Закон бабочки - Наталья Сергеевна Володина-Саркавази

закатный луч высветил угол, где, согнувшись в неестественной позе, стоял мужчина. Одной рукой опираясь на печь, другую он держал внизу живота, словно сдерживая рвущуюся наружу невыносимую боль. Мужчина наклонил еще ниже свою светлую голову с едва отросшей щёточкой волос, и я похолодела, увидев на полу лужицу натёкшей крови, которая медленно сочилась сквозь пальцы.

Подруга метнулась к телефону:

– Я вызову скорую!

– Нет! – неожиданно громко вскрикнул мужчина и скорчился в новом приступе боли. – Нет, нет, нет… – стонал он всё тише и жалобней, – нельзя мне скорую, нельзя… я только оттуда… я сейчас уйду девчонки миленькие не выдавайте меня… не выдавайте пожалуйста…

Он поднял глаза на Ольгу.

– Миленькая подойди ко мне… не бойся… дай обопрусь о тебя… разогнуться бы.

Он положил руку на Олгино плечо и с трудом распрямился.

– Вот так получше… сердце только прихватило, от сердца есть у вас что-нибудь?

У меня с собой были таблетки валидола. Я вытряхнула на стол содержимое сумки. Стеклянный тюбик, звякнув, покатился по столу, я схватила его – и в этот момент под каменными сводами тускло засветилась лампочка. Она высветила весьма жуткую картину: средневековые мрачные стены, позеленевшая медь на стрельчатых проёмах окон, бледный незнакомец с окровавленной рукой и… я похолодела от ужаса: рядом с ним, в решётке бывшего окна белело жутким привидением незнакомое женское лицо. Закричав ужасным, потусторонним криком, привидение выскочило из-под арки.

– Вот ты где! Я знала, знала, знала! К сучкам своим приполз…

С силой отпихнув Ольгу, привидение, воплотившись во вполне земную, крепкую женщину, размахнулось – и сильный удар пришёлся прямо в переносицу мужчине. Он рухнул. Я бросилась на помощь. Повернув ко мне бескровное, искажённое ненавистью лицо, она схватила и больно дёрнула меня за руку. Это разозлило меня. Извернувшись, я огрела гостью меж лопаток – и мы сцепились.

– Звони скорее! – орала я, бестолково молотя воздух и получая в ответ вполне весомые удары.

– Скорая! – кричала Ольга. – Приезжайте скорее!

– Что у вас? – бесконечно спокойный голос отчётливо доносился из трубки.

– У нас мужчина! В крови! Это колхоз «Мечты Ильича».

– Обращайтесь в фельдшерский пункт.

– Какой сейчас пункт? Вы знаете, сколько времени?

– Сходите к ней домой. Кто у вас фельдшер?

– Откуда я знаю? Приезжайте, пожалуйста, скорее, – умоляла Ольга, уворачиваясь от толчков и слушая подробные разъяснения, которые сводились к тому, что городская скорая не обслуживает район, а районная выезжает только по личному вызову фельдшера, поэтому нужно найти фельдшера, в случае необходимости она сама вызовет скорую и тогда…

Что будет тогда – мы так никогда и не узнали.

Отшвырнув меня, как паршивого котёнка, к подножию каменного столба, разъярённая фурия набросилась на Ольгу. Телефонная трубка зависла над полом. – «Мечты Ильича», что у вас там, – забеспокоились в трубке. Мужчина тем временем поднялся, сморкнулся кровью и присоединился к компании. Теперь мы колошматились вчетвером, размазывая по стенкам кровь, подбадриваясь криками, пока мужчина не упал и не затих в углу. В окне сверкнули фары. Скорая! Откуда-то набежали деревенские, мужчину выволокли под руки, чертовка пропала, а мы, измождённые, рухнули на наши растерзанные тюфячки. Придя на раннюю планёрку, конторские нашли нас на заплёванном, затоптанном кровью полу, посреди небывалого побоища. Они не удивились, лишь позубоскали насчёт бойцовских качеств молодых пианистов и прислали уборщицу. Гремя ведром, она принялась скоблить захватанные стены.

