Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций - Елена Самоделова

Согласно научным разысканиям А. Н. Веселовского «Гетеризм, побратимство и кумовство в купальской обрядности (Хронологические гипотезы)», [1624] русалки – персонажи античных Розалий (ρουσαλια, dies rosārum). (О беседе Н. Д. Вольпин с Есениным о трудах А. Н. Веселовского см. в главе 5.) Уже упоминавшийся учитель Иванов в начале ХХ века записал в с. Кузьминское Рязанской губ. народный праздник – «провож(ание) русальского загоия». [1625] В стихотворении Есенина «Месяц рогом облако бодает…» (условно 1916) образ русалки создан в типично античной стилистике, с применением соответственного термина одежды:

В эту ночь к зеленому затону

Прибегла она из тростника.

Золотые космы по хитону

Разметала белая рука (IV, 132).

Есенин нарядил русалку в хитон – древнегреческую (первоначально ионийскую) льняную нижнюю одежду типа сорочки для женщин и мужчин. В гомеровскую эпоху заимствовали материал и его название у семитов (kettän, kattän – холст, полотно; др. – греч. χιτών, χιθών). Хитон был с завязками на плечах, иногда с обшивкой узкой каймой по шейным и плечевым бортам, без рукавов (с рукавами – у актеров и евреев, персов, парфян, арабов, скифов). Распространенные цвета – шафранный (женский); мутно-красный, ярко-красный и черный (траурные); серый, пурпуровый, зеленый, белый. Иногда хитон был пестрым или украшался цветной вышивкой с геометрическим орнаментом либо цветочными или звериными сюжетами. [1626]

Значительно позднее Есенину доведется лицезреть скроенный по античному фасону хитон на своей знаменитой супруге, которая выглядела подобной стихийному духу из его раннего стихотворения: «Айседора носилась по комнатам в красном хитоне , как демон разрушения» (воспоминания Н. В. Крандиевской-Толстой). [1627] Аналогично описал артистку в Москве до ее замужества А. Б. Мариенгоф: « Красный хитон, льющийся мягкими складками , красные, с отблеском меди, волосы, большое тело». [1628]

Одетой в хитон другого цвета приметил Айседору в том же году Р. Б. Гуль в Берлине вместе с Есениным: «Дункан в легком лиловом платье-хитоне ». [1629] И уже в хитоне третьего цвета на Новый 1924 год в Москве увидела Айседору актриса А. Л. Миклашевская: «Своим неестественным, театральным видом она поразила меня. На ней был прозрачный хитон, бледно-зеленый, с золотыми кружевами, опоясанный золотым шнуром, с золотыми кистями и на ногах золотые сандалии и кружевные чулки». [1630]

Образы типично античных мифологических персонажей, связанных с водой, также встречаются у Есенина. В посвящении Е. С. Пониковской (условно 1918) дан совет: «Не бойтесь спрута, ибо откуда выплывает он, выплывают оттуда и сирены» (VII (2), 110). Сирены – в греческой мифологии демонические существа, рожденные рекой Ахелоем и одной из муз или дочерью Стеропа, живущие на острове и заманивающие сладкоголосым пением мореходов себе в жертву. [1631]

Буколические мотивы

Интересна и своеобразна трактовка буколических мотивов в творчестве Есенина. В разработке пастушеской тематики Есенин опирался на общечеловеческие этнографические ритуальные моменты и пасторальные мотивы, идущие из античности, на которые наложено библейское учение о пастыре и пастве, а также наслаиваются русские народные необрядовые песни пастушеского содержания, распространенные в России повсеместно, в том числе и в с. Константиново Рязанской губ./обл. Например, в с. Исады Спасского р-на бытовала широко известная по всей Рязанщине фольклоризованная песня литературного происхождения – пастораль XVIII века «Шла Машутка из лесочка…» со строфами:

Пастушка к себе Маша манила…

Пастуха ты пастушок,

Пастух миленький ты мой дружочек,

Не спокинь ты меня.

<…>

Пастух скоро догадался,

За скотинушкой пастух погнался,

Начал иё собирать. [1632]

Яркий пример есенинской пасторали в почти античной стилистике – фрагмент стихотворения «Гляну в поле, гляну в небо…» (1917):

Снова в рощах непасеных

Неизбывные стада,

И струится с гор зеленых

Златоструйная вода (I, 112).

Пример преобладания библейской тематики в пасторали, осложненной совмещением мифологического представления о звездах и планетах как небесных стадах, наблюдается в стихотворении «О пашни, пашни, пашни…» со строчками «И пас со мной Исайя // Моих златых коров» (I, 127). Образец любовной пасторали, выполненной в духе русской народной песни, без каких бы то ни было усложненных аллюзий на античное и библейское – кроме общей идеи пастушества как колыбели кочевых племен, просматривается в стихотворении «Зеленая прическа…» (1918): «Сегодня ночью звездной // Здесь слезы лил пастух» (I, 123).

