Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа - Понсон дю Террайль

– Странно! – прошептал он. – Не пробовал ли этот британский кучер французской каторги? Правая его нога, кажется, немного волочится, точно как у беглого каторжника!..

Читатель, вероятно, помнит еще, как сэр Вильямс спросил Рокамболя:

«Знаешь ли ты, что такое карбункул?»

– К чему ты это спрашиваешь? – ответил вопросом Рокамболь.

«Вот к чему, – написал наставник, – возьми булавку и отправляйся завтра в Монфокон, где ты наверняка найдешь на живодерне лошадь, издохшую от карбункула».

– Как же я могу узнать ее?

«Живодеры сдирают шкуру со всех лошадей, за исключением тех, которые пали от карбункула, а потому если ты увидишь лошадь, не тронутую ими, то, значит, можно рискнуть».

– Чем?

«Осмотри хорошенько свои руки, нет ли на них какой-нибудь царапины, а потом воткни булавку на несколько секунд в тело падали, затем положи булавку в коробочку».

– Гм! Я, кажется, начинаю понимать, – проговорил Рокамболь.

«Ровно ничего не понимаешь!»

– Что же я должен делать с булавкой? «Ступай с ней к Шато-Мальи».

– Уж не придумал ли ты, чтобы я уколол его этой булавкой?

Сэр Вильямс пожал плечами и написал: «Пробудь у герцога с час, и ты успеешь выведать, которая его любимая лошадь. Когда узнаешь это, тогда вынь из коробочки булавку и уколи ею лошадь в живот».

– Зачем же лошадь? «Потому что так нужно…»

– Хорошо, так как я уже почти начинаю привыкать действовать по твоему приказанию, как какой-нибудь автомат. Но я прощу тебе это все, когда женюсь на Концепчьоне.

«Если только я не умру, ты непременно женишься на ней».

– Тебе больше нечего сказать мне?

Сэр Вильямс утвердительно кивнул головой. Рокамболь взглянул на часы.

– Знаешь ли, – сказал он, – мне кажется, что отправляться в Монфокон средь бела дня не совсем безопасно… Не лучше ли идти вечером, часов в десять?

«Как хочешь».

Мнимый маркиз де Шамери отправился на Сюренскую улицу, взял здесь большую медную булавку, коробочку и, переодевшись в лакейскую ливрею, нанял извозчичий кабриолет и поехал в Монфокон.

Приехав в Монфокон, Рокамболь отыскал лошадь, околевшую от карбункула, и, воткнув в нее булавку, подержал несколько времени в трупе, а потом вынул и спрятал в коробочку.

Исполнив таким образом приказание сэра Вильямса, он доехал до площади Согласия, расплатился с извозчиком и, пройдя по бульвару Инвалидов, добрался до отеля Салландрера, не приметив того, что невдалеке от него стоял тряпичник, который был не кто иной, как Вантюр.

Пробыв несколько времени у Концепчьоны, Рокамболь поцеловал ее в лоб и ушел в сопровождении негра.

Переступая через садовую калитку, он споткнулся о тряпичника, лежавшего в канавке около калитки.

– Пьянчуга! – проговорил маркиз, переодетый в лакея.

Читатель, конечно, догадывается, что Рокамболь вошел в свою холостяцкую квартиру через ворота, противоположные тем, где стоял его экипаж, и что это-то обстоятельство несколько сбило с толку Вантюра.

Пробыв один час в мезонине своей квартиры, Рокамболь переоделся в свое обыкновенное платье и уехал в свой отель.

– Только один Вантюр беспокоит меня, – думал он, – а все остальное идет как по маслу.

А между тем он не подозревал, что этот самый Вантюр следил за ним шаг за шагом и только благодаря двойному выходу в доме на Сюренской улице сбился с дороги и не последовал за ним в его отель.

Когда Рокамболь проехал площадь Людовика VI и мост, внимание его было привлечено обстоятельством, которое, по-видимому, было ничтожно, но имело для него существенную важность.

Ночь была туманная, холодная и мрачная. На набережной царствовали пустота и безмолвие, но вдруг Рокамболю послышались отчаянные крики и смутный гул голосов, исходящих, казалось, из середины Сены. Он тотчас же приказал кучеру остановиться и стал внимательно прислушиваться.

Крик «помогите!» пробудил в нем много воспоминаний о его собственной жизни, начиная со смерти Гиньона в Буживале и кончая собственным его, Рокамболя, приключением на волнах Марны, куда его выбросили в мешке из окна.

– Помогите! – кричал ослабевший голос женщины. – Помогите!..

Рокамболю припомнилась вдруг Фипар, труп которой он считал попавшим в невод Сен-Клу, и в то же время он услыхал шум голосов и весел, рассекавших воду.

– Полно, сударыня! – кричало несколько голосов. – Смелее! Подождите немножко… Мы уже близко.

Рокамболь выпрыгнул из экипажа, подбежал к перилам набережной и нагнулся к реке.

Мы уже сказали, что ночь была мрачная, но, несмотря на это, Рокамболю удалось разглядеть черную точку, бившуюся на поверхности воды; невдалеке от этой точки тяжело поднималась по течению какая-то другая масса, гораздо большая… То был ялик, спешивший на помощь утопающей женщине.

– Честное слово! – прошептал Рокамболь. – У меня до сих пор еще нет медали за спасение утопающих, а так как в настоящее время года холодная ванна нисколько не может повредить организму, то я и намерен получить эту почетную вещицу.

Сказав это, он быстро спустился к реке и проворно разделся.

– Не мешает иногда делать и добрые дела, чтобы обращать на себя внимание любопытных (полиции)… В случае если мне придется лишиться титула маркиза и попасть под суд присяжных, то мой адвокат может отлично пустить в дело эту медаль…

Бросившись затем вплавь, он успел схватить утопающую и поплыл с нею навстречу ялику.

Несколько минут спустя господин маркиз Альберт-Фридерик-Оноре де Шамери находился уже вместе со спасенной им женщиной на ялике, между двумя или тремя лодочниками, которые зажгли фонарь и рассматривали утопавшую и ее избавителя.

Женщина была молода и хороша собой; ее шелковое платье свидетельствовало, что не нищета, а безнадежная любовь вынудила ее искать убежища в смерти. С ней случилось то, что случается со многими самоубийцами. Когда холодная вода охватила ее с головы до пят, к ней воротилась горячая любовь к жизни, которая не далее как за минуту перед тем была ей в тягость.

– Не всякий рискнет выкупаться по вашему! – вскрикнул один из лодочников, между тем как его товарищи хлопотали около молодой женщины.

– Я исполнил только свой долг, – скромно ответил Рокамболь.

– Ну! Если вы называете это долгом, значит, вы честный человек.

Рокамболь невольно улыбнулся.

– А мы вот уже целую неделю вытаскиваем по ночам утопающих.

Рокамболь вздрогнул.

– В субботу мы вытащили старуху около моста, – продолжал лодочник.

– Уже мертвую?

– Нет – живую.

– Это, вы говорите, было у моста Пасси?

– В ночь с субботы на воскресенье, – продолжал лодочник, не замечая того, что Рокамболь переменился в лице при этих словах.