Русская революция. Политэкономия истории - Василий Васильевич Галин

областей», «5 июня «пришлите возможно скорей 400 сноповязалок»…, «16 июня пришлите 6500 малых грузовиков», «примите меры отгрузки 80 тыс. т. пшеницы сверх программы. Очень серьезное положение. Неисполнение или задержка грозят опасностью»[3158].

Объективная причина голода

На неизбежность возникновения голода после войны указывал, уже в мае 1917 г., друг президента и американский посол в Лондоне У. Пэйдж: «Когда наступит мир, на континенте, по крайней мере, будет общий голод… Этой стороне мира придется начинать жизнь заново… Ужас всего этого никто не понимает»[3159]; «Мир будет близок к голоду не только во время войны, но и в течение пяти или, возможно, десяти лет спустя»[3160].

Война перераспределяет внутренние ресурсы страны в пользу оборонных отраслей промышленности и армии, за счет разорения всех остальных секторов экономики и в первую очередь сельскохозяйственных. «Пушки» идут в обмен на «масло» — это такой же естественный закон, как «всеобщий закон природы» М. Ломоносова: «где сколько у одного отнимется…, столько присовокупиться к другому»[3161]. И чем дольше длится война, чем тяжелей ее экономическая мобилизационная нагрузка, тем больше будут перераспределены ресурсы в пользу «пушек», за счет «масла».

Наглядным примером здесь могло служить падение к 1916 г. хлеботоргового кредита Госбанка, по сравнению с 1914 г. почти в 4 раза, а по сравнению с 1913 г. почти в 5 раз. Подобную динамику демонстрировали частные банки и товарищества мелкого кредита[3162]. Другим примером, могло являться резкое почти в 3,5 раза снижение объемов вносимых удобрений: в 1913 г. Россия потребляла 46 млн. пудов минеральных удобрений, из них 33 млн. ввозилось из Германии и лишь 13 млн. собственных[3163]. И это не считая все более увеличивающихся «ножниц цен» между сельскохозяйственными и промышленными товарами[3164].

И Россия здесь не была исключением, точно такие же процессы происходили и в более развитых странах «линии фронта» Франции и Германии. Россия, благодаря аграрному характеру своей экономики, в годы войны, продовольственном плане, выглядела даже лучше их (Гр. 18). Из общей закономерности выбивалась только Англия, что было обусловлено, как ее «периферийным» положением, так и ее особенностям, как богатейшей мировой империи[3165].

Гр. 18. Сбор основных хлебов, в %, по сравнению с 1913 г. = 100 %[3166]

Положение Германии осложнялось тем, что до войны четверть потребляемого ею продовольствия ввозилась из-за рубежа. И с началом войны она была вынуждена первой принять закон о хлебной монополии уже 25 января 1915 г. В том же году были введены карточки на хлеб и обязательное его суррогатирование, а в 1916 г. появились карточки на масло, жиры, картофель, мясо, одежду. Была введена полная сдача сельхозпродуктов государству. В Германии карточная система оказалась более эффективной, чем в царской России, где, по словам Г. Гинса, она полностью провалилась. Причина успеха Германии, по мнению Гинса, заключалась в общегосударственном характере карточной системы (в России карточки выпускались на местном уровне) — и в солидарности населения[3167].

Перелом наступил с введением в 1916 г. морской блокады Германии, которая резко сократила импорт[3168]. В Германии начался голод. «Боеспособность солдат на фронте чрезвычайно зависит от продовольствия, — вспоминал о том времени командующий немецкой армией Э. Людендорф, — Наряду с отпусками оно имеет решающее значение для настроения войск… Упадок духа немецкого народа в значительной степени зависел от питания. Организм не получал продуктов, нужных для поддержания его физических и умственных сил… Летом 1917 г. я впервые почувствовал во всей широте эту опасность и испугался — здесь крылся необычайно ослабляющий момент. Корни этого явления — в сущности человеческой натуры. Сильное патриотическое чувство могло его ослабить, но истребить его окончательно можно было только улучшением питания»[3169]; «Под давлением нужды меньшая часть поддавалась искушению и устраивалась, как могла, большая же часть буквально умирала с голоду»[3170].

Германия пала от голода и капитулировала — сдалась на милось победителя в ноябре 1918 г. Блокада Германии продолжалась до тех пор, пока она не подписала Версальский мир. За шесть этих месяцев — с момента объявления перемирия, до дня вручения мирного договора, по словам главы германской делегации Брокдорф-Ранцау, принимавшей мирный договор: «сотни тысяч невоевавших людей… были убиты с холодной расчетливостью», «в результате блокады»[3171].

«Мы строго осуществляем блокаду, и Германия близка к голодной смерти…, — начинал беспокоиться в марте 1919 г. У. Черчилль, выступая в палате общин, — германский народ терпит большие лишения…, под тяжестью голода и недоедания вся система германской социальной и национальной жизни грозит рухнуть». Лорд Пальмер, командующий британской оккупационной армией в Германии, докладывал, что «для предотвращения беспорядков и по чисто гуманитарным соображениям необходимо прислать продовольствие голодающему населению. Он подчеркивал, что на британскую оккупационную армию производит очень плохое впечатление зрелище человеческих страданий…»[3172]. «В Австрии и Чехословакии, — по словам советника американского президента Э. Хауза, — положение приобрело такой характер, что категорически необходима помощь в широком масштабе, если хотят избежать серьезных беспорядков»[3173].

В результате высший экономический совет союзников предпринял меры для обеспечения Австрии продовольствием, благодаря чему, по словам Черчилля, в «Вене и других областях удалось предотвратить массовое вымирание населения от голода, которое в противном случае было бы неизбежным»[3174]. Победители поспешили прийти на помощь и Германии, но побудительными мотивами здесь были отнюдь не гуманитарные чувства: «под влиянием одновременного военного поражения и голода тевтонские народы, уже охваченные революцией, могут соскользнуть в ту страшную пропасть, которая уже поглотила Россию, — предупреждал Черчилль, — Я сказал, что мы должны немедленно, не дожидаясь дальнейших известий, отправить в Гамбург десяток больших пароходов с продовольствием. Хотя условия перемирия предусматривали продолжение блокады до заключения мира, союзники обещали доставить Германии необходимые продукты»[3175].

От голода страдали не только Россия и Германия, но, как отмечал Г. Уэллс, «к началу 1918 года значительная часть Европы пребывала в состоянии умеренного и регулируемого недоедания. Производство продовольствия во всем мире резко снизилось вследствие мобилизации крестьян»[3176]. К концу войны Европа производила лишь 60 % пшеницы, от довоенного уровня, у нее осталась только пятая часть крупного рогатого скота и свиней[3177]. Руководитель американской программы продовольственной помощи Г. Гувер вспоминал, что когда он попал в Европу, он оказался посреди «величайшего после тридцатилетней войны голода»[3178].

От массового вымирания европейцев спасло только прекращение Первой мировой войны и массированные американские поставки. Советник президента Э. Хауз предупреждал В. Вильсона о их неизбежности в ноябре 1918 г.: «величайшей проблемой, которая возникнет после прекращения боевых