Протяни мне руку - Юлия Ветрова

зубцами и переплыть озеро. Возможно, утонуть в озере. Возможно, от страха обратиться к демонам. Алия всё ещё не бралась судить, кого на самом деле защищали Стражи её башни – людей от магов или магов от самих себя.

Они сидели там с корзиной в которой было три пузатых бутылки вина и немного фруктов и это была едва ли не первая ночь, когда они с Рейвеном остались наедине и не прикасались друг к другу.

Сначала говорила Алия. Она о многом хотела спросить, но за то время, что они провели в дороге вместе, она задавала столько вопросов, что успела понять – есть вещи, на которые Рейвен не ответит никогда. О которых не расскажет никогда. И возможно, чтобы заставить его говорить, нужно не спрашивать. Нужно отвечать.

– Я не знаю, кем были мои родители, – говорила она. – И это никогда не имело особого значения. Для эльфийки в Алемаре Башня – одна из лучших возможностей, по крайней мере тебе не приходится скитаться по лесам, спать на траве или выполнять прихоти какого-нибудь человеческого лорда.

Рейвен молчал, но потому как он смотрел в даль, Алия чувствовала, что он понимает её слова. Возможно лучше, чем хочет показать.

– Я никогда не думала, что Башня – это тюрьма. Пока не оказалась на свободе, – продолжала она. – Там всегда были сытная еда и одежда, тёплые одеяла и добрые учителя. И я конечно слышала разные истории – о магах, которым запрещали любить друг друга. Но я никогда не любила и сочувствовала тем, кто терял любовь. О магах, которые погибали во время Испытания, поддавшись зову демонов… Но я всегда думала, что они были слишком слабыми, чтобы противостоять злу.

Она помолчала и добавила:

– О Стражах, которые принуждали магов делать что-то, чего те не должны были им давать. Но я думала, что это просто ложь.

Алия вздохнула.

– Мой мир был маленьким, но он был тёплым и уютным. И теперь, когда я увидела этот огромный мир снаружи, откровенно говоря, я не знаю… Рада я этому или нет. Здесь так много боли… Так много жестокости и страданий… Но здесь есть… – она посмотрела на Рейвена и глазах её затеплились искорки нежности. – И что-то ещё, – добавила она и закончила уже почти шёпотом: – Свобода и любовь.

Она замолчала, и Рейвен тоже молчал какое-то время, прежде чем заговорить.

– Мой мир не был маленьким, – сказал он. – Я рос среди ярких женщин, которых привезли из разных земель. К ним приходили разные мужчины, которые хотели таких вещей, о которых, наверное, не должен знать ребёнок.

Алия повернула к нему голову и внимательно посмотрела, пытаясь поймать взгляд Рейвена, но хотя тот заметил её попытку, всё равно старательно продолжал смотреть на город.

– Почему ты всегда говоришь об этом так, как будто это нормально? – спросила она.

Рейвен фыркнул, пожал плечами приложил к губам кувшин с вином. Сделал большой глоток, так что Алия заметила, как вино проскальзывает по его горлу вместе с кадыком, и только после этого ответил:

– Это моя жизнь. Я не знаю другой.

Он снова замолк, но после паузы попытался пояснить:

– Что такое норма, если не то, в чём ты был рождён? Для тебя нормой было жить взаперти, подчиняться власти Стражей. Ты задумалась о том, что это не-норма только когда оказалась на свободе. Для меня нормой было общество продажных матушек, которые и меня бы продали за горсть монет, кровь и убийства, любовь… любовь с теми, кто готов вонзить тебе в спину нож. Знание, что возможно завтра тебе прикажут вонзить нож в сердце одного из них.

Он зажмурился и опустил голову, чтобы не дать ей разглядеть подступивших к глазам слёз. Он всё ещё был уверен, что во всём виновато слишком крепкое вино.

– Я рос рабом, – тихо сказал он. – И вырос рабом. И если бы не ты, мне никогда бы не пришло в голову переступить черту, рискнуть тем жалким подобием роскоши, которым откупалась от меня гильдия.

Он сделал глубокий вдох чтобы справиться с собой и наконец посмотрел на неё.

– Рейвен, – произнесла Алия, всё ещё не отрывая от него взгляда. – Этого никого не должно было произойти с тобой.

– И с тобой, – возразил Рейвен.

Алия только кивнула в ответ.

– Ни с кем, – подтвердила она. Но затем продолжила: – Ты хороший человек. Ты пытаешься это скрыть, но я не верю, что тебе на самом деле нравилось просто убивать.

Рейвен фыркнул, он хотел возразить, но Алия не оставила ему возможности что-либо сказать.

– Я не верю, что тебе на всё наплевать, – продолжила она. – Что тебе наплевать на своё прошлое и на себя.

Она помолчала, и он тоже молчал. Теперь они оба смотрели на город и просто потягивали вино.

– И знаешь, что я думаю? – продолжила она наконец. – Если этого не должно было произойти ни с тобой, ни со мной, ни с кем-либо ещё…. И если мы те, кому в любом случае нечего больше терять… Может, мы и есть те, кто должен попробовать всё исправить?

ЭПИЛОГ

Эта ночь – почти зеркальное повторение той, другой, в Кровале. Хотя Алия позволяет Рейвену прикасаться к ней, целовать её везде, куда он может дотянуться. Но она решительна и прекрасна, когда скользит губами по телу любовника, когда спрашивает снова и снова: тебе приятно? Хочешь этого? Всё так, но никто никогда не спрашивал его об этом.

– Я люблю тебя, – шепчет она, как будто это секрет, прижимаясь к бедру Рейвена. Слова, наконец, доходят до его сознания и слёзы наполняют глаза, и он поднимает её за плечи, вглядываясь, как в её глазах мелькают то похоть, то паника, то искренняя, нежная привязанность, когда она забирается Рейвену на колени и целует его по всему лицу, держит его между ладонями и повторяет это снова, осторожно и медленно:

– Я люблю тебя.

Кажется, всё, что он может сделать, это сказать в ответ то же самое, и он это делает.

Позже, когда они в изнеможении лежат друг против друга, Рейвен приподнимается и встаёт.

– Не смей уходить, – говорит Алия, – только не после того, как мы прошли через всю эту чушь.

– Я не собирался, – уверяет её Рейвен, потому что в его измученный одурманенный любовью разум только что пришла блестящая идея, и он достаёт из сумки золотую серёжку-кольцо и вставляет её в ухо. Затем он берёт вторую и возвращается к кровати.

– Что ты задумал? – сонно спрашивает Алия.

– Я хочу, чтобы