Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3 - Андрей Болотов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У него просидел я несколько часов и мы проговорили с ним о наступающем открытии тульского наместничества. Я рассказывал ему все относящееся до приезда к нам наместника, и о намерении его отнять у нас из Богородицка Пушкарской и Стрелецкой слободы, и о предлагаемом им приискивании в замен их других казенных селений. И как сии были у меня уже и приисканы и на примете не только смежные с Богородицкою волостью, но отчасти посреди оной лежащие, то с сей стороны был князь усердием моим доволен. Когда ж дошел у нас разговор до флигеля, то сказал князь: «Ну что ж, ежели успеем отделать, так пускай себе с Богом занимают, а только бы не сожгли нам они его; а в удовольствие наместника можно несколько и поспешить!» От князя заехал я и к другому моему старику г. Афросимову, и у него ужинал. Сей также не мог со мною обо всем довольно наговориться.
Наконец настало 28 число, в которой день надлежало мне ехать к Князеву. Я его никогда еще не видывал и любопытен был видеть, как он меня примет; но признаюсь, что не ожидал ничего хорошего. Но как я удивился, когда ходивший докладывать ему обо мне человек, выбежав с поспешностию тотчас назад, звал меня к нему в кабинет, и не успел я войтить, как он первым словом меня встретил: «Не тот ли я Болотов, которой так много по экономическим своим сочинениям сделался известен в Петербурге и во всей России?» И лишь только я сказал, что это я, как бросился меня целовать, говоря: «А! батюшка, Андрей Тимофеевич, как я рад, что имею удовольствие вас видеть, — так давно уже я вас по сочинениям вашим знаю и желал с вами познакомиться… пожалуйте, сядьте и поговорим с вами».
Легко можно заключить, что таковой ласковый и неожидаемый прием был для меня крайне приятен, и я чувствовал себя власно как на вершок больше выросшим. Я соответствовал ласке его взаимными приветствиями и препоручением себя в его благоволение и милость. А он только и твердил, что таких людей как я в России очень мало, и что он желал бы, чтоб их было больше, и чтоб многие из дворян наших мне подражали. После того сказывал он мне, что он все мои сочинения у себя имеет и читает их с особливым удовольствием, и почитает их наилучшими и основательнейшими пред всеми. Таковая нелестная похвала меня даже пристыдила, но признаюсь, что была и непротивна. После чего и начался у нас с ним тотчас разговор о книгах и о делах ученых, и он, будучи до них охотником, чем далее со мною говорил, тем множайшее находил удовольствие, так что мы чрез несколько минут так с ним познакомились, как бы давно уже знакомые люди и добрые приятели между собою. Наконец спросил он меня, не нужда ли какая оторвала меня от моего места и привела к ним в Москву? — «Конечно нужда! и нужда собственно до вас, батюшка, Анисим Титович», сказал я ему кланяясь. — «Какая такая? подхватил он: скажите ради Бога! Я рад вам всячески служить, ежели от меня что зависит». Сие ободрило и порадовало меня очень и того еще более. — «Что, батюшка, Анисим Титович (сказал я): вот какое дело. За двенадцать лет до сего куплена была у меня из межевой канцелярии государева земля, и как она по смежности ко мне мною была завлажена, то заплатил за нее и тройную цену. Сею землею по силе данного мне владенного указа я и владею. Но ныне увидел я из газет, что самая та же земля и в тех же самых урочищах продана другому, совсем постороннему и с нею никакого смежества не имеющему человеку и за одинакую цену. И как для отмежевания оной отправлен уже землемер, и я опасаюсь, чтоб у меня ее не отняли и не отмежевали другому; так и прошу вас, батюшка, Анисим Титович, каким–нибудь образом в рассуждении оной меня обеспечить!»
Слова сии привели его в изумление и он, помолчав с минуту, мне сказал: «Удивительно мне это, и разве как–нибудь не выправились и ошиблись; а кому продана она ныне?» — «Воину Васильевичу Нащокину!» сказал я, ибо мне не хотелось и вида сделать, что я знаю, что земля сия не ему, а Пашкову продана. — «Да, отвечал он на сие: бессомненно есть тут какая–нибудь ошибка. Пожалуйте к нам в канцелярию. Я сейчас туда еду и велю выправиться, и ежели окажется подлинно так, то как–нибудь уже вам пособим». — «Очень хорошо!» сказал я, и ему откланялся, но он не отпустил меня не напоив чаем и не взяв обещания приезжать к нему еще несколько раз, также записав у себя на бумаге записочку о земле моей.
«Слава Богу! и на что сего лучше! думал я от него выходя и едучи в межевую: — дело мое понемножку клеится и идет лучше, нежели я думал и ожидал». В межевую не успел я показаться, как оба секретари, Селижаров и Соколов, приступили ко мне с вопрошениями, был ли я у Анисима Титовича, и что он сказал? И как скоро я им сказал о его приеме и обо всем, как оба они мне в одтн голос сказали: — «Ну, слава Богу, это всего лучше и теперь можем мы вас смело поздравить, что дело ваше будет сделано!» А не успели мы речь свою кончить, как поглядим едет и Анисим Титович, и как ему чрез секретарскую в судейскую проходить надлежало, где я стоял, то он и тут взглянул на меня с благоприятностию, и по входе в судейскую тотчас велел позвать к себе секретаря и по записке своей приказал выправиться. Секретарь мой, выбежав и показывая мне бумажку, сказал: «Вот уже она!» и тотчас велел повытчикам делать выправку. Выправка сия чрез несколько минут и учинена и секретарем Кйязеву доставлена. А он, увидев справедливость слов моих, и вышел тотчас сам в секретарскую к нам, и обратясь ко мне, с особливою благоприятностию мне сказал: «Так! вы сказали правду! и мы виноваты и были так оплошны, что не выправились. Но делу сему пособить можно. Извольте подать челобитную, и мы к тому же землемеру пошлем указ, чтоб он наперед отмежевал проданную вам землю, а после уже межевал прочия». — «Очень хорошо! сказал я: челобитная о том и готова!» и тотчас ее вынувши ему родал, а он и приказал секретарю пометить и внести ее в свое время в доклад.
Все, увидевши такое благоприятное Князева со мною обхождение, обратили на меня свои глаза и начали уже меня гораздо более уважать и ко мне изъявлять всякое учтивство. Секретаря же Селижарова так сие обрадовало, что он приступил ко мне с просьбою, чтоб я непременно его в тот день посетил и к нему приехал обедать. И как время до обеда оставалось еще много, а мне в межевой делать более было уже нечего, то рассудил я сим досугом воспользоваться и побывать еще для некоторых нужд в городе, где не думано–негадано дожидалось меня новое удовольствие. Не успел я войтить в ряды, как вдруг встречается со мною старинный мой сослуживец и друг, Матвей Васильевич Головачев, с которым служил я не только в одном полку, но и в одной роте. Оба мы были тогда еще подпоручиками и жили прямо дружески, любя друг друга искренно, но с самого завладения Пруссиею не видались между собою. Не могу изобразить как обрадовались мы много, друг друга увидев и узнав. Я думаю, не более бы обрадовались родные братья или ближние родственники, невидавшиеся столь многие годы. И сколько было тогда у нас целованья и расспрашивания обо всем и обо всем друг друга! Словом, минуты сии были для меня неоцененны, и мы расстались не инако как с крайним сожалением.