– Из-за неё ведь, паршивки, сидел. Ведь только вышел, только вышел! – сокрушалась старушка. – Вот вы девки молодые. Скажите: что это за любовь такая? Ведь почитай со школы лупятся, а друг без друга жить не могут. А ревнивые оба! Он и тогда по ревности подрался. Киномехаником у нас тут один работал.

Как не убил! Отсидел за драку. Любка ждала его. На зону ездила. А ревнивая, стерва, почище его. Как девчат ваших гуртом привезли, совсем сдурела. Убью, говорит, если с кем увижу.

Мы молча складывали сумки, слушая этот рассказ.

– Сергевна, – вдруг вспомнила Ольга, – у нас хлеб дома есть? Давай купим. Всё равно автобус ждать.

Мы зашли в магазин. Пристроились в хвосте недлинной очереди.

– Давай тогда и масла… – начала было Ольга, но умолкла на полуслове. По ту сторону прилавка стояла она, наша недавняя противница! Аккуратно причёсанная, спокойная, она молча взвешивала товар и лишь лицо белей халата да тонкие бескровные губы напоминали вчерашнее. Кто-то спросил масла. Длинющий тонкий нож с полуистёртым хищным лезвием лежал на прилавке. Потянувшись к ножу, она увидела нас. В глазах блеснул знакомый огонёк, тонкие ноздри затрепетали – и мы с визгом покинули помещение.

Долго мы переживали случившиеся. От знакомых врачей узнали подробности. Парня привезли в безнадёжном состоянии и положили в коридоре умирать. Но он выжил. Пырнула его Любка тем самым ножом для масла, когда он зашёл за ней после работы. Долго он метался у краешка жизни. Потом начал выкарабкиваться. Потом начались осложнения и новые операции.

Потом нас закружила новая жизнь, друзья, работа, и мы всё реже вспоминали историю, которая вихрем пронеслась перед глазами сейчас, когда я стояла на разогретой брусчатке бывшего восточно-прусского городка и смотрела, как растворяется в невозможной синеве предвесеннего полудня эта бесподобная парочка.

Что это? Любовь? Или – ненависть? И где заканчивается одно и начинается другое? Кто ответит? Поэтому не спрашивайте, никогда и никого не спрашивайте, что это такое – любовь.

Лягушиная охота

Мы давно собирались в Сосновый Бор.

Но всё не ехали.

Хотелось как-то подготовиться к встрече с непростым этим местом. Настроиться. Подтянуть свои душевные струны до той чистоты и ясности, что позволяет зазвенеть им блаженной музыкой любви.

А струны – не звенели. Разладилось что-то внутри и снаружи. Размокли дороги, раскисли небеса, и до одурения надоело сидеть в своём отсыревшем жилище, не смея высунуться под мелкосекущий, надоедливый дождик, и вопиющим диссонансом цветущему лету воспринимались аляповато-бесцветные тучи, густо облепившие небосвод. Ветер непрерывно обдувал их, рвал с треском на части, но тучи перестраивались в спешке и вновь смыкали плотные ряды.

Не было ни грустно, ни весело, а – никак.

Потоки машин старались поскорей проскочить наш незаметный город, выросший на большом торговом пути. Главными достопримечательностями города остаются церковь да тюрьма, построенные ещё при Екатерине. Между двумя этими полюсами проходит жизнь: одних притягивает плюс, других – минус. А середины будто бы и нет…

Машины шли и шли через город.

Откуда-то из туманной пелены сыпались леденцами прозрачные легковушки. Тяжеловато пофыркивали фургоны, пропуская вперёд элегантные автобусы зарубежных турфирм, несущих за плотно запаянными стёклами кусочек бесконечно-далёкого мира. Загипнотизированные красным оком светофора,