Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа - Понсон дю Террайль

– В ночь с субботы на воскресенье, – продолжал лодочник, не замечая того, что Рокамболь переменился в лице при этих словах.

– Черт возьми, – думал он, – неужели я не задушил Фипар?.. Старуха… ночью… у моста Пасси… Да ведь, черт возьми, это, вероятно, она.

Затем, напустив на себя совершенно равнодушный вид, он проговорил:

– Может быть, ее заставила это сделать нищета…

– Уж, право, не знаю, – перебил лодочник. – Она рассказала нам целую историю; мы сделали ей складчину и дали ей денег нанять фиакр и воротиться домой…

– А! – проговорил Рокамболь, страшно побледнев. – Она, вероятно, жила очень далеко…

– Кажется, в Клиньянкуре.

Рокамболь чуть не посинел, но тусклый свет от фонаря не позволил лодочнику приметить все эти перемены в его лице.

– Друзья мои, – сказал Рокамболь, обращаясь к лодочникам после минутного молчания, – пожалуйста, пристаньте поскорей к берегу. Я оденусь, и потом мы отправим эту женщину домой.

Лодочники причалили.

Рокамболь сунул одному из лодочников в руку луидор и сказал:

– Помогите мне снести эту женщину.

Одевшись, он подошел к женщине и спросил ее, где она живет.

– На Прованской улице, – ответила она слабым голосом.

– Мой кучер отвезет вас, – продолжал Рокамболь, усаживая ее в экипаж, – если вы будете иметь во мне нужду, то, пожалуйста, обращайтесь ко мне без церемоний; я маркиз де Шамери и живу на Вернэльской улице.

– Ишь ты! – прошептали лодочники. – Парень-то, кажется, не гордый… Он выходит даже из своего экипажа, чтобы броситься в воду…

– Отвези эту даму, – распорядился между тем Рокамболь, – а я пойду пешком.

Молодая женщина рассыпалась перед ним в благодарностях, и купе уехал.

Оставшись один, Рокамболь несколько задумался.

– Я просто болван, – подумал он.

Воротившись в отель, где все уже спали глубоким сном, Рокамболь прошел прямо к сэру Вильямсу и разбудил его сильным толчком.

– Эй! – крикнул он. – Почтенный! Проснись-ка, дело спешное… Я нуждаюсь в твоей философии.

Эти слова окончательно разбудили сэра Вильямса и привели в сознание.

«В чем дело?» – написал он.

– Фипар жива, – ответил грубо Рокамболь. Сэр Вильямс так и подпрыгнул на постели.

– Понимаешь ли, – продолжал Рокамболь, – Фипар жива, она узнает меня, сколько бы я ни изменял свою оболочку. – И Рокамболь рассказал ему все, что произошло с ним в эту ночь.

– К тому же, – добавил он, – мы до сих пор еще не имеем известий о Вантюре.

Сэр Вильямс заметно нахмурился.

– Если Фипар увидится с Вантюром, тогда я положительно пропащий человек.

Сэр Вильямс вполне разделял опасения своего ученика, но, однако, он не растерялся и написал:

«Теперь дело не в Фипар; был ли ты в Монфоконе?»

– Был. «Отлично!»

– Но разве тебя не беспокоит, что Фипар жива? «Нет. Клиньянкур невелик; ты можешь найти свою

Фипар, когда тебе будет только угодно, и тогда постарайся задушить ее получше».

– Право, совет не дурен; я сейчас же отправлюсь в Клиньянкур.

«Нет, не теперь, а завтра ночью».

– Ты думаешь?

«Сегодня у нас есть другое дело».

– Правда?

«Булавка у тебя?»

– У меня.

«Ты уверен, что втыкал ее в тело лошади, издохшей от карбункула?»

– Уверен вполне.

«Ну так отправляйся теперь спать, а завтра поступай в конюхи к Шато-Мальи».

– Ну, а Фипар?

