1941. Совсем другая война (сборник) - Андрей Буровский

Сегодня получил приказание о подчинении меня 21 армии. Пока никого не видел и не говорил, но жду представителей. Настроение бодрое и веселое. Сейчас занимаюсь приведением в порядок некоторых частей. За эти бои в штабе осталось 50–60 % работников, а остальные перебиты.

Желаю полного успеха в работе. Вашего представителя информировал подробно.

С командирским приветом.

Генерал-майор Недвигин.

P.S. Прошу передать привет тт. Шлыкову, Сандалову, Раискову и Дмитриеву».

Таким образом, нужно признать, что советские войска в начале войны словно совершенно не владели искусством обороны. Не удалось организовать подавляющее большинство оборонительных боев дивизий, не было организовано ни одного оборонительного боя в масштабе армейского корпуса, а тем более оборонительной операции в масштабе армий прикрытия государственной границы. С первых же дней повсеместно началось отступление, которое на многих направлениях напоминало неорганизованное бегство. Практически без боя были оставлены выгодные природные рубежи по рекам, крупные города, а затем и линия укрепленных районов по старой границе СССР. Казалось, напрочь забыт опыт позиционной обороны времен Первой мировой войны и положения боевых уставов и наставлений межвоенного времени.

В качестве критериев военного искусства противоборствующих сторон всегда выступали потери. Причем надо понимать, что, по логике военного искусства, обороняющаяся сторона, которая широко использует местность и различные инженерные заграждения, должна нести меньше потери, чем наступающая. Но в начале Великой Отечественной войны произошло совсем обратное.

В военном дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковника Ф. Гальдера указано, что с 22 июня по 13 июля 1941 года общие потери сухопутных войск вермахта на Восточном фронте составили 92,1 тысячи человек. (Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. Кн. 1. С. 148.)

При этом известно, что в ходе стратегической оборонительной операции в Прибалтике за первые 18 суток войны советские войска отошли на 400–450 км, потеряв при этом 88,5 тысячи человек. В ходе оборонительной операции в Белоруссии они за 18 суток отошли на 450–600 км, потеряв 417,8 тысячи человек. В ходе оборонительной операции на Западной Украине они за 15 суток отошли на 300–350 км, потеряв 241,6 тысячи человек. Таким образом, только за первые 18 суток войны потери советских войск (не считая Заполярья) достигли почти 748 тысяч человек. (Рассчитано на основании: Россия и СССР в войнах XX века. С. 267–268.)

В своей статье я не ставлю цели очернить или переписать историю Великой Отечественной войны. Советский солдат-победитель в мае 1945 года пришел в Берлин и расписался на стенах Рейхстага, советский военачальник привел этого солдата в столицу поверженной Германии и принял капитуляцию ее Вооруженных сил. Это факты, оспорить которые невозможно. Но также невозможно не признать и другое — имея огромную и мощную по численности Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, советское военно-политическое руководство проиграло первые оборонительные операции более слабому противнику и тем самым обрекло свою страну и народ на огромные человеческие и материальные потери. Эти ошибки уже нельзя исправить, но мы обязаны их изучить и учесть с тем, чтобы избежать в будущем. 

Владислав Савин. Контрнаступление уже в июле 1941-го, Или что было бы, если бы РККА привели в боевую готовность

В работах некоторых современных историков высказывается мнение, что проигрыш приграничного сражения в условиях нанесения Вермахтом удара по неотмобилизованной и не приведенной в боевую готовность Красной Армии был предопределен:

«Снова отмобилизованный и развернутый Вермахт нанес удар по неотмобилизованной и недоразвернутой армии очередного объекта «блицкрига». Тем самым все советское военное планирование потеряло смысл. Планы могли быть оборонительными, наступательными, это в условиях недоразвернутой армии уже не имело значения» [142].

