Золотой медальон - Марта Шрейн

В этот вечер у меня состоялся с Элей откровенный разговор. Я признался, чем занимаюсь, какой опасности подвергаюсь.

Эля заплакала:

— Как я буду одна без тебя? А если тебя посадят в тюрьму?

— Не волнуйся ты так, постараюсь быть осторожным. Ты меня не правильно поняла. Мы поженимся. Станешь моей женой, но тайной. Не хочу, чтобы милиция знала о тебе.

— А мама твоя? Она согласится на нашу женитьбу?

— Мама выздоровеет, и мы скажем ей.

— А когда мы поженимся?

— Когда стану богатым.

— Это долго будет, — грустно отозвалась Эля.

— Может не долго. Не думай об этом. Завтра встретимся в овраге и снова пойдем на Летовку, к нашим скалам.

Мы вместе легли на ее кровать и стали мечтать, как будем жить. И потом, обнявшись, крепко уснули.

Прошел месяц. Витька в сарай не наведывался. А солнце грело все сильней, но мама никак не выздоравливала. Я совсем забросил школу, хотел все время быть с Элей. Часто навещал мать, сидел с ней на скамейке и, чтоб отвлечь ее от болезни, рассказывал о своем детстве, о матушке, о жизни в поместье. И обещал ей:

— Когда выздоровеете, увезу Вас, мама, на юг. Там заведующая санаторием. Она считает меня, вроде, как за сына и примет на работу, а учиться буду в вечерней школе. Мама, на юге море и вы совсем выздоровеете. — Но не понимал и сам, каким образом мне удастся это предприятие.

Мама только держала мою руку, и рука ее была такая слабая и худая, что мне хотелось плакать от бессилия. И все потому, что у нас все отняли, а я еще не взрослый, у меня нет никаких прав.

— Как жить собираешься, сынок? — грустно спросила однажды мать, а я, вспомнив советы Ивана Ивановича, уверенно ответил:

— Получу высшее образование и стану богатым, в партию вступлю, пост большой будет у меня.

— Гошенька, ты так уверенно ответил, что я тебе поверила. У тебя все получится. Только девочку эту, Элю, ведь ты ее любишь, не оставляй однц. У нее золотое сердце. Я бы спокойно оставила этот мир, если бы знала, что вы когда–нибудь поженитесь и ты будешь с ней счастлив.

— Мама, обещаю сделать так, как Вы мне советуете, — ответил ей я и потихонечку повел ее в палату, куда уже в белом халате мне на смену входил Аристарх.

Лида стала нам с Элей помехой. Теперь она ночевала дома, а нам ничего не оставалось, как встречаться днем за угольным сараем, убегать на Холодное озеро или на Летовку. Возвращались как всегда порознь. Но даже в разлуке моя любовь всегда была со мной. Мне казалось, я слышу, как она за стеной тихо дышит, и радость поселялась в моем сердце.

Однажды в воскресенье, на рассвете, «зазвонила» моя сигнализация. Бывало, что кто–нибудь пытался украсть у кого–нибудь из сарая уголь или дрова. Но я почему–то сразу решил, что это Витька открывает сарай и уснуть уже не мог.

— Интересно, что он там спрятал? — спрашивал я себя, и как только окончательно рассвело, взял угольное ведро, спички и пошел в сарай. Ломом сбил замок с двери сарая, потом с его погребка, чтобы он не на меня подумал. Мне же он дал ключ. Открыв крышку погребка, зажег лучину и посветил во внутрь и обнаружил старый рыжий портфель, перевязанный ремнями. С трудом, развязав ремни, открыл его. Как мне и думалось, в нем были ювелирные изделия. Завтра откроется магазин и начнут искать вора. Найдут Витьку, а он признается, где прячет, т. е. у меня. Нет уж, — решил я, — у меня уже есть опыт закапывания вещей. Нужно перепрятать. А куда? Где не догадаются искать? На берегу Холодного озера. Пришел ответ. Не задумываясь больше, прикрыл крышку погребка, взял штык лопаты, портфель, и затворил дверь сарая, оглянулся, нигде, никого и направился к Холодному озеру. Прежде, чем спуститься в его кратер снова оглядел прилегающую местность. Похоже, люди в воскресенье высыпались. Выбрав ориентир от валуна, с этого берега до противоположного, выкопал в твердом грунте яму до 80-ти сантиметров и, прежде, чем спрятать портфель, открыл его. Меня не интересовало все то, что там блестело, сверкало. Было ясно, мы с Элей теперь богаты. И судя по тяжести, там было не менее семи килограммов. Очень хотелось что–нибудь подарить моей девочке, но я понимал, делать этого никак нельзя. Закопав портфель, притоптал грунт, излишки грунта разбросал, и место клада присыпал песком, и даже сходил к озеру, и несколько раз принес в ладонях воду, побрызгал, чтобы скорей проросла там хоть какая–нибудь растительность. А лопату спрятал на противоположном берегу озера напротив закопанного клада и насыпал над ней горку гравия для приметы. Ступая по холмам, спустился к оврагам совсем с другой стороны.

