Старый грубый крест - Терри Биссон

продолжала смотреть в окно. Это был великолепный день. Можно было увидеть небо, ну, почти. Радиоактивная свалка на другом конце города тепло светилась, напоминая мне о доме. Поскольку свалка находилась по соседству с моим районом, штрафы за повышенные значения на счётчике Гейгера (мы называли их глистами, или деньгами за мутацию) обеспечили дополнительные пособия на погребение пяти из моих шести детей.

— К тому же, всё это очень патриотично, поскольку сто процентов экологических штрафов идёт непосредственно в казну США, а не на какую-то высокотехнологичную японскую аферу по очистке, — сказал представитель агентства, завершая свою речь.

— Мне это нравится, — сказал мистер Мэннинг.

Я украдкой взглянула на часы. Мой постоянно работавший неполный рабочий день муж, Большой Билл, с нетерпением ждал, когда я вернусь домой, чтобы приготовить ужин для себя и нашего последнего оставшегося ребёнка, ужасно деформированного, сумасшедшего маленького калеки, Крошки Тима.

Было 4:59. Мистер Мэннинг и представитель агентства всё ещё разрабатывали детали ежеквартального плана оплаты за загрязнение окружающей среды, что означало, что мне придётся работать допоздна, хочу я того или нет.

Разумеется, я получу сверхурочные.

***

Наконец, в 5:59 бумаги были подписаны, и я отправилась домой. На лестнице было полно народу, но лифт был почти пуст. Многие люди боятся пользоваться лифтом после ужасающих инцидентов последних нескольких недель, но мне достаточно просто знать, что сертификат осмотра хранится в офисе управляющего зданием (даже если нам не разрешают его видеть).

Скоростная автомагистраль была заполнена бампером к бамперу репликами пятидесятых годов, с большими рёбрами, которые популярны сейчас, когда снова доступен этилированный бензин. У меня потеплело на сердце при мысли о том, что все штрафы за его использование пойдут в бюджет на нужды образования, здравоохранения и соцобеспечения. Я знала, что это помогает оплачивать коррекционное образование моего невменяемого, плохо обучающегося, страдающего двойной дислексией малыша, Крошки Тима.

Я ехала, слушая рекламу вполуха и Говарда Стерна, который вернулся в эфир (его радиостанция, по-видимому, приобрела ещё одно разрешение на непристойности). Я устала, и мне не очень хотелось слушать, поэтому я убавила звук настолько, насколько это было возможно, мечтая о том дне, когда мы с Большим Биллом сможем позволить себе машину без радио.

Но лучше зажечь свечу, чем проклинать темноту, поэтому я сосредоточилась на красоте разноцветных машин, ползущих по пурпурно-тонированному небу. Штрафы за выбросы углекислого газа, безусловно, облегчили налоговое бремя для работающих жён, вроде меня.

Движение возле аэропорта замедлилось почти до минимума. Сначала я испугалась, что это очередная авария (которая может задержать движение по магистрали на несколько часов), но это был всего лишь комплект шасси, который оторвался и упал на шоссе. В последнее время такое происходило всё чаще и чаще с тех пор, как Федеральный совет по аэронавтике начал продавать авиакомпаниям отказы от обязательного обслуживания, чтобы увеличить свой пенсионный фонд.

Я была рада увидеть огни нашего мирного пригорода Миддл-Элм. Моя радость была немного испорчено (но только немного) сожжением креста в парке. Похоже, Ку-клукс-клан приобрёл ещё одну лицензию на предрассудки — не такую дорогую, как разрешение на фактическое насилие. Линчевание на прошлой неделе, должно быть, обошлось им в хорошенькую монету (если вы можете использовать слово «хорошенькая» для такого мрачного события).

Было почти девять, когда я въехала на подъездную аллею. Я знала, что у меня будут неприятности, поэтому я медлила у двери так долго, как только могла, пока меня не начало тошнить от вони из свинарника наших соседей. Запах просто ужасен, но что мы могли поделать? Миссис Грин заплатила за свои фекалии, и, в конце концов, деньги пошли на снижение налогов на нашу собственность. Кроме того, её животных не съедали, а мучили до смерти ради науки, и я знала, что эти эксперименты на животных помогали улучшить качество жизни моего неизлечимо больного, покрытого гноем, полубезумного сына, Крошки Тима.

Барбара (я не буду называть её Бэбс!) стояла в дверях и махала резиновой перчаткой, но я не помахала ей в ответ. Не хочу показаться высокомерной, но я ненавижу, когда обычные люди напускают на себя вид гигантских корпораций.

— Где, чёрт возьми, ты была, сука! — пробормотал Большой Билл. Он сделал ещё глоток джина (игнорируя этикетку, на которой было написано: «ВНИМАНИЕ, ВЫПИВКА ЗАСТАВЛЯЕТ НЕКОТОРЫХ ЛЮДЕЙ ВЕСТИ СЕБЯ ОТВРАТИТЕЛЬНО»). Он схватил меня за задницу, а когда я отстранилась, сжал кулак, как Ральф Крамден (вы ведь любите это старое шоу?[15]), и указал не на Луну, а на своё разрешение на избиение жены, висящее в рамке на стене над обеденным столом, рядом с нашим брачным свидетельством.

Проигнорировав его выходки, я поставила курицу в духовку, быстро захлопнув дверцу, чтобы избавиться от запаха. Мне было интересно, сколько ей лет, но определить это было невозможно. Срок годности был указан на официальной наклейке Министерства сельского хозяйства США, запрещающей отмену штрафа за просрочку, и снимать их, как бирки на матрасах, запрещено законом.

Где же Крошка Тим? Как раз в этот момент, когда я услышала стрельбу из автоматического оружия (в наши дни у всех есть разрешение), он ворвался в дверь; вернее, вкатился, его лицо было всё в крови, а инвалидная коляска искорёжена.

— Где ты был? — спросила я. (Будто я не знала! В последнее время ему пришлось путешествовать по неблагополучному району, с тех пор как городская администрация выпустила облигации, чтобы купить разрешение, позволяющее обойти законы о ограничении доступа инвалидов.

— Меня ограбили, — сказал он, выплёвывая сломанные зубы в маленькую, похожую на клешню, крохотную ручонку.

— Кто это сделал? — спросил его отец. — Я убью их!

— У них были свои документы, пап! — захныкал наш избитый, избитый, плачущий малыш. — Они выхватили их и помахали ими у меня перед носом, а потом стали бить, бить, бить!

— Бедный ребёнок, — сказала я, стараясь не смотреть на него. Никогда не отличавшийся красотой, он выглядел ещё хуже, чем обычно. Вместо этого я посмотрела в окно на закат. Говорят, что сейчас, когда загрязнение окружающей среды под контролем, закаты красивее, чем когда-либо были. Конечно, они адски живописны (прошу прощения за мой французский)!

— Чёрт бы их всех побрал, — сказал Крошка Тим, сморщив то, что осталось от его носа-пуговки. — Что у нас на ужин, опять цыплёнок?

И это конец моей истории. Если вам она не понравилась, отправляйтесь к чёрту. Пожалуйста, направляйте любые жалобы в Нью-йоркское отделение Национального союза писателей, Отдел сюжета, где хранится