Фотограф - Татьяна Тиховская

– Опять ты за свое! Не хватит ли? Мне теперь что, и не курить вовсе?

Граф хотел обратить все в шутку, но увидев, что Ален вновь готов впасть в истерику, заверил:

– Ладно, ладно! Обещаю! – Граф все же раскурил сигарету, но спичку демонстративно затушил и аккуратно опустил в пепельницу.

Граф решил сегодня не отпускать от себя Алена, пока тот не успокоится вовсе.

– А ты ко мне вовремя приехал. Я хочу сегодня свою свору выгулять в лесу. Так ты мне с погрузкой не поможешь ли?

Ален апатично согласился, не особенно вникая в суть просьбы. Граф оделся и, позвав Алена и кликнув Василия, направился в кафе.

Только когда Граф, Ален и шофер грузовичка погрузили клетки с волками в кузов, до Алена стало доходить, что затеял Граф. Если какие сомнения и были, то когда в глубине Венсенского леса они в обратном порядке клетки выгрузили, Ален взволнованно спросил:

– Ты что, хочешь их отпустить гулять без присмотра?

– Отчего же без присмотра? С Василием.

– Ну, нашел пастуха! Слушай, Граф! А ты, часом, сам не спятил? – с беспокойством спросил Ален.

– Ага, голос прорезался. Значит, на поправку пошел! А вот Василия ты зря не дооцениваешь! Он стаей знаешь, как правит! У него дисциплина железная. А волки! Они жуть какие умные! Боюсь, нам, людишкам, до них расти и расти. На воле они все за одного! На марше впереди идут самые слабые и больные. Они задают темп. Оно если темп будут задавать сильные – эти отстанут и погибнут. Но, если наскочат на засаду – то убьют передних, самых слабых, значит. За ними выстраивается с пяток матерых волков – это их передовой отряд. Посередине – самки, волчицы. Это главная ценность стаи. И самцы берегут их как зеницу ока. За самками опять матерые волки. А позади всех идет сам вожак. Чуть в отдалении идет, так как ему необходимо видеть всю стаю целиком и наблюдать за их передвижение. Вот мой Василий и есть их вожак. Я с ним по маршруту раз-другой прошелся, пока он запомнил. И теперь ни один волк из моей стаи с тропы не сойдет. Василий не позволит.

Шофер грузовичка, как только помог с разгрузкой, залез в кабину, надвинул кепку на глаза и задремал. Когда Граф подошел к первой клетке, чтобы открыть запор, Ален предпочел тоже спрятаться в кабину и наблюдать за животными через окно. Волки поодиночке выходили из клеток и в самом деле, выстроившись в цепочку, потрусили друг за другом по едва заметной лесной тропинке. Замыкающим бежал Василий. Только тогда Ален выбрался из кабины, предусмотрительно спросив:

– И сколько же они будут гулять?

Граф усмехнулся:

– Трусишь маленько? Часок у тебя есть, отдыхай. День-то сегодня какой!

День был и вправду хорош. Воздух наполнял смолистый запах молодых почек, которые не сегодня – завтра превратятся в обильную молодую листву. Через прошлогодний дерн пробивалась шелковистая зеленая травка. Вовсю распевали всевозможные пичужки.

Граф растянулся на траве и закрыл глаза. Ален присел рядом – немного опасался, что сейчас из чащи выскочит один из питомцев Графа, одуревший от свободы и с проснувшимся инстинктом хищника.

Слышалось назойливое карканье вороны.

– А ведь где-то неподалеку труп животного, – прервал молчание Граф, не открывая глаз.

– Почем ты знаешь? Может, вороны твоих же артистов испугались, – возразил Ален.

– Да нет! Я то уж знаю. Каркают в одном месте, не перемещаются. И голосов становится все больше. На падаль слетаются. А про волков скорее сороки растрезвонят – они любят посплетничать.

День прошел хорошо. Спустя примерно час, как и предполагал Граф, волки так же один за одним выбежали из леса и стали вертеться возле своих клеток. Ален все же заблаговременно укрылся в кабине.

Животных заперли, погрузили и благополучно вернули в кафе.

Изнанка кафе совсем не такая блистательная, как его парадный фасад.

Для артистов – тесные гримерки, заваленные сценическими костюмами, париками, шляпами, гримом и перегороженные неизменной ширмой. Здесь же, за кулисами находятся клетки-вольеры с животными и стойла цирковых лошадей. Над головой в заднике сцены виднелись основания декораций, похожие на ряд зубов гигантских фантастических чудовищ.

