Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3 - Андрей Болотов

 Не могу изобразить, как обрадовался я, видя от секретаря такую к себе благосклонность, и подивившись нечаянности сего случая, натурально не стал и действительно медлить, но в следующее ж утро полетел к секретарю; и как я ему без дальних обиняков обещал наверное сотню рублей за вспоможение, то в один миг придумано, как и расположить все это дело, и начеркнута черная челобитная; а с нею в тот же час полетел я и к г. Князеву.

 Сей принял меня, как знакомого уже человека, с отменною благоприятностью. Но благосклонность его еще больше увеличилась, когда поднес я ему сочинения моего книжку «Детскую Философию», о которой мы в прежнюю бытность мою у него с ним говорили и которую ему очень видеть желалось; почему я тогда ж велел переплетчику один экземпляр оной переплесть в наилучший переплет, и как она около сего времени была уже готова, то я, взяв ее с собою, при сем случае его ею и подарил, и сей ничего незначущий подарок заменил мне несколько сот рублей. Князев был им очень доволен и поблагодарил меня за него, а потом, поговорив со мною кой о чем относящемся до наук и литературы, спросил наконец меня, что делается теперь в межевой по моему делу. А сие и подало мне повод приступить к нему с новою просьбою и сказать:

 — Что, батюшка, Анисим Титович? дело мое по милости вашей идет с успехом. Но я не смею вас, батюшка, утруждать еще одною просьбою! на век бы вы меня одолжили и заставили б не только меня, но и всех потомков моих имя ваше благословлять. — «Что такое?» спросил меня Князев. — Земельки та сей, отвечал я, для меня чрезвычайно мало: такое несчастие, что все мои небольшие деревнишки везде малоземельны и оттого бездоходны; итак, не можно ль вам сделать милость и продать мне еще земли, на которую бы я мог всех лишних людей перевести? — «Для чего не продать? подхватил он: да где ж бы вам хотелось?» — Ежели б милость сделали, так тут же бы, где продана господину Нащокину и прочим. — «Да разве есть там еще оставшаяся за продажею?» спросил он. — Есть, и довольно еще много! — «Очень хорошо! а сколько б вам хотелось?» — Десятин хоть бы тысячу, ежели б была только ваша милость. — «Изволь, сударь! изволь! (сказал он усмехнувшись), с удовольствием вам и это сделаю, а подайте только о том челобитную».

 Удивился я такому скорому обещанию, и поехав от него с неописанным удовольствием, в тот же день написал челобитную и подал, прося, чтоб повелено было мне и отмежевать ее тому же самому землемеру. А назначил я в просьбе моей самый тот прогалок между верховьями Ложечных буераков и речки Паники. И как секретарю сотенку рублей бумажками в руки всунул, то полетело и сие мое второе дело так скоро, что догнало почти первое.

 Совсем тем, как по поводу сей моей вторичной и новой просьбы надобно было вновь начинать и производить все дело по обновленному порядку, то необходимость уже заставляла меня вооружиться терпением еще на несколько дней, и прожить в Москве неделю–другую лишнюю. Но сие терпение было для меня уже сноснее, ибо было чего уже дожидаться; новое сие предстоящее приобретение было таково, что я сам себе почти не верил, и имел причину дочитать то опытом особого божеского ко мне благодеяния, и благодарить его за то.

 Итак, покуда дело сие производилось употреблял я все праздное мое время на разъезды по моим друзьям, родным и знакомым, и не было ни одного дня, в которой бы я обедал или ужинал дома, а либо у старика своего князя, либо у г. Афросимова, либо у Павлова. Кроме сих, был я несколько раз и у друга своего г. Салтыкова. Но ни у кого я так часто не бывал своего командира князя, которой всегда бывал мне рад как родному и интересовался моим делом так, что хотел знать всякой день, что у нас делается. Благосклонность его ко мне была так велика, что не успел он услышать, что мне обещали продать еще 1,000 десятин земли, как порадовавшись тому, спросил меня: не вознадобятся ли мне для сей покупки деньги? и как скоро я сказал, что конечно вознадобятся, и что я, не зная такого благополучия, ими с собою не запасся, то сказал мне, чтоб я о том не заботился, а брал бы у него сколько мне надобно будет, а возвратил бы ему их при удобном случае. Сим избавил он меня от забот по сему предмету, и я действительно получив тогда их, тотчас в казну за землю 1,000 рублей и с следующими пошлинами и внес.

 Впрочем, озабочивался я очень предстоящим скорым отъездом князя в нашу сторону и боялся, чтоб меня дело сие не задержало в Москве. Но к особливому моему удовольствию и с сей стороны я скоро был успокоен. Князю что–то вздумалось езду свою к нам в сие лето отложить, чем я весьма и доволен был: ибо чрез то избавился я не только от многих хлопот, с его приездом и угощением у нас сопряженных, но и мог пробыть в Москве столько, сколько требовали тогдашние обстоятельства.

 В сие время вздумалось князю свозить меня однажды в загородной свой дом на Студенце, где был у него прекрасный пруд. И утешался он там рыбною ловлею, то имел я тут в первый и последний раз в жизни удовольствие видеть пойманного неводом превеликого живого осетра, что представляло зрелище редкое и удивительное. С нами был тут вместе и любимый сын княжой, князь Сергей Сергеевич, которой и при сем случае оказывал себя таким гордецом и высокомерным человеком, что я, несмотря на всю ласку старого князя, неудостоен был от него ни единым даже словом, а не только каким–либо приветствием, что приводило меня не только в удивление, но и в некоторую на него досаду, не многим чем от внутреннего презрения отдаленную. Из сего загородного домика ездили мы с князем еще в сад князя Хованского, где засмотрелся я многим–многим мною невиданным вещам, и научился кой–чему из разговоров с тамошним искусным садовником.

 Кроме сего случилось мне в сие праздное время побывать и у прежней нашей киясовской знакомки, генеральши Натальи Александровны Одицовой, случившейся тогда быть в Москве. Она обрадовалась мне как бы родному, и я приемом и угощением ее был очень доволен; но того еще более имел удовольствия, отыскав одного из кёнигсберских моих товарищей и сослуживцев, а именно наилюбимейшего из всех тамошних собеседников моих господина Олина, Александра Ивановича. Он служил в сие время в ревизион–коллегии, и неописанно обрадовался увидев меня перед собою совсем неожидаемым образом. И как жили мы с ним подлинно как друзья то свидание сие было для обоих нас крайне приятно. Он не мог довольно возблагодарить меня, что я его отыскал в его присутственном месте и убедил просьбою, чтоб я побывал у него и на квартире подле Сухаревой башни в доме купца Пташкина, где и угостил он меня прямо дружески, и мы с ним несколько часов провели в разговорах о том, как мы живали с ним в Кёнигсберге.