ЦИВИЛИЗАЦИЯ: Новая история западного мира - Роджер Осборн

Когда мы анализируем прошлое, мы так или иначе нивелируем его сложность. Так, периодизация доисторического времени дает нам определенную систему координат, однако грозит обернуться еще одним объяснением взамен требуемого понимания. Технологическое развитие от каменного века к бронзовому и далее к железному само собой выстраивается в картину неумолимого прогресса; смена индивидуальных захоронений коллективными и вновь индивидуальными представляется индикатором смены отношений, связанных с землей и собственностью; рассеяние одинаковых артефактов по всему континенту указывает на общность культуры, возможно, ставшую результатом миграции людских групп; древний документ, пусть и написанный столетия спустя, служит удобным свидетельством того, что происходило на самом деле, — археологи и историки уже научились осмотрительно пользоваться такими построениями, подчеркивая сложность и случайность реальности. Однако нам следует отдавать себе отчет, что новые методы и новые доказательства способны —и никогда не перестанут — быть такой же жертвой нашей склонности категоризировать, какой оказался изобретенный в XIX веке пещерный человек. При всей технической изощренности мы никогда не будем в состоянии объяснить создание столь грандиозных монументов, как Маэс–Хоу, Нью- Грейндж, Калланиш, Стоунхендж или Силбери–Хилл, а любое понимание, к которому мы сможем прийти, будет всегда опираться на наше сегодняшнее мировоззрение. Но тогда что нам «делаты* с этими обломками прошлого, какая от них польза, какое влияние он могут оказать на нашу жизнь? Наверное, чтобы взять максимум из того, что могут нам дать эти рукотворные исполины, нужно забыть о присвоенном им концептуальном предназначении и просто взглянуть на них с трепетом и смирением.

Прошлое — страна открытий, но оно же служит фоном, на котором разворачиваются истории, рассказываемые нами другим и самим себе. Потребность в фабуле, в развитии и кульминации заставляет нас смотреть на прошлое, как на нечто, пусть сложное и противоречивое, но имеющее смысл, который в конечном счете должен быть расшифрован. По мере того как благодаря новым методам и открытиям доисторическое прошлое становится частью нашей истории, оно также становится частью нашей цивилизации — выявляющей через географию, культуру, связь с природой свою общность с настоящим. Однако в этом процессе проступает всегдашний парадокс истории. Не наделяем ли мы порядком прошлое, которое в реальности никакого порядка не имело? Не смотрим ли мы в прошлое в поисках обретения уверенности в настоящем? Не является ли вера в то, что мир развернется перед нами во всей своей благоустроенности, утешительной иллюзией, ограждающей от реальности, в которой мы вынуждены жить лицом к лицу с непредсказуемым будущим?

Глава 2

ЛАВИНА СЛОВ

Если в предыдущей главе излагалась европейская история, не оставившая о себе письменных свидетельств, то теперь мы вступаем в период, который просто изобилует писаниями и писателями. Почти волшебное количество древнегреческих документов (а также зданий, скульптур, других артефактов), дошедших до нас, меняет сам принцип наших исследований. Ведь чтобы понять надежды, желания и мотивы европейцев прошлого, нам больше не нужно полагаться на догадки; их мифы, религиозные верования, законы, политические системы, открытия и разногласия теперь доступны посредством элементарного акта чтения.

Алфавитное письмо не просто сохранило историю древней Греции для будущих поколений — оно стало катализатором ошеломляющих перемен в искусстве, архитектуре, политике, а также в восприятии человеком себя самого, своей истории и окружающего мира. Историки и философы уже который век бьются над объяснением этого внезапно возникшего в одном месте многообразия культурных новаций. Было ли у греков больше ума, восприимчивости, таланта, чем у всех их предшественников и последователей, или. может быть, они обладали редкой склонностью к красоте, созерцанию и рациональному мышлению? От подобных вопросов (несмотря на всю нелепость, их продолжали всерьез задавать еще несколько десятилетий назад) сегодня мы перешли к анализу конкретных исторических, социальных и географических факторов, и одной из тем, пользующихся возрастающим интересом исследователей, является роль алфавитного письма. Собственно, феномен древней Греции, исторический сюжет, кульминацией которого стали Афины V — начала IV веков до н. э., в основных своих чертах может быть описан как последовательность попыток сельскохозяйственного общества адаптировать древние обычаи, лежащие в его основе, к новому уровню экономического благосостояния, к складывающемуся городскому образу жизни и к возникающей культуре письменного слова.

