Море серебрянного света - Тед Уильямс

 –  Не делай так!  –  закричала Рени.  –  Перестань! Останься Стивеном!

"Но, во имя Господне, кому нужна такая система безопасности?  –  Язвительный и резкий голос Сьюзен Ван Блик отразился от дна ямы, но Стивен еще истерически смеялся, почти рыдал.  –  Что, черт возьми, они защищают?  –  Доктор Сьюзен, которую Стивен никогда не встречал, даже когда еще не впал в кому. Сьюзен Ван Блик, которая уже умерла.  –  Ирен, как тебя угораздило связаться с преступниками?"

На мгновение она почувствовала, что может больше не выдержать, сломаться, ужас слишком тяжело давил на грудь. Потом, внезапно, поняла. Страх стал меньше, теперь она боялась только за себя, но его место заняло отчаяние, почти непереносимое.

 –  Ты... ты не Стивен, да?  –  Голоса умерли.  –  Ты никогда не был Стивеном.

Существо, которое выглядело как ее брат, все так же сидело у реки, сгорбившись и укрывшись тенями.

 –  Что ты сделал с ним?

Никакого ответа, но его стало хуже видно, как если бы он начал сливаться с каменной стеной ямы. В воздухе разлилось ожидающее спокойствие, потрескивающее напряжение перед близкой грозой. Рени почувствовала, как в ее кожу вонзились маленькие иголочки. Внезапно ей стало не хватать воздуха в легких, она начала задыхаться.

И тут внутри нее поднялся гнев, бледная ярость: эта странная штука, конгломерат кодов, делала вид, что является ее братом  –  та самая нечеловеческая тварь, которая и схватила его. Она оттолкнула гнев в сторону и сосредоточилась на дыхании. Она в его сердце, каким-то образом. Все вокруг нее часть Иного, часть его ума, его воображения...

Его сна?..

Она ничего не добьется, если взбесит его. Он похож на ребенка, на того же Стивена в возрасте двух лет, полного крикливого возмущения, находящегося почти за пределами языка и разума. Как она может иметь с ним дело?

Не слишком хорошо, напомнила она себе. Терпение  –  а я никогда не была такой терпеливой, какой должна быть.

 –  Кто... кто ты такой, в точности?  –  Она подождала, но ничто не нарушило молчание.  –  У тебя есть имя?  –  спросила она.

Существо пошевелилось. Тени стали длиннее, а звезды дальше, их блеск ослаб, как если бы вселенная внезапно начала расширяться.

Но это же не настоящая вселенная, сказала она себе. Это вселенная внутри... внутри этой штуки.  –  У тебя есть имя?  –  опять спросила она.

 –  Мальчик,  –  ответил он голосом Стивена, но со странной прерывистой интонацией.  –  Заблудившийся мальчик.

 –  И... как ты хочешь, чтобы я называла тебя?

 –  Мальчик.  –  Прошел эон.  –  Нет... имени.

 –  Иисус милосердный.  –  Ее глаза опять наполнились слезами.  –  Что они сделали с тобой?

Создание на дне колодца стало почти не видимым. Река зашумела громче, монотонный постоянный рокот. Рени показалось, что она слышит в нем жалующиеся голоса.  –  Где мы?  –  спросила она.  –  Что мы здесь делаем?

 –  Прячемся.

 –  От кого?

Казалось, он долго обдумывал ее вопрос.  –  От дьявола,  –  наконец сказал он.

Мгновенно, даже не понимая в точности, что он имеет в виду, она почувствовала то же, что чувствовал он  –  безнадежный не рассуждающий страх и безграничная покорность, готовность к любой жестокости.

Почему я, спросила она себя. Почему он разрешил мне войти? Внутрь... чего бы то ни было? Неужели из-за того, что я чувствую по отношению к Стивену?

Она думала, тонкая мембрана мысли скользила над все углубляющейся пропастью ужаса, и, внезапно, она поняла то, о чем он говорил ей  –  сама не понимая как, почти инстинктивно.

Он умирает. Свет, пламя его существования, мигает. И не только слова, но все вокруг, начиная с гаснущего света и исчезающего воздуха, кричит об этом. За таким состоянием может последовать только одно  –  полное уничтожение.

Поэтому он и использовал Стивена, говоря со мной, решила она. Надел его маску. Но это не только маска. Он слишком резко отреагировал, когда я заговорила о папе, каким-то образом Иной знает то, что знает Стивен и даже то, что знаю я. И чувствует так, как чувствует маленький мальчик.