Теперь нужно было вернуться к сараю и затем в дом, чтобы убрать следы сигнализации. Справился с этим я довольно быстро. На всякий случай выбросил наружный замок. Вернулся в дом и услышал, как Лида протопала на каблуках к нашей общей наружной двери. Вот только не знал, ушла Эля в школу или нет. Оказалось, ушла. Наверное, Лида проследила за этим. Я пошел в магазин, купил молока, булочек и пошел на утреннее свидание к матери.

Никогда не думал, что нечаянно свалившееся на человека богатство, может так преобразить его. Конечно, я не мог им воспользоваться, но сознание, что ты богат, придает уверенность. Думать, что будет, если Витька сам захочет перепрятать награбленное, или попытается проверить, на месте ли оно, мне не хотелось. В конце концов не станет он меня трогать. Витька вор, а не убийца. Да и другие из нашей шайки знали, что он погреб в моем сарае выкопал. Но тревога за себя не отпускала меня.

Мать заметила мое возбуждение и спросила:

— Что–нибудь случилось, Гошенька?

Я отвечал:

— Маменька, случилось. Расскажу, когда вас выпишут домой. Случилось хорошее. Это про меня и Элю. — Поменял тему разговора, — завтра Эля приготовит тебе вареники. Ты с чем больше любишь — с картошкой или с творогом?

— Ой, Гошенька, здесь хорошо кормят. Кушайте сами. Вы растете, вам силы нужны. Иди домой, малыш, я спать хочу, а завтра расскажешь мне про свое «хорошее».

Вернувшись домой, я лег на кровать. Жадно прислушивался к звукам в коридоре, не возвращается ли Эля со школы. Мне хотелось сообщить ей, что мы теперь богаты и можем пожениться. Но не дождался и задремал. Очнулся от легкого стука. Вскочил, распахнул дверь. За ней стояла моя девочка.

— Мне скучно, — пожаловалась она.

Схватив ее за руку, втащил в комнату, накинул крючок на дверь и торжественно объявил:

— Сегодня мы с тобой поженимся на Летовке. Надень самый лучший сарафан, заплети лучшие ленты в косы и пойдем. Только сначала пообедай, а я буду тебя ждать, как всегда, в овраге.

Мое праздничное настроение передалось и Эле.

Мы шли, держась крепко за руки. Снова пили воду степного колодца из ладоней друг друга и плескались. Я заметил, зубки Эли за зиму выровнялись и, когда она смеялась, сверкала ими сразу обоими рядами.

От колодца мы пошли далее лощиной между двумя холмами, где трава была высока и еще очень свежа. Шли и молчали. Остановились на поляне из разноцветных цветов. Я предложил:

— Давай снимем с себя все и останемся просто нагишом. Кого нам стесняться? Здесь никого, кроме птиц, нет.

— Давай, — согласилась Эля. И, смущаясь, сняла сарафанчик, прикрыв грудки обеими руками.

Я тоже скинул с себя рубашку, подошел к ней и мы легли на влажную мягкую траву, разделись донага и предались любовным играм. Только теперь она была вся моя и сняла запрет с того, что находилось в промежности, наслаждаясь моими ласками. Потом Эля приняла меня в себя и, мы оба удивились тому, что с нами происходит, и откуда мы знаем, что все должно быть именно так, а не по–другому. Нам ведь никто об этом не рассказывал. Мы долго еще лежали обнаженные в обнимку. Она так и запомнилась мне на фоне изумрудной травы. Теперь мы стали с ней едины, телом и душой.

Мне хотелось признаться Эле в том, что у нас много золота, но, вспомнив слова Ивана Ивановича «не впутывай Элю», я прикусил язык.

Прижавшись ко мне, она спросила

— Мы не будем жить вместе?

— Не будем в одной комнате, пока. Потерпи, я всегда с тобой. Завтра мы скажем моей маме.

— А Лиде признаемся?

— Нет, нельзя. Пусть только мы вдвоем и мама моя знает.

Вечером мы с Элей вывели маму в дальний угол сада, посадили на скамью, и я попросил ее:

— Мама, это то хорошее, что я хотел тебе сказать. мы вчера поженились. Я люблю Элю.

— Мы любим друг друга! — с жаром поддержала меня Эля.

— Как поженились? — изумилась мать, но тут же справилась с собой, — Даже не знаю, что сказать. Вы еще так юны, почти дети… Ну, раз уж вы поставили меня перед фактом, будьте счастливы. Мне очень хотелось, чтобы вы когда–нибудь поженились, но так рано…

Эля с жаром ответила:

— Я так рада, что у меня теперь есть мама, это Вы, тетя Лена, теперь я вам буду дочкой. Вот увидите, мы с Гошей будем хорошо жить и вы с нами. Гоша увезет нас на юг. Там персики зреют. Правда, Гоша?