Золотой медальон - Марта Шрейн

В этом 1973 году я уже работал первым заместителем председателя крупного района, защитил кандидатский минимум. Моя кандидатура выдвигалась на пост председателя горисполкома. То есть по–нынешнему мэром города. Да, небольшого, но города, где был огромный металлургический комбинат. Как номенклатурный работник со своим политехническим образованием, я мог рассчитывать на должность генерального директора этого комбината, а оттуда до министерства рукой подать. И в этом 1973 году, заканчивался мой «срок отсидки», надо полагать, сначала в детской, потом во взрослой колонии, об этом забывать не приходилось. И еще мне вдруг поверилось, что Эля появится на моем горизонте. И еще. Инна мне надоела до чёртиков. Нужно было так же обрести независимость от нее. Она это почувствовала и решила убить во мне веру в собственные силы, как она в свое время сделала это со своим мужем. Стала издеваться над моим умом, над моими взглядами, желая сделать меня посмешищем в собственных глазах, отлично понимая, что я сейчас в ее сетях. А вырваться из них, значит утратить карьеру. Что касается компромата, он был заготовлен у нее на всех и, наверняка, на меня в первую очередь. Одного Инна не понимала, почему, несмотря на все ее усилия, я сохраняю спокойствие, не поддаюсь ее уничтожительному зомбированию. А «ларчик просто открывался», мне и без нее теперь можно было подняться с помощью взяток. На склоне «Холодного озера» все еще лежал портфель с драгоценностями, Чтобы окончательно отделаться от Инны, вступил в заговор с ее мужем Геннадием. Да, он знал о наших отношениях с его женой и, к моему удивлению, был этому рад. И даже жаловался мне:

— Она никогда не любила меня. Замуж ей нужно было выйти, чтобы поднять свой престиж. Другие ее боялись и замуж не брали. Хотя, согласитесь, как у женщины, у нее все на месте, кроме души. Вот это отсутствует. В пору своей молодости, мне казалось, я был человеком незаурядным. Да, не вышел ростом, не красавец. Но тогда я верил в себя. И как я мог быть с ней в постели хорошим любовником, когда боялся ее насмешек и, естественно стал избегать ее постели. Она радуется моим командировкам, чтобы встречаться с вами. Ей и в голову не приходит, что половина командировок надуманные. У меня на стороне хорошая женщина и ребенок. Но как я избавлюсь от моей гремучей змеи?

— Да очень просто, — посоветовал я. — Вы объявляете ей, что отправляетесь в командировку. Она заманивает к себе меня, а вы возвращаетесь со свидетелями, якобы командировка сорвалась. Она не открутится.

— А как же вы? Разве вам не грозит это отрешением от должности?

— Что Вы, я же не женат, мне все простительно, сбегу через окно, а Вы не узнали меня. Так мы оба от нее отделаемся. Вы отомщены и свободны. Я тоже. По рукам?

— По рукам, — согласился Геннадий.

Мы договорились о времени исполнения нашего плана и разошлись. Надо будет напомнить читателям нового поколения, которые уже ничего не знают об ушедшем строе, у заместителя председателя исполкома большого центрального района — была огромная власть, власть над людьми. Поскольку и я, и мне подобные, жили практически, при коммунизме, получая все блага из общего советского котла бесплатно, то каждый из подчиненных мне директоров, боялся меня, боялся потерять свое доходное место. Скажем, если ты заведующий товарной базой, у тебя импортные дефицитные товары, а также ковры, меха и прочее, что простым людям не доступно. Но у тебя нет бесплатных продуктов: мяса и колбас, которые имеются у директора мясокомбината, и нет сладких товаров, которыми самолично распоряжается директор кондитерской фабрики. А сколько еще полезных директоров? «Ты мне, я тебе» — советский негласный лозунг. Все директора еще и депутаты, и члены коммунистической партии, и только потому руководители. А депутаты под «моей рукой». Отбери я депутатский мандат, или намекни партийным органам (а «рыльце у каждого в пушку») — нет депутата, нет руководителя, а вместе с этим уходит из–под ног единоличный коммунизм. Ах, об этом и говорить не хочется. Ну вот, например, распределение квартир во вновь построенном доме, в районе парка у единственного озера в области, не считая Холодного. Мне выделила двухкомнатную квартиру жилищная комиссия нашего района. Я же и председатель этой комиссии, как и других. Я один. Мне положено двухкомнатную. Но платить за новую мебель и ковры не хочется. Значит, директор мебельного магазина оформит мне импортную мебель по бросовой цене, как бракованную «разбитую в дороге» при перевозке, списанную, и бракованные «молью поеденные» ковры. А это значит и я не должен оставаться перед ним в долгу, квартиру в новом доме ему нужно выделить. Утверждаю, коммунизм был в нашей стране. Простые люди не заметили его.