Сложная сеть узких коридоров, выкрашенных масляной краской в серый мышиный цвет, приводила в самые неожиданные закоулки. По обеим сторонам коридора тянулись двери. Все подсобные помещения тесные, захламленные и никак не вяжущиеся с мыслью о вечерних платьях, музыке, шампанском. Крутые лестничные ступени вели то вверх, то вниз и непосвященному казались запутанным лабиринтом.

В конце коридора, несколько неожиданно после полумрака, сверкала застекленная кухня. Тут было царство кафеля и стали. Сновали взад и вперед многочисленные повара и поварята, таскали тяжелые котлы, стопки тарелок, огромные блюда, подносы. И так целый день, за исключением совсем небольшого перерыва перед рассветом.

Для посетителей – бархат, зеркала, сусальная позолота, швейцары, похожие на генералов и непрекращающаяся череда эстрадных выступлений. Все ради того, чтобы посетители в зале не переставали платить втридорога за еду и напитки.

Пока Ален был с Графом, ему удавалось держать в узде свои опасения. Но когда он вернулся в опустевший дом, страхи ожили вновь, и спать он лег с тревожной мыслью, что же теперь произойдет?

6

Ничего, однако, не происходило.

Ни на следующий день, ни через день. Графа он увидел живым, здоровым и жизнерадостным. Он заговорщицки подмигнул Алену, но разговор на больную тему не заводил.

Дни неизменно сменяли друг друга. Город начинал изнывать от жары, хотя май только начался. Горожане жили в предвкушении грандиозной Колониальной выставки.

Власти к выставке продлили линии метро, расширили некоторые бульвары и улицы. Многие парижане уже побывали в Венсенском лесопарке, где с немыслимой скоростью возводились павильоны и макеты экзотических зданий.

Владельцы увеселительных заведений спешно расширяли залы, завозили дополнительные запасы продуктов, спиртного в ожидании наплыва приезжих и в предвкушении солидного дополнительного дохода.

Алену поступило официальное предложение принять участие в выставке фотографий «Париж», которой тоже нашлось место среди многочисленных экспозиций. Только вот незадача! Устроители выставки настаивали на предоставлении портрета автора. А у Алена собственной фотографии не было ни единой!

Владелец кафе, боясь упустить бесплатное развлечение для своих посетителей, убедил Алена все же начать с его кафе. Для апробации, так сказать.

Ален согласился. Он принес свои самые удачные снимки. А потом застенчиво достал фото Жожо, Жюли и Эйры и показал их хозяину кафе со словами:

– Вот, принес на всякий случай. Снимки отличные, особенно с Жюли. Но, возможно, зрителям жутко будет смотреть на фотографии погибших, как Вы считаете?

– Искусство выше предрассудков! – высокопаро произнес хозяин. А про себя подумал: «Святая простота! Как же: жутко! Да на эти фотографии придут глазеть в первую очередь!».

Фотографии и вправду вызвали интерес.

Тянуть дальше было некуда: Ален занялся автопортретом.

Для съемки он оделся особенно тщательно. На нем была рубашка с закругленными уголками мягкого воротника, бабочка; в петлице – бутоньерка.

Он долго тщательно выставлял софиты, множество раз менял высоту стула. И хотя испортил несколько снимков, но в конце концов сделал кадр, который ему даже понравился.

Выбрав для печати подходящий день, вернее, подходящую ночь, Ален заперся у себя в чуланчике и принялся за работу. Помещение давно уже было переоборудовано в удобную фотолабораторию. Над столом находились подвесные полочки со всякой необходимой мелочевкой. На кронштейне крепился красный фонарь – красный цвет не «засвечивал» фотобумагу, но хотя бы слабо освещал комнату. Необходимо было помнить, что фотографии при красном цвете кажутся темнее, чем при полноценном освещении. Вынимать фотографию из проявителя следовало тогда, когда она в призрачном красном цвете кажется темноватой. Это приходило только с опытом.

На столе стоял фотоувеличитель, самый важный агрегат в процессе фотопечати. Непосвященному он отдаленно напоминает выпь, стоящую на одной ноге с запрокинутой головой. В туловище «выпи» вмонтирован источник света и объектив с линзами и рамка для негатива. Свет, проходя через негатив, наводится на резкость объективом и попадает на фотобумагу. Несколько мгновений – и в верхнем слое создается скрытое изображение. Чтобы оно появилось, фотобумага опускается в кювет с проявителем. Начинается проявление изображения, которое верхний слой фотобумаги «запомнил». Суть процесса сводится к наслоению соединений серебра на освещенные участки.

Теперь от фотографа требуется максимум внимания, чтобы вовремя выхватить фото из проявителя и окунуть в фиксаж, закрепитель. В закрепителе можно и передержать, не страшно.