Более конкретно причина неудач описывается Алексеем Исаевым так:

«Проблема именно в плотности войск у границ и соотнесения этой плотности с уставом. На 720 километров границы в полосе Прибалтийского особого военного округа приходилось две армии, 8-я и 11-я с плотностью войск 48 км на дивизию. В Западном особом военном округе дела были чуть лучше. Полоса обороны 3-й армии достигала 120 км, 10-й — 200 и 4-й—150. В округе в среднем на дивизию приходилось 36 км, в 3-й армии — 40, 10-й — более 33, в 4-й — 37,5 км. Примерно то же самое наблюдалось в Киевском особом военном округе. На пять стрелковых дивизий 5-й армии приходилась полоса границы шириной 170 км. 6-я армия занимала тремя стрелковыми дивизиями полосу 140 км, 26-я армия тоже три стрелковые дивизии на 130 км, 490 км на южном фасе Львовского выступа занимали 6 стрелковых дивизий 12-й армии. То есть тоже свыше 30 км на дивизию. На границе с Румынией с плотностями еще хуже. На 650 км фронта 9-й армии имелось 7 стрелковых, две кавалерийские дивизии. В резерве округа на этом направлении находилось три стрелковые дивизии и два мехкорпуса. При любых расчетах это означало плотность свыше 50 км на дивизию» [143].

Далее Алексей Исаев сравнивает эти плотности с плотностями советских войск под Курском в 1943 году. Не буду утомлять читателя обилием цифр, приведу лишь итоги: стрелковые дивизии Центрального и Воронежского фронтов занимали фронт максимум 20 км, кроме того, была оборудована вторая полоса обороны, которую также занимали стрелковые дивизии с плотностями не более 20 км на дивизию.

Отсюда делается вывод:

«Для построения обороны, как и для подготовки наступления, требовалось выстроить у границы войска прикрытия, части, сформированные в особых округах, и соединения из внутренних округов. Только в этом случае возможно построить устойчивую оборону или подготовиться к наступлению» [144].

Однако еще до этого вывода Алексей Исаев делает любопытное замечание касательно сражения под Курском летом 1943-го:

«В полосе Воронежского фронта не был точно определен участок удара немцев, и даже при таких плотностях обороняющихся войск фронт был прорван немцами, и они углубились в построение советских войск на 35 км. Ситуацию восстановили только контрудары 5-й гвардейской и 5-й гвардейской танковой армий из состава Степного фронта, а также переброска резервов из 40-й армии Воронежского фронта» [145].

Оказывается, высокие плотности войск не являлись панацеей — и первая, и вторая полоса обороны Воронежского фронта были прорваны немцами. Впоследствии такая ситуация повторялась неоднократно — в ноябре 1943 года немцы в ходе удара на Киев захватили Житомир (до Киева они, правда, не дошли), и даже в 1945 году немецкие танковые дивизии прорывали оборону советских войск под Балатоном в Венгрии.

Однако во всех этих случаях прорыв обороны не приводил к катастрофическим последствиям. Происходило это потому, что попавшие под удар советские соединения отводились на тыловые позиции, а против ударного немецкого кулака выдвигались резервы из глубины.

Собственно, планы действий на случай внезапного удара противника существовали и до войны и вкратце сводились к следующему — попытаться силами дивизий прикрытия границы и контрударами подвижных соединений задержать продвижение противника, а в это время развернуть в глубине обороны основные силы. Отход до рубежа развертывания главных сил был вполне допустим, на первом этапе важно было не допустить прорыва противника восточнее этого рубежа и сохранить в боеспособном состоянии дивизии прикрытия. Отступление позволяло избежать разгрома приграничных дивизий, а соединение отступавших соединений с основными силами позволяло переходить к активным действиям. В подтверждение сказанному приведу несколько цитат.

Вот рассуждения крупнейшего советского военачальника Константина Рокоссовского о выборе рубежа развертывания:

«В дороге невольно стал думать о том, что же произошло, что мы потерпели такое тяжелое поражение в начальный период войны.

Конечно, можно было предположить, что противник, упредивший нас в сосредоточении и развертывании у границ своих главных сил, потеснит на какое-то расстояние наши войска прикрытия. Но где-то в глубине, по реальным расчетам Генерального штаба, должны успеть развернуться наши главные силы. Им надлежало организованно встретить врага и нанести ему контрудар…

Какой же план разработал и представил правительству наш Генеральный штаб? Да и имелся ли он вообще?..

Мне остро захотелось узнать, где намечался рубеж развертывания. Предположим, что раньше он совпадал с рубежом наших УРов, отнесенных на соответствующее расстояние от старой границы. Это было реально. Но мог ли этот рубеж сохранить свое назначение и в 1941 году? Да, мог, поскольку соседом стала фашистская Германия. Она уже вела захватническую войну, имея полностью отмобилизованными свои вооруженные силы» [146].