ЦИВИЛИЗАЦИЯ: Новая история западного мира - Роджер Осборн

Учитывая, какой ценностью обладает в наших глазах афинская демократия, остается только удивляться, что имя Клисфена так плохо известно. Его реформы были тщательно проработаны, имели далеко идущие последствия и заложили фундамент существования афинского общества на протяжении его «золотого века» в V веке до н. э. Однако меры Клисфена не были случайной находкой. Во время изгнания он познакомился с другими системами правления и, очевидно, хорошо обдумал, чего хотел бы достичь. Если он осознанно поставил целью исключить концентрацию власти в одних руках, то неосознанно он прибег для этого к воссозданию в рамках полуурбанизированного иерархического государства эгалитарной племенной структуры. Филы, существовавшие до Клисфена, представляли собой неформальные общинные системы, что‑то среднее между родовыми кланами и соседскими объединениями, — другими словами, они вполне напоминали элементы живущего на основе обычаев сельскохозяйственного общества. Однако в Афинах такие системы становились инструментом присвоения власти амбициозными властолюбцами, а поэтому должны были быть разрушены и созданы заново, чтобы удержать традиционные функции. Общественное устройство могло работать только в том случае. если в нем имелись механизмы распределения власти или согласия на передачу власти в обмен на другие блага — например. защиту или имущество. Население Афин желало восстановить закрепленное обычаями широкое распределение власти, и поэтому Клисфену понадобилось искусственно сконструировать, или реконструировать, то, чем люди руководствовались на протяжении тысячелетий.

С небольшими перерывами система, разработанная Клисфеном, продолжала действовать на всем протяжении V века до н. э. — эпохи классической Греции. В середине столетия Перикл пересмотрел конституцию, лишив ареопаг, совет знати, его функций и таким образом оставив единственной инстанцией власти народное собрание. Афины были крупнейшим греческим городом, и где‑то к 440–м годам до н. э. их растущая экономическая и военная мощь начала создавать положение, которого Греция прежде счастливо избегала, — положения доминирования одного государства над всеми прочими.

Как бы в доказательство того, что не существует совершенного государственного устройства, в 433 году до н. э. народное собрание последовало совету Перикла и ввергло Афины в гибельную войну со Спартой, отклонило ряд мирных предложений и заново проголосовало за возобновление войны после короткого периода мира. Эти демократические инициативы не только привели афинскую самостоятельность к внезапному концу, они развязали беспощадную гражданскую войну в греческом мире, вследствие которой, по словам Фукидида, «нравственная порча во всевозможных видах водворилась среди эллинов» и «широко возобладало неприязненное, полное недоверия отношение друг к другу».

Афинская демократия, со всеми ее недостатками, сегодня считается идеальной системой правления, причем не только с точки зрения небольшого по нынешним критериям города в древнем Средиземноморье, но и с точки зрения общества любого типа и размера в любом уголке мира. Почему так? Одна из причин — постоянно поддерживаемая самими афинянами идея об уникальной свободе, существовавшей в их городе. Уже в знаменитой погребальной речи 431 года до н. э. Перикл говорил согражданам, что их общие предки, «передавая [Аттику] в наследие от поколения к поколению, сохранили ее благодаря своей доблести свободной до настоящего времени», что Афины открыты миру и их строй делает афинский народ свободным. Согласно Периклу, афиняне исключительно терпимы к соседям, законопослушны, отважны, любят красоту без прихотливости, мудрость без изнеженности, и каждый в Афинах, «выполняя свое дело с изяществом и ловкостью, всего лучше может добиться для себя самодовлеющего состояния». Никакой другой народ, ни в Греции, ни где бы то ни было еще, не обладал подобными качествами, каковые, судя по всему, смогли развиться лишь благодаря жизни при демократическом правлении.

