Без Царя… - Василий Сергеевич Панфилов

не согласен с таким подходом, и более того — не понимает его! Но как человек взрослый, умудрённый опытом и обременённый образованием, не смеет навязывать другим своего мнения.

«— Сука… будь я подростком, меня бы эта „репутация Рода“ более чем проняла! По больному бить пытается, а всё туда же… на моей стороне, помогальщик хренов.»

— Репутация… — вздохнул он, отскребая мороженое со стенок, — это не пустой звук! Но да, понимаю… молодость, склонность с решительным, и я бы даже сказал — отчаянным поступкам. Но видите ли, Алексей…

Со вздохом отставив мороженщицу в сторону, Лев Ильич замолк, глядя слегка в сторону и как бы собираясь с мыслями. В эту минуту он необыкновенно походит на врача, собирающегося сказать родственникам больного, что надежды не осталось.

— Видите ли, Алексей… — повторил он, — Юрий Сергеевич проиграл…

Он замолк, пожевав губами и как бы подбирая слова. Но видно, что они уже у него на языке, и всё это отрепетировано.

— … в неудачное время, — наконец подобрал он слова, — Я не думаю, что свадьба вашей сестры расстроится из-за этого, и уже тем более маловероятно, что может возникнуть проблема с вашей учёбой в университете. Но тем не менее, ситуация несколько… с душком. Вряд ли позволительно начинать семейную жизнь со скандала, да и знакомство с однокурсниками, поверьте моему опыту, может выйти не слишком удачно.

Хмыкаю, неопределённо пожимая плечами и делая ту многозначительную гримасу, которую позволительно иметь подростку, не желающему отвечать в данный момент ни «да», ни «нет». Я её в своё время долго подбирал и репетировал…

— Разумеется, — Лев Ильич просветлел лицом, как бы подсказывая выход, — Юрия Сергеевича можно признать недееспособным, нуждающимся в опеке! Он, признаться, в последнее время несколько… хм, пошёл вразнос. В таком случае всё его долги автоматическим образом аннулируются.

— Правда… — он слегка нахмурился и на короткое время замолк, как бы перебирая варианты, — весь вопрос в том, кому в таком достанется опека. Вы, Алексей Юрьевич, эмансипированны только частично…

Не договорив, мой собеседник замолк, предоставляя мне возможность додумать «радостную» для молодожёнов новость, взять на себя опеку над дражайшим родителем. Может быть, свадьбу это и не расстроит…

— Хм… — подаю голос, выждав положенное время. Во рту сухо, в голове пусто, и я уже почти дословно могу представить наш дальнейший разговор, — а есть другие варианты?

— Ест, как не быть! — охотно откликнулся Лев Ильич, — Я, признаться, в тонкости не вникал, но вроде как есть люди, готовые помочь вам, если и вы в свою очередь пойдёте им навстречу.

Он начала называть фамилии, а я, хотя и был готов к такому развитию разговора, ощутил дурноту. Все такие… жучки, с нечистой репутацией.

Если я пойду навстречу Льву Ильичу, кого бы там он не представлял, выбор у меня не велик. Либо я расплачиваюсь за долги дражайшего родителя, помогая сбывать коллекционерам сомнительного вида артефакты и фолианты…

… либо укладываюсь на настил ринга, пропустив удар в голову.

Глава 5

Теневые дельцы, террор и Бесславные Ублюдки

Пообещав «подумать», распрощался с Львом Ильичём, вышел из кафе, и отойдя метров пятьдесят, остановился на самом солнцепёке, встав на тротуаре столбом, позволяя косящимся и недовольно бурчащим прохожим обтекать меня, как валун в реке. Настроение… да ни к чёрту настроение!

Мысли потекли медленно и вяло, как вода в зарастающей камышом протоке, расцвётшей ряской, пахнущей затхлостью и болотом. Какое-то дурное состояние, как будто мозг вот только что израсходовал все ресурсы и сильно перенапрягся. Хочется только лечь и лежать…

— К чёрту… — с трудом стряхнув сонное наваждение, повожу плечами и с минуту скрежещу проржавелыми шестерёнками разума, пытаясь решить важнейший вопрос — идти мне сейчас домой, или прогуляться по Москве?

Домой не хотелось чуть больше, и я потащился пешком в сторону Сокольников. Поначалу вяло, едва находя в себе силы, чтобы передвигать ноги, а потом слегка разошёлся и пошёл бодрее. Мыслей по-прежнему ноль, но замечаю, тем не менее, приставленных ко мне наблюдателей.

Я далёк от мастерства подпольщиков и их антиподов, но бытие на Сухаревке накладывает свой отпечаток, да и преследователи мои, надо сказать, далеки от филеров Медникова[20]. Не вовсе уж сявки, а так… мелкие подручные на все руки, каких у любого теневого дельца хватает.

Вяло зафиксировав их присутствие, я продолжил идти в сторону Сокольников, а в голове заевшей пластинкой крутится только, что уступать нельзя. Снова, и снова, и снова…

При виде мороженщика я несколько оживился, и слопав возле тележки три порции пломбира, несколько пришёл в себя.

«— Глюкоза!» — вяло трепыхнулся мозг, будто недавно не получил в кафе дозу сладкого. Но видимо, разговор дался мне так тяжело, что съеденное во время разговора мороженое, сгорело как в топке.

В себя я пришёл, уже подходя к Сокольникам, став соображать не то чтобы вовсе уж хорошо, но хотя бы — соображать!

— Два пломбира, — протягиваю мелочь чисто одетому старику, стоящему у тележки с мороженым возле входа в парк, и получаю заветное холодное лакомство, зажатое вафельными кружками.

В тени вековых деревьев, напоенной запахами леса, разогретой на солнце травы и цветов, насекомых и прогретых водоёмов, я окончательно оклемался. К этому времени преследователи окончательно отстали от меня. По-видимому, у них была инструкция убедиться, что я не начну делать глупости вот прямо сейчас… а я и не намерен. Вот только глупость в моём понимании — поддаться на шантаж!

Да, бывают случаи, когда шантажисты, добившись искомого, удовлетворяются этим и удаляются из жизни несчастного. Вот только в моём случае все прямо-таки криком кричит о том, что милейший и сострадательнейший Лев Ильич настроен на долговременное… хм, сотрудничество.

Неважно, организовал он эту ситуацию сам, или действительно только посредник, воспользовавшийся оказией… Совсем неважно!

Если бы речь пошла о деньгах и только о деньгах, то я бы, пожалуй… Да, мог бы и дрогнуть! Тот случай, когда проще откупиться и выиграть время, а уж затем что-то думать и решать…

Собственно, меня совершенно не проняла речь о «долгах Рода» и некоем метафизическом понимании Чести, которое настойчиво пытался навязать мне Лев Ильич. Вспомнить если, как прожигали состояние, куролесили и сумасбродствовали мои предки, так не отданный карточный долг папеньки на этом фоне — тьфу!

Да и прочие дворянские семьи не сильно отставали, грязненьких историй разного толка с избытком у большинства. Карточные и иные долги, совращённые девицы, нагулянные на стороне дети и прочее, прочее… Рецепт здесь простой — удалиться на несколько лет в провинцию и посидеть там,