Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций - Елена Самоделова

Из обзора сочинений Есенина видно, что поэт отдавал явное предпочтение (за небольшим исключением) древнегреческой культуре, справедливо считая ее колыбелью цивилизации, ибо римские наука и искусство являлись ее наследниками.

Глава 12. Москва в творчестве и жизни Есенина: образ столицы и реальный город

Первый приезд в Москву и поселение в городе

Образ Москвы может быть рассмотрен во многих ипостасях. Это Москва как мифологема и реальность; как история и современность; как столица и мегаполис. Москва – город коренных москвичей и центр притяжения провинциалов. Москва имперская, революционная, нэповская и советская. Москва в разные календарные сезоны, в будни и праздники, в военное и мирное время. Москва, отраженная в фольклоре и запечатленная в литературе. Есенин творил собственный миф о Москве. Он наполнил его личными впечатлениями и рассказами родственников (в первую очередь отца) и односельчан. Поэт пережил и впитал в себя художественный конфликт «человек – город», основой которого стала Москва.

Первый приезд Есенина в Москву состоялся летом 1911 года (до 7 июля), когда будущему поэту было 15 с половиной лет. Тогда, в школьные годы, Есенин направлялся в Москву с радостью и большими ожиданиями, о чем он сразу же сообщил другу Грише Панфилову в письме: «Я был в Москве одну неделю, потом уехал. Мне в Москве хотелось и побыть больше, да домашние обстоятельства не позволили. Купил себе книг штук 25» (VI, 8. № 2). Заметим, что Москва после реформ Петра I утратила статус первопрестольной и в те годы являлась просто ближайшим крупным городом, а односельчане Есенина каждое лето неуклонно отправлялись в далекую столицу Петербург на «отхожий промысел». В Петербург с собственными барками ходил и Ф. А. Титов, родной дед Есенина. Из письма Есенина видно, что первую свою поездку в крупнейший соседний губернский город юноша воспринимал как ознакомительную, экскурсионную и познавательную в духовном плане: отсюда его посещение книжных лавок и закупка большого числа книг. Отец Есенина к этому времени служил в мясной лавке купца Крылова на ул. Щипок в Замоскворечье приказчиком, пользовался заслуженным уважением и имел собственные визитные карточки.

Годом позже, в августе 1912 г., приехавший в Москву из провинции на учебу и работу Есенин поселится у отца, в доме купца Крылова по адресу Большой Строченовский пер., дом 24, кв. 11; и с гордостью укажет этот адрес в письме к любимой девушке М. П. Бальзамовой (VI, 14. № 7).

Москва в «Марфе Посаднице»

Первое по времени обращение в художественном творчестве к Москве у Есенина наблюдается в маленькой поэме «Марфа Посадница», посвященной борьбе Новгорода с Москвой. Речь идет не просто о двух городах, но о двух княжествах – самостоятельных государствах. Есенину очень созвучно восприятие Москвы как целой страны со своими устоями и законами, обычаями и бытом. Из истории известно, что в результате Господин Великий Новгород потерял свою самостоятельность и независимость и покорился Москве. Однако Есенин разделяет позицию пока еще непокоренного Новгорода, сочувствует Марфе Борецкой и живописует Москву-столицу и ее дела как происки дьявола: «Грамотой московскою извольно повелено // Выгомонить вольницы бражные загулы!»; «Что нам Московия – как поставник блинный. // Там бояр-те жены хлыстают загозно!»; «Царь московский антихриста вызывает» (II, 7, 8). Москва становится объектом тройного интереса: с ней ведет тяжбу Новгород, ею интересуется и над нею властвует дьявол; на нее предрешено напасть иноземному противнику. Москве предсказана печальная судьба; да только так ли неизбежно предсказание и от кого оно исходит?

Зарычит антихрист зёмным гудом:

«А и сроку тебе, царь, даю четыреста лет:

Как пойдет на Москву заморский Иуда,

Тут тебе с Новгородом и сладу нет!» (II, 8).

Интересно, что в понимании Есенина антихрист и Бог (притом, что они вечные противники) придерживаются единого взгляда на греховность и безнравственность властителя Москвы:

И писал Господь своей верной рабе: «Не гони метлой тучу вихристу; Как московский царь на кровавой гульбе Продал душу свою антихристу…» (II, 10).

Далее Есенин на примере Москвы показывает, что настоящее время находится в сердцевине истории и что его современники ответственны за разворачивающиеся сейчас события, что еще можно по-новому повернуть обстоятельства:

А и минуло теперь четыреста лет.

Не пора ли нам, ребята, взяться за ум,

Исполнить святой Марфин завет:

Заглушить удалью московский шум? (II, 10).