Перикл произносил свою речь еще в самом начале войны, и его задачей было сплотить войско, связав демократию, личную свободу, отвагу, гражданскую добродетель, обходительное поведение и эстетическую искушенность в неотразимое сочетание, — в то время он вполне мог бы заявить, что афиняне сражаются за саму цивилизацию. Эта речь была блестящим образчиком пропаганды; тем не менее Перикл не безоснований сравнивал некоторые свойства Афин, например, со Спартой, и Пелопоннесская война действительно стала идеологической войной между олигархами и демократами, захлестнувшей весь эллинский мир. Однако не стоит экстраполировать сверх меры. Демократия дала Афинам и другим греческим городам некоторые преимущества над своими соседями, но не могла превратить их граждан в носителей уникальной терпимости и добродетели (в Афинах существовала политическая цензура, граждане не раз голосовали за казнь героических полководцев, они же приговорили к смерти Сократа). Что гораздо важнее ввиду будущего, Перикл был первым знаменитым политиком, который считал один строй правления превосходящим всякий другой из принципиальных соображений. То, как он призывал афинян сражаться за свои ценности — в войне, которая на самом деле велась по чисто стратегическим причинам, — оказало сильнейшее влияние на всех последующих политических лидеров Запада.

Говоря об афинском демократическом строе как практическом ответе на меняющийся характер общественных отношений, следует добавить, что одновременную ломку переживали почти все элементы греческого мировосприятия. Хотя нам трудно дать непосредственную оценку алфавитное письмо, по всей видимости, сыграло в этом процессе решающую роль, и лучшей иллюстрацией перехода от устной к письменной культуре могут послужить два великих изобретения классической Греции — история и трагедия.

Люди всегда рассказывали истории о происхождении мира, первых людях, приключениях богов и героев. Эти истории рождались из побуждения человека понять свое место в мире; не будучи буквально истинными, они выполняли функцию более серьезную, чем изображение реальных событий. Боги, полубоги и герои появляются на свет потому, что со временем эмпирическая истина уступает место нравственной — действительные события становятся не так важны, как символическая ценность, которую они имеют в глазах следующих поколений. Практически все системы верований делают человека частью эпопеи сотворения, расцвета, упадка и смерти, намного превышающей его собственные масштабы, — это способ, которым мифы, подобно остальным формам искусства, примиряют человеческий поиск смысла с принципиальной бессмысленностью мира. Поскольку сочинение истории, в нашем современном значении слова, происходит из того же самого побуждения, документальная история как инструмент осмысления прошлого постепенно сменила мифотворчество.

Двумя основателями письменной истории были «отец истории» Геродот и автор истории Пелопоннесской войны Фукидид. Они не верили, что события жизни следует понимать как деяния богов, и в их трудах ничего не говорится о неистовом Зевсе, мудрой Афине или ревнивой Гере. Их целью было сохранить для потомства дела людей, зафиксировать важные события и конфликты и указать подлинные (на взгляд автора) причины последних. Такому фундаментальному сдвигу способствовали две вещи — война и переход от устной культуры к письменной.

Геродот начал свой труд примерно в 50–х годах V века до н. э. До тех пор у греков классического периода, насколько можно судить, не возникало желания фиксировать прошлое.

История не являлась чем‑то, простирающимся позади и впереди подобно бесконечному пути, она была живым, активным бытием, пронизывавшим собой каждый момент настоящего. И такое восприятие роднило греков почти со всеми остальными культурами, кроме нашей—ведь именно наш взгляд на прошлое является уникальным. Первые проблески иного отношения к прошлому появились на свет благодаря ряду произошедших в Греции исторических катаклизмов — в которых настоящее и недавнее прошлое не уступали по драматизму ничему, совершенному богами и описанному у Гомера.

В 500 году до н. э. Персидская империя покрывала обширнейшую область, контролируя из своего центра в долине Тигра богатейшие территории евразийского мира. Греция находилась на периферии этого мира и не представляла особого интереса для персов — если верить Аристогору, эгейское побережье отделяло от Суз, персидской столицы, три месяца пути. Однако с ростом державной мощи персов западные торговые маршруты стали привлекать их внимание. Незадолго до 500 года до н. э. персидские силы разгромили войско лидийских правителей и захватили контроль над водным путем из Черного моря. Затем персы захотели включить в свою империю греческие города на восточном (ионийском) побережье Эгейского моря. Эти города восстали, но после шестилетней осады, в 494 году до н. э., были повержены и оккупированы.