Изображая, понимать, или Sententia sensa: философия в литературном тексте - Владимир Карлович Кантор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Существен фон, на котором происходит действие повести. Все события случаются в феврале 1974 г. – в «канун предшествующего великому посту карнавала». Карнавал не случаен в системе миро-отношений, рисуемых Бёллем. Он не только символизирует нравственную неразбериху, упрятывание лица под маской (полицейский шпик и репортер одеты в костюмы арабских шейхов), но и атмосферу вседозволенности, известной фривольности и разнузданности. Как не отметить, что и Катарина, и преследуемый властями дезертир из бундесвера, ее неожиданный возлюбленный, на карнавал явились без масок! И только идя на убийство, Катарина переодевается бедуинкой. Новые левые, хиппи и всевозможные их леворадикальные собратья как раз на рубеже 60–70-х годов объявили карнавал отрицанием официозного порядка вещей, раскрепощением человека, а карнавализацию жизни, то есть отказ от нудной ежедневной работы (да и вообще работы!) – высшей формой свободы. А уж что касается сексуальной, наркотической и прочих революций, клонившихся к освобождению человека от всех и всяких обязанностей, то они вообще сомнению не подвергались, были аксиомами леворадикального бунта. Катарина же «известна как недотрога, прямо-таки неприступная особа, прозванная знакомыми и друзьями “монашенкой”, избегающая дискотек, потому что там беспутничают». Бёлль резко и сразу разводит свою Катарину с левыми радикалами-нигилистами. «Катарина всегда была трудолюбивой, честной… в детстве даже набожной и благочестивой». Направляет наше восприятие и настойчиво подчеркнутое отношение к героине доктора Блорна, который испытывает «уважение к Катарине, да, уважение, почти благоговение, больше даже – нежное благоговение перед ее, да-да, черт возьми, невинностью, которая даже больше, больше, чем невинность». И это несмотря на то что Катарина была замужем, но разошлась, когда муж стал «назойливым», по ее определению. Она напоминает, не могу отделаться от этого сопоставления, и вторую любимую героиню Гёте – Маргариту, с ее чистотой, трудолюбием, детской набожностью, любовью к порядку. Правда, Катарина уже «в возрасте 19 лет, в 1966 году, вышла из католической церкви», и это отличает ее от набожной Маргариты. Но, быть может, нечто в этом поступке объяснят слова Катарины: «Иногда я заходила в церковь, не по религиозным причинам, а потому, что там можно спокойно посидеть, но в последнее время и в церквах пристают – не только прихожане». Церковь превратилась в один из подотделов гигантского празднества – увеселения, должного изображать раскрепощение духа. Бёлль не принимает точку зрения левых радикалов на карнавал как спонтанное и чистое проявление свободной человеческой сущности; за внешней свободой он видит выгоду сильных мира сего: «Один высокопоставленный учредитель карнавала, виноторговец и представитель фирмы шампанских вин, который мог похвастать, что возродил юмор…» Обретение обществом свободы внешней не равнозначно приобщению к подлинной свободе и независимости.
Карнавалу вседозволенности противостоит скромная и трудолюбивая Катарина, которая имеет «два очень опасных свойства: верность и гордость». Любопытно, что до двадцати семи лет за все годы работы она ни разу не принимала участия в разгульных празднествах, да и в этот раз ее с трудом уговорили отдохнуть ее наниматели, супруги Блорна, взяв с нее слово, что она «наконец возьмет отпуск и будет развлекаться на карнавале, а не наймется, как делала все эти годы, на сезонную работу». И в отличие от остальных развлекающихся Катарина нашла на карнавале подлинную любовь, ибо сама была подлинной: «Боже мой, он как раз тот, кого я должна была встретить, я бы вышла за него замуж и родила ему детей – пусть даже пришлось бы ждать годами, пока он не выйдет из кутузки», – говорит она о своем возлюбленном.
Общество не случайно обрушивается на нее. Она не просто человек «свободной профессии», она воистину свободна внутренней, тайной свободой в отличие от продажного журналиста, который по сути своей раб, ибо выступает не от себя, а от купившего его общества. Она незаменима (после ее ареста все разлаживается в тех семьях, где она работала), а «застреленный Тётгес нашел преемника и продолжателя по имени Эгинхард Темплер». Ее противники взаимозаменяемы, они безлики, лишены индивидуальности. Писатель постоянно подчеркивает «чувствительность Блюм к слову», которая означает требование точности, правдивости. Она при этом сталкивается с приблизительностью передачи ее слов органами юстиции и откровенной ложью ГАЗЕТЫ (прописными буквами это слово пишет сам Бёлль), хотя, казалось бы, и в том и в другом случае владение точным словом является профессиональной обязанностью. В результате откровенной лжи ГАЗЕТЫ умирает тяжелобольная фрау Блюм, мать Катарины. Пробравшись в больницу, журналист Тётгес «изложил фрау Блюм факты, хотя и не был уверен, что до нее все дошло, ибо, по всей видимости, имя Гёттена ей ничего не говорило, и она сказала: “Почему должно было так кончиться, почему должно было так случиться?” – что он в ГАЗЕТЕ перевернул следующим образом: “Так и должно было случиться, так и должно было кончиться”. Небольшую поправку, внесенную в высказывание фрау Блюм, он объяснил тем, что как репортер он обязан и привык “помогать простым людям выразить свои мысли”».
Речь, однако, здесь не просто о беспринципности бульварной прессы, это было бы слишком мелко, слишком на поверхности. Бёлль в своей повести говорит о чем-то более субстанциально важном – о необходимости защищать внутренний мир человека, его честь и достоинство. Ведь существенно понять, почему Катарина выстрелила, что вынудило такую женщину, воплощение всех, на взгляд писателя, лучших свойств, поднять руку на человека? Что же произошло? Необходимо пояснить это подробнее.
Итак, дипломированная экономка Катарина Блюм знакомится на вечере у своей крестной с молодым человеком (кстати, чувствуете парафраз истории Золушки, нашедшей на балу своего принца?), влюбляется в него, увозит к себе домой, проводит с ним ночь, а наутро, узнав, что его преследует полиция, помогает ему скрыться. Ворвавшаяся в дом полиция начинает с оскорбительного для чести женщины вопроса («А он тебя употребил?»). При этом писатель контрастом использует символическую деталь: Катарина встречает полицию в халате с вышитыми на нем маргаритками – в европейской традиции маргаритка является эмблемой безупречной женственности. В дело включается ГАЗЕТА, и на сограждан Катарины обрушивается поток лжи, заведомой дезинформации, бессовестного ковыряния в самых интимных событиях ее жизни в аспекте, выгодном для политической линии ГАЗЕТЫ. Нет буквально ни одной фразы, которую репортеры не переиначивали бы с точностью до наоборот. Так высказывание либерального адвоката Блорна «Катарина умна и сдержанна» ГАЗЕТА превратила в «холодна и расчетлива». В этом всеобщем карнавале толпа жадно хватается за всякое развлечение, в том числе и за предложенное ГАЗЕТОЙ. Таким образом, Катарина и ее друзья оказываются между двух огней: с одной стороны, недобросовестные служащие полиции, подслушивающие телефонные разговоры, врывающиеся тайно в интимную жизнь людей, и пресса, делающая из всего веселое шоу, а с другой – толпа, жадная до развлечений, принимающая