К портретам русских мыслителей - Ирина Бенционовна Роднянская

четверти прошедшего столетия интеллигенция претерпела радикальные изменения, не потеряв при этом, точнее, вернув себе, после выхода «из-под глыб» коммунистического режима, положение специфического анклава в обществе.) О своем официальном появлении она заявила сразу после падения коммунистического строя, а с ним и цензуры. Всем памятно, как 22 августа, на следующий день после победы демократической революции, в День учреждения Государственного флага Российской Федерации Е. Боннэр, известная фигура диссидентского движения, выступая теперь по свободному уже телевидению, пригрозила Б. Ельцину, что если он будет и далее привержен символам и традициям прежней России, то «они», свободолюбивый лагерь, откажут ему в поддержке. Это был к тому же демарш в духе воинствующего атеизма 20-х годов.

До определенной поры можно было думать, что диссиденты (не в их качестве правозащитников) – это, как и мы, оппозиционеры советской коммунистической власти, оккупировавшей историческую Россию. Но вот ненавистные стены пали, оковы рухнули, и – открылась картина с другими ненавистными нашей либеральной интеллигенции стенами – исторической Россией. Старая ненависть, как и любовь, не ржавеет. Три четверти века, под руинами разгромленного коммунистами русского бытия и быта, хранила интеллигенция это чувство. Жив курилка: то интеллигентское сообщество, к чьему сознанию с призывами опамятоваться обращались «Вехи», теперь снова с нами. Хотя надо помнить, что за рубежами официоза в там– и самиздате недоброжелательство к былой России выражалось ярко и ясно и до освобождения страны. Но в августовские дни свободы оно вернулось на открытое ристалище, вплетаясь в ход горячих событий.

Понятие «интеллигенция» сложно-составное, содержит два смысла под одной словесной обложкой: это – образованное, просвещенное сословие; и – отторгнувший себя от остального общества и ощущающий себя независимым от него анклав; согласно Г.П. Федотову, «орден». «Вехи» выявили и подвергли исследованию этот, второй феномен, ощущая угрозу, которая исходит от него для ближайшего будущего страны. И оказались, как мы знаем, увы, по прошлому опыту, бесконечно правы. Великолепная семерка веховцев, всесторонне исследовав радикальное мировоззрение леволиберальной оппозиции, чреватое катастрофическими последствиями для России, определила его политическую суть как «отщепенство от русского государства» и русской истории, а метафизическую – как безрелигиозную, материалистически-позитивистскую ориентацию. Этим «отщепенством» от России и атеистическими протестами с первого дня свободы и заявила о себе постсоветская интеллигенция и вписала себя в ее общую историю. Однако, что же еще сохранила она от юности своей, с каким ликом интеллигенции, или квазиинтеллигенции (как причастившейся советчине; по Солженицыну, «образованщине»), пришлось бы встретиться сегодня критикам прошлого интеллигентского «ордена»? Подобный компаративный анализ предпринял как раз в статье «Образованщина» (1974) неоспоримый наследник и продолжатель «Вех» – А.И. Солженицын. Он систематизировал черты русской предреволюционной интеллигенции, сравнив их с характеристиками «образованцев», и получилось, что, общие коренные пороки безрелигиозного «отщепенства» тут налицо, а прежние, имевшиеся у старых радикалов достоинства – поиски целостного мировоззрения; социальное покаяние, чувство вины перед народом; моральность; фанатическая способность к самопожертвованию – отсутствуют; при том, что некоторые недостатки старого «ордена», которые поставлены авторами «Вех» в укор революционной «фракции», «по сегодняшней нашей переполюсовке чуть ли не достоинства». К примеру, веховцами подвергнуты критике: «всеобщее равенство как цель, для чего [была] готовность принизить высшие потребности одиночек», т.е. свои потребности; «психология героического экстаза; самочувствие мученичества и исповедничества…мечта быть спасителем человечества или по крайней мере – русского народа» и др. Разве сегодня это распространенные дефекты, а не редкие достоинства?

