Литконкурс Тенета-98 - Автор неизвестен

Касание коленок обеих дам равновероятно, если ты сидишь между ними втроем на двух местах, во втором ряду партера на "Божественной комедии". Лихорадочное возбуждение — в красных щеках.

"Нарва" — волшебная палочка, — продает нам произведение грузинской винопромыиленности и, вероятно, неликвид второго удовольствия Болгарские сигареты «Ту». Одно радует, что уж лучше Ту-144, чем эту — ни разу. Знаменитая лестница в не менее знаменитую квартиру.

Имеет ли право невиновный не защищаться при активном наступательном обвинении? По-моему, только тогда, когда невиновность сомнительна. Бред сумасшедшего!

Незаслуженные комплименты в мой адрес слева и справа сглаживают остроту ситуации.

Кому, как ни охотнику, преследующему дичь, знакома поговорка о погоне за двумя зайцами. Прошу прощения за обилие русских изречений, но они так правдивы, синица в руках действительно лучше, чем в небе журавль.

Мартышка, несмотря на позднее время, отказывается от Катиного приглашения переночевать у нее, и я впервые обнаруживаю своеобразную прелесть в отсутствии желания таксистов ехать из Москвы в Подмосковье. Как истый джентльмен — до Ретта Батлера, правда, далеко, — я обязан проводить обеих. Останавливаю на бульваре машину, но предлагаемый Мартышкой маршрут: Цветной — Рижская — Ярославский вокзал, — устраивает меня так же, как предложения Хафеза Асада израильский Кнессет. Неодинаковая трактовка Мартышкой и мной одних и тех посылок приводит к потрясающим результатам!..

Быстрое прощание с Катей. Теперь за дело.

— Молодой человек, поворачивайте обратно!

— Ни в коем случае! — заявляет танцовщица, — Я еду домой!

Отступление смерти подобно. Мартышкины аргументы о слишком кратковременном знакомстве волнуют меня не больше, чем протесты недовольных папу Дока. Сердце колотится в груди, словно узник в дверь камеры. Перепалка в машине, перепалка на улице. Подъезд оказывается наиболее подходящим местом для подписания компромиссного коммюнике. Отпустить ее в эту ночь для меня все равно, что посадить самого себя в тюрьму.

Я постарался выразить поцелуями свою признательность…

Кто только не одевал этот халат?.. Контрастный душ и австрийский кофе, сигареты и Elton John.

Ну почему так трудно описывать близость? Я бы мог назвать ее кожу атласной, но мне почему-то захотелось сравнить ее с кожей негритянки.

— У тебя были темные девушки? — спрашивает новоявленная Терпсихора.

Киваю головой.

— А вот у меня не было африканцев.

— Не страшно. Я составлю тебе протекцию.

Это один из незначительных диалогов, который я вспоминаю.

Как любят эти девушки! Мартышка — находка для мужчины. Гибкая, сексапильная, страстная, она отдается всецело, как нимфа в лесу фавну. Танец и секс. Ее вопеж, как клич индейцев, доводит до исступления. Ногти врезаются в тело, и полуоткрытый рот вызывает переворот в сознании. Полное отсутствие эгоизма. Я, наверно, никогда не свыкнусь с мыслью, что все эти нежные слова, жесты, ласки, стоны и горящий взгляд точно так же могут принадлежать любому другому мужчине. Она похожа на длинноногую японочку, раболепно глядящую на мужа. Она льстит по поводу и без него, и мне жаль, что это игра.

Конечно, она мне понравилась, иначе я вообще не сел бы за машинку.

Мы заснули в пятом часу, но через полчаса она проснулась. Начались самоистязание и самоедство. Уходит на кухню и читает Золя. Через час, замерзшая, бросается в постель. Сон.

9.20. Душ, кофе, мыло, подаренное Анечкой, — Мартышке в сумку. Последние поцелуи. Садовое кольцо, неудачные попытки остановить такси. Троллейбус, метро, спринт до клуба. Последний поворот головы — пробуждение…"

5 февраля 1985 г. Москва.

???

Через пару дней страсти улеглись, и я даже на какое-то время убедил себя, что ничего не случилось. Но потом призрак Мартышкиного рассказа стал появляться все чаще и чаще. Ее слова мелькали у меня перед глазами, как портреты Ленина по дороге в аэропорт. Особенно одна фраза, которую я и произнести-то не могу, не то, что написать! Постепенно я совсем ошалел от своей извращенной ревности. Я начал метаться: избить ли Катю до полусмерти или убедить себя в ее невиновности. Бог мой! Как мне хреново! Но ни один миг у меня не возникло желание расстаться. Это было абсолютно исключено; все, что угодно, только не это. Я знал, что если уж скажу ей о том, что встречаться мы больше не будем, то не передумаю. Иногда мне казалось, что я продолжаю с ней видеться исключительно из-за садистского желания отомстить. (Это дурацкое желание еще больше усилилось после фильма Savage weekend). Но, как ни странно, ее холодность меня сдерживала. Какое, действительно, я имею право распоряжаться ее свободой, тем более, что любое ограничение последней явно не сочеталось с моим культивированным отношением к этому понятию.