 –  Я думаю, ты еще можешь освободиться.  –  Она не очень верила в свои слова, но не могла сидеть и ждать конца, предать себя, друзей и всех детей, которых сожрала эта тварь, ждать всеобщей гибели всех, находящихся в сети Грааля, которая, безусловно, наступит в то мгновение, когда операционная система остановится.  –  Я думаю, что мы можем сбежать. Мои друзья способны помочь тебе, если ты разрешишь нам это сделать.

Тень под ней зашевелилась.  –  Ангел?..  –  жалобно спросил он. Голос был еще слабее, чем у Стивена.  –  Никогда-Не-Спит?..

 –  Конечно.  –  Она понятия не имела, что это означает, но не могла дать остановить себя. Она вспомнила, как заставила Каменную Девочку идти, хотя страх буквально парализовал ребенка. Терпение, вот то, что работает. Терпение и иллюзия, что взрослые обо всем позаботятся.  –  Если бы ты мог придти ко мне...

 –  Нет,  –  устало и равнодушно сказал он.

 –  Но я могу помочь...

 –  Нееееееет!  –  На этот раз даже стены ямы подобрались ближе, а тени стали такими глубокими, что темнота показалась больше пространства, в котором находилась. Эхо от его крика металось слишком долго, смешиваясь с журчанием реки, которое совершенно отчетливо превратилось в безнадежный и испуганный крик тысяч голосов  –  детских голосов.

 –  Я хочу помочь тебе,  –  громко сказала она, говоря так спокойно, как только могла, хотя ей хотелось кричать до тех пор, пока хватит воздуха. Нервы горели  –  на мгновение она опять почувствовала, как сердце сжал холодный кулак небытия. Терпение, Рени, сказала она самой себе. Ради бога, не дави слишком сильно. Но удержаться было трудно. Время бежало с невероятной скоростью, подстегиваемое криками детей, отчаянными, безнадежными.  –  Я хочу помочь тебе,  –  повторила она.  –  Если бы ты подошел ближе...

 –  Не могу выйти!..  –  заорал он. Рени упала на колени, прижав руки к ушам, но мучительный голос уже проник внутрь, достал до костей и потряс ее до основания.

 –  Не могу! Болит! Все болит!  –  Он впал в ужасный гнев, от которого, казалось, мир должен был развалиться напополам.  –  Очень злая.

Голос  –  ничем не похожий на голос Стивена  –  бил ее по ушам.

 –  Злая! Злая! ЗЛАЯ!

Сокрушающая рука тьмы обрушилась на нее.

ДЖЕРЕМИ, смахнув сон с глаз, поглядел на часы на самой большой консоли. 7:42. Утро. Какое утро? Какого дня? Здесь, в яме под горой, в сотнях метров от солнца, почти невозможно следить за календарем. Он устал, изо все сил пытаясь сохранить порядок, создать впечатление, что они живут, как на поверхности, что их жизнь еще имеет смысл, но события последних дней разбили вдребезги все его усилия.

Утро воскресенья, наконец решил он. Это должно быть утро воскресенья.

Еще несколько месяцев назад он в это время завтракал в своей чистой, набитой всякой всячиной кухне. Потом он помыл бы машину, на которой он и доктор Ван Блик могли бы поехать в церковь. Возможно бессмысленно  –  Сьюзен редко выходила из дома и почти не ездила  –  но это была часть заведенного рутинного распорядка. В те дни ему часто казалось, что он тонет в рутине. А сейчас она казалась ему самым замечательным островом на свете, который может себе представить тонущий человек.

У мониторов должен был сидеть Длинный Джозеф Сулавейо, его очередь. Вместо это высокий мужчина сидел на краю дорожки, болтая ногами и глядя в никуда. Он выглядел потерянным и несчастным, и не только потому, что вина больше не осталось. В конце концов Джереми и Дель Рей решили, что единственное место, куда они могут засунуть убитого Джереми наемника,  –  неиспользуемая и неподключенная В-капсула. Они завернули труп в простыню и положили внутрь, но, как только за ним закрылась воздухонепроницаемая крышка, Джозеф надулся и ушел.

Достаточно странно, но Джереми даже посочувствовал ему. Они превратили В-капсулу в то, что она так напоминала  –  гроб, и это не могло не напомнить Джозефу о его дочке, Рени, лежавшей рядом в точно таком же контейнере. Да, она и ее друг бушмен были еще живы, но как раз сейчас это различие казалось чисто академическим.

Как и все мы трое, мрачно подумал Джереми. Чем мы отличаемся от дочки Джозефа? Только размерами гроба!

Мысль появилась, как мыльный пузырь, и внезапно исчезла, когда Джереми посмотрел на монитор.  –  Джозеф, это еще что за хрень? Предполагается, что ты дежуришь, а?