Теперь, когда я вступил в заговор с мужем Инны, Геннадием, появилась надежда освободиться от опостылевшей любовницы, без отрицательных для себя последствий. Мне без нее нужно продержаться всего лишь каких–нибудь шесть месяцев, для того, чтобы утвердили на пост главы города. И в ход должны пойти взятки. Денег я, конечно, не скопил. Но настала пора навестить берег Холодного озера, взять оттуда с килограммчик драгоценных изделий и, «изучив спрос» тех, от кого зависит моя дальнейшая карьера, проигрывать в карты нужные размеры перстней с драгоценными камнями для них самих, их жен, дочерей и любовниц. У многих дочери на выданье, а я — перспективный, завидный жених. Кто–нибудь, прочтя эти строки, может спросить меня: «Зачем же тратить богатство на власть?» Отвечаю: «Власть вернет мне все сторицей, если подняться до того уровня, когда можно получить и свое наследное имение в виде государственной дачи, свою землю там, прислугу, обслуживание. А если стать, например, заместителем министра внешних торговых отношений или там тяжелой и нефтяной промышленности, а еще лучше пробраться в дипломатический корпус, деньги можно вывозить чемоданами за границу. А они в Швейцарском банке обеспечиваются валютой». Я уже в 1973 году предвидел развал СССР. Аппетиты партийно–советской верхушки все возрастали. А партийный устав тормозил воровство. И главным грабителям страны все чаще приходил на ум лозунг римских императоров «разделяй и властвуй». И чем я выше поднимался по социальной лестнице, тем явственней чувствовал, Советский строй никому больше не нужен. Еще каких–нибудь 20 лет страна будет катиться вниз, пока не распадется отдельные автономии. И мне отпущены только эти годы, чтобы подняться, или, оставшись чистым человеком, стать оппозицией, Дон Кихотом и упасть на дно. Нужно думать о семье, которой у меня еще нет. но о которой мне приходилось все чаще задумываться.

Теперь Инна тормозила мой рост. Продвигать меня вперед значит потерять. Она это отлично это понимала И конечно имеются проблемы и с другими женщинами. Одна из них, секретарь комсомольской организации рыбохолодильного завода Ульяна написала на меня заявление в райком партии, что она беременна от меня, чтобы меня призвали к порядку и обязали жениться. Это была откровенная ложь. С этим, как я уже говорил, я всегда был особенно аккуратен. Позорить предков тем, чтобы произвести наследника лишь бы от кого, я не собирался. Но Ульяна со своим напористым характером, пригрозила мне, что в случае отказа будет писать дальше. Письмо легло на стол «моей Инне» как раз накануне нашего с ее мужем заговора против нее самой. И она официально пригласила меня к себе в кабинет.

— Что это такое? — швырнула она мне лист бумаги, на котором Ульяна излагала свои отношения со мной в той форме, как она сама их себе нафантазировала.

Гнев Инны мгновенно иссяк, когда я, пробежав глазами кляузу, спокойно ответил:

— Сама видишь, никто не собирается продолжать с нею связь. Я был нетрезв и, не знаю как оказался с нею в постели. Кроме тебя мне никто не нужен. И если бы не твой муж, который стоит между нами, я бы давно женился на тебе. Никакая другая по красоте не может сравниться с тобой.

Кажется, Инна потеряла дар речи, настолько я был убедителен. И пока она не опомнилась, попросил ее:

— Избавь меня от Ульяны. Обещаю тебе, это больше не повторится.

Инне польстило то, что я между двадцатидвухлетней и незамужней Ульяной и ею, не свободной, тридцатишестилетней, выбрал ее. Она пробурчала:

— Ладно, избавлю. Но чтобы это было в последний раз.

На радостях я задал ей вопрос, который она ожидала:

— Когда мы увидимся?

— Как только муж отправится в командировку, позвоню тебе. — ответила довольная Инна.

Я поцеловал ее в щечку и оставил в кабинете, удивляясь самому себе: «Однако, на какие интриги толкают тебя сложившиеся обстоятельства!» Но чувствовал, что против Ульяны нужно еще что–то предпринять, чтобы уж окончательно обезопасить себя. И, в свою очередь, вызвал ее на беседу уже в свой кабинет, в рабочее время, после того, как та побывала в руках моей «садистки Инны».