Остается непроясненным, чем так насолила Есенину Москва, что он готов ее проиграть Новгороду? Или здесь наблюдается отголосок того факта, что ко времени написания «маленькой поэмы» столицей являлся Санкт-Петербург, географически более близкий Новгороду, и, следовательно, Москва уже уступила свое былое влияние северному городу? Колорит прошедшей эпохи Есенин создает все-таки на примере Москвы, хотя лексема «Кремль» способна указывать и на Новгород (там есть свой «детинец» с крепостной стеной из красного кирпича), однако написание слова с заглавной буквы и контекст прочно связывают жанровую картину со средневековой первопрестольной:

На соборах Кремля колокола заплакали,

Собирались стрельцы из дальних слобод;

Кони ржали, сабли звякали,

Глас приказный чинно слухал народ (II, 9).

У Есенина возникло отношение к городу как к противоестественному для человека местообиталищу, подчеркнутое равнозначностью определения «городской» с самыми горькими эпитетами, которые вдруг оказываются контекстуальными синонимами.

Москва в «Инонии» и «Пугачеве»

Есенин обращается вновь к средневековой Московии в революционно-библейской поэме «Инония» (1918). Примечательно, что поэт лишь единожды назвал Москву, зато вовлек ее в видоизмененную библейскую цитату. Вот почему Москва в поэме приобрела статус не только города – столичного города, но своеобразного государства и даже топонимического центра мира. Современный филолог М. В. Скороходов обратил внимание на контекстуальный смысл Москвы у Есенина, находя скрытые цитаты Книги пророка Иеремии в «Инонии», посвященной пророку Иеремии. Исследователь указывает: «В есенинском тексте достаточно широко прослеживается соотнесенность с Россией, при этом порой появляется почти дословное повторение библейских слов: “плачьте и рыдайте, ибо ярость гнева Господня не отвратится от нас” (4: 8); у Есенина: “Плачь и рыдай, Московия”». [1675]

В поэме «Пугачев» (1921) события разворачиваются в начале 1770-х годов, когда Москва уже утратила статус столицы, передав его Санкт-Петербургу. Однако организационно-батальная роль Москвы, сначала неправедно руководящей казачьим кругом, а потом с великим трудом добывающей победу государственности в казачье-крестьянской войне с пугачевцами, выдвигается на передний план. Безымянный «второй голос» озвучивает роль Москвы: «Оттого-то шлет нам каждую неделю // Приказы свои Москва» (III, 13). Далее уже Кирпичников – один из центральных и наиболее важных персонажей, несогласный с командной политикой Екатерины по отношению к яицким казакам, – угрожает Москве как оплоту царизма: «Пусть знает, пусть слышит Москва – // На расправы ее мы взбыстрим» (III, 17). В поэме наглядно прописывается параллель, отождествляющая Москву с Екатериной: «Пусть знает, пусть слышит Москва…» – «Пусть помнит Екатерина…» (III, 17, 18). Вроде бы столь стремительно начатая сюжетная линия с Москвой не получает в дальнейшем явного и убедительного развития, она становится неактуальной и неинтересной, уступая место открытому психологизму и внутриказачьим событиям. Из истории известна победа Москвы над пугачевцами – и Есенину этого достаточно.

Москва в «Песни о великом походе»

Поэма «Песнь о великом походе» (1924) посвящена Октябрьской революции 1917 г. и последующей гражданской войне, однако структурно подразделяется на два больших «сказа», первый из которых повествует о Петровской эпохе как предшественнице и дальней предуготовительнице революционных событий. Упомянутая в поэме Москва продолжает линию средневековой Московии – в ее кондовом и патриархальном облике. Все нравственно неправое, отживающее свой век сосредоточено в Москве: из нее уезжает Петр Великий проводить реформы и возводить новую столицу – Петербург. И все-таки Москва никак не может оставить в покое царя, даже вдали донимает его своей бытовой архаикой и изменой жителей. Даже верный служака-стрелец вынужден оправдываться, отказываясь от подозрения в заговоре с Москвой:

«…Аль с Москвы какой

Потайной гонец?»

«Не гонец я, царь,

Не родня с Москвой <…>» (III, 119).

Извилистые, почти кривые и окольные улочки Москвы как нельзя кстати соответствуют неправедной деятельности дьяка, рассматриваемого в поэме в качестве предателя царевых интересов: «По Тверской-Ямской // Под дугою вбряк // С колокольцами // Ехал бедный дьяк» (III, 118). Строки эти отдаленно навеяны народными историческими песнями, сложенными в период Москвы Первопрестольной – предшественницы «северной столицы».