После «Вех», этого «предостережения <…> моральной и политической катастрофы» (П. Струве), и пореволюционного сборника «Из глубины» (1918 г.), вышедшего по горячим следам «совершившегося крушения», в этот же ряд встает сборник «Из-под глыб» (1974), опубликованный за рубежом Солженицыным и его сподвижниками. Во имя освобождения родины на мирных путях, во имя «сохранения русского народа», писатель обращается к сознанию наличного образованного слоя (какой уж есть) с призывом к раскаянию, к отказу от сотрудничества с властью в навязываемой ею коллективной идеологической лжи, с призывом возвыситься духом и морально очиститься. И важнейшее: он со всею страстью и убедительностью разоблачает ставший популярным среди «мыслящего класса» соблазнительный миф о единстве и тождестве исторической России и оккупировавшего ее коммунистического режима.

Это новая форма недоброжелательства и даже враждебности к России, иногда превосходящих по накалу вечное интеллигентское «отщепенство». Начните хотя бы со знакомства с 97-м номером «Вестника РСХД» 1970 года. За время многолетней борьбы Солженицына с русской интеллигентской «фракцией» (его термин) она претерпела заметные метаморфозы. Ее нелегальная советская история началась после смерти Сталина, с развенчания Н.С. Хрущевым «культа личности» и началом «оттепели», когда потрепанная, обессоченная, разбавленная посторонним элементом, прирученная, она встрепенулась и начала обретать черты независимо мыслящего «ордена». Однако это был фальстарт: вместе со снятием Хрущева в 1964 году она потеряла свою шаткую независимость; между тем семена были брошены в почву и ждали своего часа. Августовская революция (контрреволюция) 1991 года выпустила «орден» из-под глыб и возвела его на высокое место: к пульту управления общественным мнением.

Но главный сюрприз, то, что стало разительным отличием нового поколения «прогрессивной интеллигенции» от прежней, – это сдвиг в идейной области: нынешние интеллектуальные вожди отказались от верности идеям, мало того, отказалось от мировоззрения вообще, объявили полную деидеологизацию. Да, как ни парадоксально, сегодняшние члены «ордена», природа коего есть, как мы знаем, концентрация идейности, выраженная неувядаемой дефиницией Г.П. Федотова: «орден» интеллигенции – это специфическая группа, «объединяемая идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей», – эти новые оруженосцы объявили о своем разоружении: идейном индифферентизме. «Вехи», выступая против интеллигентского мировоззрения в начале прошлого века, имели дело, как мы помним, с бескомпромиссной материалистически-позитивисткой атеистической, а затем марксистской идеологией. Сегодня они имели бы перед собой неколебимый строй из приверженцев неолиберализма (или мировоззренческого плюрализма), они имели бы дело с таким идейным новообразованием, которое не признает никаких содержательных ценностей и смыслов, потому что уравнивает все точки зрения, мнения, утверждения. «Вехи» боролись со страшной по своим последствиям для страны революционной идеологией (особенно, если иметь в виду позднюю формацию радикалов, РСДРП), которая, однако, с формальной точки зрения соблюдала правила уличного движения мысли (гегелевская подкладка), к чему можно было, худо-бедно, апеллировать, новоявленный же релятивизм этим правилам не подчиняется и выходит за рамки здравого смысла. О чем можно спорить, если ни одно мнение принципиально не лучше другого и не может претендовать на правильность (ибо тем самым ущемит остальные). Деидеология релятивизма, упраздняя истину как таковую, рождает новую апорию Зенона: абсолютная истина в том, что абсолютной истины нет, – и тем самым, при всем заявленном либерализме, накладывает запрет на иную, нежели эта, точку зрения. Таким образом, «новым веховцам», найдись таковые, предстоит иметь дело с весьма причудливым мыслительным