Я прекрасно понимал, что она просто не любит меня, и все мои переживания — коту под хвост.

Постепенно у меня стали появляться запретные темы, о которых я в принципе слышать не мог. С кем бы я не общался (не только с Катей), был ли я в кино, читал ли книжки, смотрел телевизор, общался с друзьями — абсолютно все, что хотя бы косвенно могло иметь отношение к сексу, моментально вызывало у меня тошнотворные рефлексы. Я просто уже стал сходить с ума.

Можно бы было сказать, что она, конечно же, предала не меня, а себя: это хуже. Но мне жуть как надоели эти высокопарные фразы! Ну что, собственно говоря, случилось? Ничего особенного. Абсолютно ничего! Мир не перевернулся, и малые развивающиеся страны по-прежнему зависели от влияний МВФ. (Лишь ираноиракский конфликт разгорелся с новой силой). То, чего я всего больше боялся, уже произошло и стало непреложным фактом. Так что теперь можно этого не боятся — теперь пусть хоть сто тысяч раз. Мопассан, узнав, что у него люэс, сказал: "Ну, слава Богу, теперь уж я точно его еще раз не подхвачу.

Если я сейчас не закончу, "новогодний синдром" растянется еще на десять полновесных глав. Так что поставим на этом точку.

???

2-го февраля исполнялся год со дня женитьбы Хана и Картины. Вероятно, именно Хановский прагматизм подсказал ему, как, впрочем и его жене, бесполезность и ненужность повторения спустя год еще одного грандиозного пиршества, устроенного его родителями на их свадьбе. Хан поменял «Прагу» на «Космос» и пригласил только меня с Мороз вместо сборища еврейских толстосумов, разлагающейся менделеевской компании и вкрапленных, как изюм в буфетной булке, Картининых подружек.

Погода в этот день была до того отвратительной, что ее и описывать-то противно. Ни зима, ни лето — так, черте что. Может быть, где-нибудь в лесу, в Подмосковье, этот день и не выглядел так мерзко, но в Москве, особенно в районе улицы Образцова, МИИТа, Минаевского рынка, на улице просто тошно было находиться. Где снег, где слякоть; гаражи какие-то, трубы канализационные, трамвайные пути; то солнце, то ветер. И плюс ко всему, прохожие с кислыми мордами.

Я еще не говорил вам, что чем хуже, тем лучше? Обожаю плохую погоду. Да и действительно, что может быть лучше плохой погоды?

Два часа дня. Я захожу в ДК МИИТа, звоню Кате и слышу ее неизменное "Приветик!" Наверное, если бы ей позвонил папа Римский, она бы тоже ему ответила: "Приветик, Иоанн-Павел II!"

Вы заметили, что я могу описывать лишь мои встречи с Катей и то, что имело к ней какое-либо отношение? Все остальное для меня в то время просто не существовало. Весь мир я воспринимал через нелепые линзы, в фокусе которых была Катя Мороз. Катя была центром вселенной, средоточием всех моих помыслов. Каждый поступок, каждое действие рассматривалось прежде всего с точки зрения влияния или воздействия на Катю. Деньги — для Кати, аспирантура — для Кати, квартирные обмены — для Кати, деловая активность — для Кати, прочитанные книги, контакты, связи, знакомства, пробудившееся вновь честолюбие — только для нее! Недаром я так ухватился за эту книгу — "Унесенные ветром". Может быть, если бы не Катя, она бы и не произвела подобного эффекта. Дело в том, что отношение Ретта к Скарлетт было поразительно похоже на мое к Кате, несмотря на то, что я был так же похож на Кларка Гейбла как Катя на Вивьен Ли.

На чем я остановился? Ну да, позвонил я ей, пригласил на Хановскую годовщину. Она поныла, как всегда, — зануда известная, — и согласилась.

Период между получением ее принципиального согласия на встречу и самой встречей представляет особую важность. За этот период нужно было найти деньги, если у меня их не было. Но деньги надо было не просто найти, их надо было заработать. Более того, заработать быстро. Для меня это было своего рода задачей, правильное решение которой поощрялось надеждой на благосклонное отношений Ее Величества и отсрочку очередного концерта. Я знал, что достану деньги даже из-под земли, — Шкатулка все-таки меня очень стимулировала. В общем, если бы меня на это время посадили голым среди индейцев, я все равно сделал бы бабки. Но, так как помимо головы в решении этого ребуса участвовали еще и ноги, то к моменту встречи я был способен лишь на то, чтобы молча выслушивать ее очередной рассказ о дороговизне плиссе-гоффре.