В духе пасторальной поэтики Есенин в «Ключах Марии» постулирует происхождение поэта в древности от пастуха, наигрывавшего при пастьбе на дудочке стаду первые лирические мелодии:

В древности никто не располагал временем так свободно, как пастухи. Они были первые мыслители и поэты, о чем свидетельствуют показания Библии и апокрифы других направлений. Вся языческая вера в переселение душ, музыка, песни и тонкая, как кружево, философия жизни на земле есть плод призрачных пастушеских дум (V, 189).

И далее:

…наш народ через простой лик безымянного пастуха открыл две скрытых силы воздуха вместе. Этот пастух только и сделал, что срезал на могиле тростинку, и уж не он, а она сама поведала миру через него свою волшебную тайну… (V, 190).

Этот тезис Есенин вынашивал в сознании давно и впервые воплотил его в поэтическом виде – в стихотворении «Где ты, где ты, отчий дом…» (1917) со строчкой «Там стада стерег пастух» и др. Поэт проводил идею порождающей роли пастушества в культуре даже в заглавиях, полученных из первых строк стихотворений: напр., «Я пастух. Мои палаты…» (1914; I, 52) и др. Есенин, любивший примерять на себя различные личины и «разыгрывать» в собственной жизни многочисленные реальные и вымышленные ситуации перед претворением их в литературные сюжеты, попробовал ощутить себя в роли пастуха, идентифицировав с ним лирического героя. Образ пастыря у Есенина имеется в четырех вариантах: 1) пастух – общемировой и древнейший персонаж; 2) Аполлон – древнегреческий мифологический бог; 3) Исайя и Амос – пророки-пастухи; 4) Егорий – русифицированный православный святой – покровитель домашнего скота («Егорий», условно 1914; I V, 68).

Образ пастуха, который в есенинском понимании оказался первым лириком на земле, нашел продолжение в поэте. По предположению Есенина, в античности поэт-«пастух» воспринимался как выразитель обожествленной памяти коллектива, как знаток Вселенной в пространстве и времени, как установитель имен, создатель художественного мира, пророк и жрец, обладатель сверхзрения. [1633] У Есенина идея наделенности поэта сверхзрением выражена в письме к Иванову-Разумнику от мая 1921 г. в образах «двойного зрения» и «двойного чувствования» как проявлениях «календарного стиля» (VI, 125). О роли сотворителя имен сказано в статье Есенина «Быт и искусство» (условно 1920): «На образе эмоционального ангелизма держатся имена незримого и имматериального, когда они, только еще предчувствуемые, облекаются уже в одежду имени, например, чувство незримой страны “Инония” чувство незримого и неизвестного прихода, как-то: “Гость чудесный”» (V, 219). (См. также главу 4.)

Образ пряхи

Есенин, как всякий талантливый поэт, любил многосложные образы. Еще одним из них (помимо пастуха) стала фигура пряхи, которая в развивающейся ситуации стихотворения «Метель» (1924) восходит сначала ко второй из трех мойр по имени Клото («прядущая»), что свивает нить жизни человека и является дочерью Ананке (богини «необходимости»), крутящей мировое веретено в древнегреческой мифологии, [1634] а затем к образу обычной деревенской женщины, вращающей веретенце:

Прядите, дни, свою былую пряжу. <…>

Выдергивая нитку из кудели,

С веретеном

Ведет беседу мать (II, 148, 150).

В фольклоре Рязанщины еще в конце II тысячелетия сохранялся отголосок атмосферного мифа с образом небесной пряхи, установившей негласную связь с обычной деревенской женщиной и превращающей неспряденные нити в весенний снег: «Когда жаворонки летят, бывает непогода: знай снег идёт. Бабка хлопки недопряла – летит мокрый снег, летят жаворонки, – дочка, примечай». [1635]

Образ божественной пряхи проник в одно из ранних стихотворений Есенина «Подражанье песне» (1910): «В пряже солнечных дней время выткало нить…» (I, 27).

Античность и Первая мировая война

Проявления античности в творчестве Есенина заметны в следующем: это мифологическая топонимика (Лета); древнегреческие и римские мифологические и исторические имена (Феб, Геба, Гомер, Гермес Трисмегист, Геродот и др.); названия древнегреческих эпических фольклорно-мифологиче-ских произведений, прошедших литературную обработку (напр., «Илиада» Гомера); наименования архитектурных памятников и видов одежды как знаков античной эпохи (напр., Парфенон и хитон, туника, сак).