Нас учили видеть в культуре классической Греции гигантский скачок вперед — из тьмы первобытной жизни на свет рационального мышления, демократии и высокой эстетики. Однако, если вспомнить уроки предыдущей главы, у нас сегодняшних больше нет оснований рассматривать пресловутый родоплеменной строй как длящееся и бессобытийное состояние коллективного невежества: уклад и устройство «варварского» доисторического общества позволяли ему весьма эффективно распределять властные полномочия, держать в жестких рамках преступное поведение и ход военных действий, успешно приспосабливаться к меняющейся среде обитания, а также создавать произведения искусства, которые остаются непостижимо прекрасными и поныне. Если мы хотим понять прошлое, нам стоит приучить себя к менее предвзятому и более конструктивному взгляду на соотношение различных ипостасей европейской культуры.

Греция и Персидская империя

В 500 году до н. э. Греция представляла собой западную окраину огромной Персидской империи

В 1899–1907 годы, работая на острове Крит, британский археолог Артур Эванс сделал ряд поразительных открытий, указывавших на существовавшую здесь в древности неизвестную цивилизацию. На протяжении более чем тысячелетия —приблизительно с 2500 по 1400 год до н. э. —критский город Кносс являлся центром государства, граждане которого имели достаточно развитую письменность, использовали передовые методы обработки бронзы и меди и строили огромные дворцы для своих царей. Минойская цивилизация (названная так в честь царя Миноса) погибла где‑то в середине II тысячелетия до н. э. — по всей вероятности, пострадав от разрушительного вулканического извержения, через короткое время она была добита отрядами завоевателей. Около 1200 года до н. э. произошло падение Микен, материкового города–наследника минойской культуры, и Хеттского царства — государства, доминировавшего до тех пор на территории Анатолии и Ближнего Востока. Мы мало знаем о причинах и последствиях этого падения, однако предположительно в результате из Анатолии на запад хлынули потоки переселенцев, которые заставили племена, жившие в районе устья Дуная, мигрировать на юг и восток и в конечном счете осесть на Балканском полуострове и островах Эгейского моря. Хотя 500 лет, последовавшие за падением Микен, оставили очень мало археологических и других свидетельств (за что получили название греческих «темных веков»), по–видимому, именно в это время долины и узкие прибрежные равнины вокруг Эгейского моря были заселены народом, известным нам под именем греческого, или эллинского. Сами греки верили, что являются потомками двух переселенческих племен, ионян и дорян, которые пришли в Грецию извне, и многие их легенды очевидно хранят следы бурных событий XIII‑XII веков (падение Трои традиционно датируется 1184 годом до н. э.).

Главенствующими в культурном, экономическом, политическом и военном отношении державами этого региона на протяжении тысячелетий были государства, лежащие к востоку от Средиземноморья — в Месопотамии и Анатолии. Ассирийская империя, которая пришла на смену хеттам, простиралась от Персидского залива до Средиземного моря, а на короткий период и до дельты Нила. Но в VII веке до н. э. Ассирия подверглась нападению: в 625 году до н. э. Вавилон, а в 612 году до н. э. Ниневия, ассирийская столица, были захвачены племенем мидян. В то время как мидяне воцарились в северных областях бывшей Ассирийской империи, на юге персы, народ, сложившийся на Иранском плоскогорье, постепенно захватили бассейн Тигра и Евфрата. В 550 году до н. э. Кир, великий царь персов, разгромил мидян и положил начало империи, которая протянулась от берегов Инда до восточного побережья Средиземного моря.

Сменявшие друг друга восточные империи своей мощью были обязаны земледельческой продукции так называемого Плодородного полумесяца. Надо заметить, что переход от ранних земледельческих поселений на нагорьях к хозяйствованию на обширных низинных равнинах Месопотамии влек за собой определенный риск. Эксплуатация плодородной почвы требовала применения сложных методов ирригации и культивации; отсутствие сырья для производства создавало необходимость в протяженных, а потому ненадежных, сетях обмена и торговли; открытый ландшафт вынуждал строить города с крепкими защитными стенами. В отличие от практически всей территории Европы, где ответом на топографическое разнообразие явилось преобладание небольших поселений, складывание городских обществ в Месопотамии стало естественным итогом адаптации к открытому ландшафту со всеми его опасностями.