Русская революция. Политэкономия истории - Василий Васильевич Галин

власть внутренне больна», превратившись в чиновников, рассеявшись по комиссариатам и центрам, «коммунисты начинают отрываться от массы»[3102]. Две недели спустя в той же «Правде» один из лидеров группы «демократического централизма» Н. Осинский указывал на забюрократизированность и, проистекающий от этого, «кризис советского аппарата»[3103].

Кризис разразился с началом демобилизации. Уже в сентябре 1920 г. в специальном письме ЦК РКП(б) отмечались симптомы разложения партии на «верхи» и «низы»[3104], с мест сообщалось о засорении ее «шкурниками и карьеристами»[3105]. Борьба проходила под лозунгами: «долой привилегированную касту коммунистической верхушки!.. Можно смело утверждать, — отмечал Е. Преображенский, — что последние лозунги встречают сочувствие у большей части рядовых членов нашей партии и разложение наших рядов по этой линии увеличивается с каждым днем»[3106].

К концу гражданской войны «из маленьких расхождений и разногласий выросли большие…, — констатировал в январе 1921 г. в своей брошюре, которая так и называлась «Кризис партии», Ленин, — Партия больна, партию треплет лихорадка»[3107]. В наиболее резкой форме эта болезнь проявилась на Х съезде РКП(б) в конфликте, между Политбюро и Оргбюро партии[3108], между Совнаркомом и профсоюзами. И это были не частные разногласия, подчеркивал Г. Зиновьев на том же съезде: «этот кризис общий… Теперь, как ни трудно сознаться в этом, мы переживаем некий кризис революции»[3109].

«Дух соперничества, обуявший вождей в конце 1920 года, возможно, был бы не столь вреден для государственных устоев, — замечает историк С. Павлюченков, — если бы между ними и партийной массой сохранялась надежная, рутинная прослойка из твердокаменных функционеров средней руки. Однако и средний уровень партруководства, даже еще раньше, оказался пораженным червоточиной сомнений, взрыхлен исканиями честолюбий, расшатан бесконечными притираниями партийных и советских аппаратов и заматерел, участвуя в междоусобицах»[3110].

Междоусобная борьба охватила не только партийный, но и хозяйственный аппарат, указывал в середине 1920 г. редактор газеты «Экономика и жизнь» Г. Крумин: «Согласование и объединение действий, а нередко и политики хозяйствующих органов, происходят еще до сих пор в порядке победы или поражения того или другого комиссариата»[3111].

Переломным моментом стало выступление на Х съезде лидера «рабочей оппозиции», члена ЦК А. Шляпникова, который от ее лица заявил: «Мы предлагаем съезду уничтожить бюрократический метод управления народным хозяйством, который у нас существует сейчас, который привел нас к настоящему кризису и который отдал все наше хозяйство в руки чуждых нам элементов, в руки врагов…»[3112]. Оппозиционеры требовали «орабочивания» партийного и советского руководства, и преобразования экономики в анархо-синдикалистском духе.

И спустя полгода Политбюро пошло на компромисс, оно создало «пятерку» по чистке партии. В течение 1921–1922 гг. численность партии сократилась примерно вдвое, доля рабочих среди делегатов XII съезда (1923 г.) увеличилась по сравнению с X съездом (1921 г.) с 37 % до 53 %. В 1922–1923 гг. Главки Совнаркома были упразднены, а вместо них созданы государственные тресты (в промышленности) и синдикаты (в торговле). Основная идея этих преобразований, пояснял Ленин, заключается в том, что «государственные предприятия переводятся на так называемый хозяйственный расчет, т. е. по сути, в значительной степени на коммерческие и капиталистические начала…, в ближайшем будущем неминуемо этот тип станет преобладающим, если не исключительным»[3113].

Введение НЭПа было поддержано широкими кругами социал-демократии, настроения которых передавали воспоминания меньшевика А. Мартынова: «Я, — писал он, — с самого начала был убежден, что новая экономическая политика есть единственный путь спасения социалистической революции, что другого пути нет, и меня не особенно смущало то, что «нэп» будит радостные надежды буржуазии, поскольку он открывает двери свободной торговле и сеет смятение среди рабочих, поскольку он переводит фабрики и заводы на хозяйственный расчет…»[3114].

Однако переход к НЭПу, содержащий «наличие двух различных и в своих тенденциях враждебных процессов развития» капиталистического и социалистического, неизбежно приводит их к непримиримому конфликту, предупреждал в 1921 г. Е. Преображенский, «для нарастания и созревания этого конфликта нужен (только) определенный срок»[3115].

«Весь вопрос — кто кого опередит? — отвечал на эту угрозу Ленин, — Успеют капиталисты раньше сорганизоваться, — и тогда они коммунистов прогонят, и уж тут никаких разговоров быть не может. Нужно смотреть на эти вещи трезво: кто кого? Или пролетарская государственная власть окажется способной, опираясь на крестьянство, держать господ капиталистов в надлежащей узде, чтобы направлять капитализм по государственному руслу и создать капитализм, подчиненный государству и служащий ему? Нужно ставить этот вопрос трезво»[3116]. И эта экономическая «борьба, — предупреждал Ленин, — есть и будет еще более отчаянная, еще более жестокая, чем борьба с Колчаком и Деникиным»[3117].

При этом Ленин не скрывал своих замыслов: «Новая экономическая политика есть отступление»[3118], «наша новая экономическая политика состоит в том, что мы в этом пункте потерпели сильное поражение и стали производить стратегическое отступление… Никакого сомнения в том, что мы понесли весьма тяжелое экономическое поражение на экономическом фронте»[3119], но «это отступление должно служить подготовке наступления»[3120]. Именно цели подготовки этого наступления служило создание, вместе с введением НЭПа, в 1921 г. Госплана РСФСР.

Подготовка перехода к плановому хозяйству требовала времени, поскольку:

Во-первых, необходимо было подготовить сам этот единый народнохозяйственный план. Не было даже его основ, «тяжелое впечатление производят и разговоры на эту тему…, — писал Ленин в начале 1921 г., — Пустейшее говорение. Литературщина», «живую работу заменяют интеллигентским и бюрократическим прожектерством», коммунистические литераторы и администраторы, не сумели понять, «что здесь надо побольше поучиться у буржуазных спецов и ученых»[3121].

Во-вторых, надо было научиться хозяйничать: «Хозяйничайте все. Капиталисты будут рядом с вами, — рядом с вами будут и иностранные капиталисты, концессионеры и арендаторы, они будут вышибать у вас сотни процентов прибыли, они будут наживаться около вас. Пусть наживаются, а вы научитесь у них хозяйничать, — указывал Ленин, — и тогда только вы сумеете построить коммунистическую республику. С точки зрения необходимости быстро научиться — всякое послабление есть величайшее преступление. И в эту науку, науку тяжелую, суровую, иногда даже жестокую, нужно пойти, так как иначе другого выхода нет»[3122].

В-третьих, отмечал Ленин: «нужна та культура, которая учит бороться с волокитой и взятками. Это — такая болячка, которую никакими военными победами и никакими политическими преобразованиями нельзя вылечить. По сути дела эту болячку… можно вылечить только одним подъемом культуры»[3123].

Необходимость создания Госплана диктовалась, как объективными особенностями России, исходя из которых директор Департамента торговли и мануфактур, товарищ министра финансов В. Ковалевский в 1893 г. приходил к выводу, что «Лишь путем строгого и планомерного согласования всех разнообразных способов