг вперёд сделал их офицер, сжимающий в руках длинную саблю.

— Ваше Высокоблагородие, приветствуем Вас в Ставке. Я капитан Дункан. Приказывайте.

— Напоминает мне почётный караул, какой часто устраивали перед повышением… Кхм. Я назначаю Вас, капитан Дункан, начальником охраны нашей Ставки.

— Благодарю, мой генерал!

Капитан Дункан был одним из тех, кого можно с удовольствием, без угрызений совести, назвать благородным псом. Ибо он был верен хозяину, как собака, но в то же время всем своим видом давал понять, что он нечто большее, нежели обычная сторожевая шавка.

Они тут же разбежались по своим позициям. Но дверь до сих пор охраняли люди, которые участвовали в той перестрелке с восставшими.

Охрана открыла ему дверь, и генерал вновь зашёл в свою Ставку, которую одновременно любил и ненавидел. Его встретил Аккерман. Такое ощущение, будто он ночует здесь. Настоящий домовой, если так можно выразиться.

— Ваше Высокоблагородие, разрешите обратиться?

— Разрешаю.

— Начальник жандармерии прибыл и ждёт Вас.

— Хорошо. Отправьте сообщение министру транспортных путей столицы. Скажите, что все мужчины, находящиеся на станции, должны быть отправлены в ближайшие пункты призыва в армию.

— Есть, мой генерал!

— Выполняйте.

Он показал Эшфорду, чтобы тот сторожил дверь кабинета генерала. Затем, он подошёл к ней, и вошёл внутрь.

Это была просторная комната. Когда — то давно здесь находилась комната для совещаний городской управы, но сейчас здесь было много досок с нарисованными там планами, гигантская карта страны, а так же, карта поменьше. Это была детальная карта города и окрестностей.

На стуле для гостей сидел человек и курил сигарету. Едва генерал вошёл, он тут же встал.

— Майор Дюпен по Вашему приказу прибыл, сэр!

— Вольно. Приветствую Вас в Ставке, майор Дюпен. Давайте сразу к делу, если Вы не будете против.

— Не против.

Майор Дюпен был из офицеров старой закалки. Он служил ещё в императорской армии, и перенял часть их порядков оттуда. Например, беспрекословное повиновение приказам командира среди своих подчинённых, а так же создание некоего культа офицерства. Именно его идеей было создание "выступлений неудовлетворённого офицерства" во время волнений в республике.

Он сел обратно на свой стул. Тот немного скрипнул под ним, но никто не предал этому значению.

— Как Вы оцениваете работу жандармерии нынче? Я слышал, не без проблем всё складывается.

— Мой генерал, я не принимаю во внимание никакие слухи. Но если Вы ждёте от меня оценки, то я скажу так: в таких условиях, я делаю всё, что в моих силах. Мои люди неустанно следят за порядком. Наши граждане стали словно звери! Убивают, нападают, грабят… Ну, приходится принимать меры.

— А как у Вас обстоят дела с… Мятежными солдатами?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Не знаю никаких мятежных солдат. Все верны нашей республике и выполняют свой долг с честью.

— Вчера я пересёкся с мятежниками. Имел с ними дело, скажем так. Они…

— Это единичный случай! Если такое произошло, то я готов взять на это ответственность, — тут же воскликнул Дюпен, прервав генерала. Тот был явно недоволен.

— А как Вы объясните тот факт, что отряд из двадцати человек жандармерии вчера напал на Ставку, когда мы имели смелость остановить их?

— Я… — голос сразу изменился. Если раньше он говорил звонко и громко, то теперь же было понятно: этот человек поник и был сражён наповал данными новостями, — я не понимаю, о чём речь.

— Капитан Лонгин Ваш подчинённый?

— Да! Замечательный человек, верный солдат.

— Он вёл отряд, что напал на нас вчера.

— Я…

— А чуть позже, в тот же день, мятежники чуть было не захватили железнодорожную станцию, наш единственный транспортный узел. Благо, я вовремя туда прибыл с инспекцией. Это Вы называете единичным случаем?

— Я даже не знаю, что и сказать… Видимо, следует усилить меры.

— Ничего Вы усилять не будете. Сегодня, с 9 часов утра, будет принят в действие мой указ касаемо столичной жандармерии. Вы обязаны отправить половину личного состава в штаб северного фронта, где Ваши подчинённые перейдут под командование генерала северного фронта.

— Помилуйте! Кто же тогда будет охранять порядок в городе?

— Я смотрю, Ваши жандармы идеально сохраняют порядок, грабя и терроризируя население. Мне приходили сотни жалоб, что жандармы арестовывают ни в чём неповинных людей и отнимают их имущество. Доходило даже до смертей! И теперь среди них появились мятежники! Вы отдаёте себе отчёт о случившемся?! — вот оно. Голос генерала поменялся. Он был злым и чуть ли не кричал от переполнявшего его гнева. Когда он был майором, за такое его сослали на гауптвахту на две недели.

— Все действия моих жандармов были направлены на поддержание порядка в военное время. Если простые люди не понимают языка закона, значитзначит, поймут язык силы. А что касаемо мятежников — война есть война! А мятежников будем карать проверенными методами, — пытался успокоить Дюпен генерала. Но безуспешно. Тот наоборот стал ещё более злым от таких отговорок и попыток оправдаться.

— Мне не нужны офицеры, которые будут зверствовать над измученными гражданами. Мы находимся в гигантской пороховой бочке. И Вы своими действиями разводите под ней костёр.

— Я лишь делаю то, что необходимо! — голос Дюпена поменялся. Он стал крайне злым и еле сдерживал себя. Казалось, ещё секунда, и он вскочит со своего места, опрокинув стул, а после начнёт ходить по комнате, и каждый его шаг будет отдаваться яростью.

— Как и я. Отныне Вы не являетесь командиром жандармерии. Я не могу лишить Вас воинских званий, так как не наделён такими полномочиями… Но наказать за такое могу. Вы отправляетесь вместе с половиной своего личного состава на северный фронт, и будете участвовать там в военных операциях.

— Да как ты смеешь?! Я служу государству больше двадцати лет! — майор Дюпен встал со своего стула, и, ударив кулаками об стол, посмотрел генералу в глаза. Вот она, схватка двух чанов с чистой злостью внутри. Но…

— Вот и сейчас, Вы верно послужите ему, помогая нам выиграть в войне, — спокойствие постепенно овладевало генералом, его голос поменялся… Такое чувство, будто вместо того гневного и красного от злости человека пришёл другой, спокойный и мирный. — Я отправляю Вас в штаб северного фронта. Отныне в городе Ваша служба закончена.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вы нажили себе опасного врага, генерал!

— Вы угрожаете мне?

— Нет, я Вас предупреждаю!

— Вот и хорошо. Конечно, Вы слишком умны, чтобы угрожать мне. Ведь тогда приговор один — тюремная камера. Я Вас прощаю на этот раз.

— Мне Ваше прощение до лампочки!