Сэр Вильямс пожал плечами и не удостоил Рокамболя ответом.

Как мы уже знаем, через несколько часов после этого Рокамболь вступил на должность конюха у герцога де Шато-Мальи, и Вантюр и он не узнали друг друга.

Приметив, что Вантюр волочит ногу, как сбежавший каторжник, Рокамболь решил, что ему необходимо дознаться, какая может быть этому причина.

Оставшись один в конюшне, он подошел к арабской лошади, любимице герцога, и уколол ее отравленной булавкой.

– Жаль убивать такое животное, – думал он. – Маркиз де Шамери охотно бы дал за него две тысячи экю!..

В эту же ночь Вантюр пробрался в квартиру Рокамболя и украл у него из книги документы герцога де Шато-Мальи.

«Не стоит будить теперь герцога, – думал он, возвратившись через час из своей ночной экспедиции в отель Шато-Мальи. – Я лучше завтра отдам ему эти бумаги, а теперь надо хорошенько обдумать, как мне захватить Рокамболя». Вантюр уже хотел идти спать, как вдруг увидал свет и услыхал говор в конюшне. Это странное обстоятельство возбудило в нем любопытство, и вместо того, чтобы идти в свою комнату, он отправился в конюшню. У стойла Ибрагима, любимой лошади герцога, стояли два конюха и берейтор. Бедное животное лежало на подстилке в ужасных мучениях; загородка стойла была обагрена кровавой пеной.

– Что с ней? – спросил Вантюр, подходя к конюхам.

– Не знаю, – ответил берейтор, – но она мучится так уже с пяти часов вечера… Его сиятельство уже несколько раз приходил навестить ее.

Вантюр наклонился к лошади и, осмотрев ее, вздрогнул.

– Лошадь эта не поправится, – проговорил он громко, – у нее карбункул и потому ее лучше убить.

Мы уже говорили, что правая нога кучера возбудила у Рокамболя некоторое подозрение.

– Нужно хорошенько присмотреть за этим молодцом, – подумал он. – Право, если бы он был несколько потолще… но нет… этого быть не может – у Вантюра огромный живот…

Однако это не успокоило Рокамболя. Вантюр гримировался так хорошо, что противник не узнал его… Но отчего же у англичанина была такая походка, как будто он провел десять лет в каторге, во Франции?

В полдень герцог де Шато-Мальи возвратился с прогулки и спросил себе завтрак; затем он прошел в кабинет и принялся читать письма. Между ними он нашел одно извещение нотариуса, требовавшее немедленного ответа. Герцог сел в кресло, написал письмо и приказал Цампе:

– Одеваться! Я сейчас еду…

И вслед за этим он оперся руками об ручки кресла, на котором сидел, и несколько приподнялся, но сейчас же опустился опять и болезненно вскрикнул:

– Что это значит, Цампа? Зачем здесь булавка?

И герцог указал Цампе на свою ладонь, на которой выступила капля крови.

Мы уже знаем, каким образом Вантюр похитил бумаги герцога де Шато-Мальи, а теперь посмотрим, что предпринял Рокамболь относительно вдовы Фипар и Вантюра.

Уколов булавкой лошадь и поранив ею руку герцога, он решил, что ему больше нечего делать у Шато-Мальи, и в силу этого спокойно ушел из конюшни и отправился на Сюренскую улицу, где и обратился вновь в маркиза де Шамери. «Мне больше нечего делать у Шато-Мальи, – думал он, – Цампа будет сообщать мне все новости».

Через час после этого господин маркиз был уже в своем отеле на Вернэльской улице.

Виконт и виконтесса д'Асмолль уехали в это утро в замок Го-Па вместе с герцогом де Салландрера, и в отеле де Шамери оставался теперь только один сэр Вильямс, к которому и поспешил Рокамболь. Слепой ждал его с большим нетерпением; он узнал уже его шаги на лестнице.