Омут памяти - Александр Яковлев

В сущности, Перестройка в изначальном ее смысле завершилась. Она и не могла не завершиться, ибо уже в 1987–1988 годах практически встал вопрос о смене общественного уклада. Именно по этой причине быстро нарастала конфронтация в обществе, когда отжившие, морально изношенные, но еще правящие структуры увидели реальную угрозу потери власти. Августовские события 1991 года ускорили развязку, а разгром мятежников предотвратил гражданскую войну. В специфической форме в октябре 1993 года все это повторилось снова. Но старые структуры во многом продолжают жить — и в практике, и в сознании, и в чиновничестве, и в большевиках, и в фашистах, в амбициях и политиканстве, в командных подходах и методах.

Конечно же, Реформация начиная с августа 1991 года приобрела иной характер. Изменились представления о масштабах и пределах, средствах и методах преобразований. Изменились связанные с переменами ожидания. На старте, в 1985 году, казалось, что стоит кое-что подправить, подчистить, и страна ускорит свое развитие. Это была ошибка, проистекавшая из уровня нашего понимания законов общественного развития. В то время в руководящем звене партии идея социализма не подвергалась сомнению. Тревогу вызывала практика. Именно в этой атмосфере и родилась Перестройка, обретшая на первоначальном этапе форму социально-экономического "обновления". Пожалуй, что-то иное просто не могло родиться в тех конкретных условиях. Это была неизбежная ступень в развитии общественного сознания.

Другое звено в эволюции перестроечных представлений — гласность. Она входила в жизнь очень трудно. Оказалась объектом самых ожесточенных атак со стороны аппарата, который не хотел ни объективной информации, ни общественного контроля. Общими усилиями выдающихся деятелей средств массовой информации — Егора Яковлева, Виталия Коротича, Олега Попцова, Владислава Старкова, Виталия Игнатенко, Ивана Лаптева, Григория Бакланова, Александра Пумпянского, Сергея Залыгина, Михаила Полторанина, Владислава Фронина, Сергея Баруздина, Михаила Комиссара, Михаила Ненашева и многих других — гласность буквально продиралась сквозь нагромождения лжи и всякого рода спекуляций. Их деятельность сорвала ржавые запоры большевизма, выпустив правду на свободу.

Первоначально гласность задумывалась, по крайней мере, в моем представлении, не только в плане свободы печати, но и как ключ, открывающий двери для контроля деятельности государственных, партийных и общественных организаций. Я лично придавал этому особое значение. Осуществление такой задачи неизбежно взрывало систему бюрократической скрытности, которая выступала в качестве важнейшего устоя режима. Гласность далеко продвинула идею демократии. В сознании людей постепенно выкристаллизовывалось понимание, что радикальных реформ требуют все стороны бытия.

Реформация опоздала на многие годы. Случись все это раньше, волна демократического энтузиазма была бы куда мощнее, а главное, нравственно чище. Гонения на инакомыслие, общественный застой почти убили социальный идеализм, расплодив апатию, цинизм, моральную всеядность. Вот почему взметнувшаяся волна демократии похожа на прибой, несущий с собой и чистую воду, и мусор. Но есть и субъективный фактор. Как и всякому верхушечному деянию, Перестройке оказалось трудно сделать решающий шаг к демократизации самой себя.

Здесь я чувствую и свою вину. Не хватило характера и последовательности, а где-то и политической воли. Не было принято энергичных мер к наращиванию теоретического знания на базе свободы мысли и отрицания схоластики. Фактически теоретическая мысль продолжала вращаться в пределах тех идей и концепций, что были высказаны уже в 60-х годах. Существовала возможность организовать творчески мыслящих ученых на более активную теоретическую деятельность. Жаль, что не получилось. Захлестывала текучка, подготовка всякого рода официальных документов. Да и далеко не все ученые были готовы к повороту в теоретической сфере.

Счет нереализованного Перестройкой в экономической и социальной областях выглядит внушительно. Слишком часто откладывалось решение тех вопросов, которые необходимо было решать в любом случае: со свободным рынком или без него, в рамках широких реформ или помимо них, в контексте программы преобразований или вне всякой связи с такой программой.

И все же перестроечные преобразования взорвали то застойноболотное равновесие, которое служило инкубатором общественного распада. Но несомненно и то, что не были оценены в полной мере ни степень, ни глубина общественной зашоренности. Перестройка не сумела создать систему поддержки и защиты всех тех, кто сразу готов был идти ее путем. И фермер, и ремесленник, и предприниматель, и арендатор — все они до сих пор в положении, когда приходится преодолевать неимоверные трудности, создаваемые чиновничеством, тоскующим по старым временам.

По существу, в сфере хозяйствования, отношений собственности, товарно-денежных отношений был необходим кардинальный поворот. Дорога к нему объективно не могла быть легкой: государственно-монополистическая милитаризованная система сопротивлялась реформам каждой своей клеткой. Более того, система навязала Перестройке административную борьбу с алкоголизмом, создание госприемки, введение государственных производственных объединений (ГПО), принятие законов о государственном предприятии, изменения в финансовой сфере. Объективно это просчеты. Причем некоторые из них — грубые.

Но почему так получилось? Да потому, что высшие структуры управления оставались старыми и видели проблемы по-старому, пытались как-то соединить "блуд с молитвой". В этих условиях надо было осознать тщету действий традиционными путями и способами, но мы не смогли оценить ситуацию во всей ее сложности. Частичные реформы не в состоянии были изменить природу и характер строя в целом, изменить структуры, созданные для воплощения произвольных социально-экономических схем.

Среди прочих объективных и искусственных причин, которые тормозили реформы, работал и фактор душевной надломленности, усталости, недостатка деловой устремленности значительной части общества. Она, эта часть, оказалась психологически искалеченной большевизмом, его политикой создания усредненного, нивелированного человека с коллективизированной совестью.

Именно в это время сформировалась достаточно двусмысленная обстановка. Общий курс — на Реформацию; практические дела аппаратов — на реставрацию. Это привело к экономическому реваншу осенью 1990 года, когда усилиями старых структур была загублена программа "500 дней", дававшая реальную возможность выхода из тупика. Прошлое одержало победу, что и подвигло руководство КПСС, силовые структуры к мятежу в августе 1991 года.