Изображая, понимать, или Sententia sensa: философия в литературном тексте - Владимир Карлович Кантор

всю жизнь, с каждым новым произведением все больше оттачивая его. Он видит мир крупно, у него нет случайных бытовых зарисовок, проходных жанровых сценок, необязательных разговоров или персонажей. Немного забегая вперед, замечу, что и Катарина Блюм для него не просто «женский персонаж», в ней он видит идеальный образ Германии. Закономерен вопрос: почему именно в женщине? Для Бёлля, как он сам неоднократно признавался, за время войны, после многих лет отупляющей казармы «понятия “мужчина” и “дурак” стали почти тождественными». В женщине искал он доброту, ласку, гуманность, духовность. Заметим также, что образ женщины как выражение глубинной сути нации характерен для многих культур – это связано с древнейшей традицией, понимающей женщину как хранительницу дома, очага, упорядочивавшую мир вокруг себя, ведущую к свету (Беатриче в «Божественной комедии» Данте). Русская поэзия знает образ Татьяны Лариной, символ женской чистоты и верности, потеря такой женщины для мужчины равнозначна потере творчески-гармонизирующей силы, ведет к бесплодному одиночеству.

Для немецкой литературы, склонной к метафизическим построениям, эта тенденция облеклась в поиск вечной женственности, которая, по мысли Гёте, не только дарит жизнь, возвышает душу и гармонизирует мир, но и ведет к постижению конечной истины бытия. «Фауст» завершается следующими строками: «Здесь – заповеданность // Истины всей. // Вечная женственность // Тянет нас к ней». Образы Лотты («Страдания юного Вертера») и Маргариты («Фауст») – это как бы персонификация, художественная реализация идеальных представлений поэта (разумеется, опиравшихся, как мы знаем, на реальные женские прототипы). Еще дальше шли немецкие романтики, которые искомую ими «душу мира» трактовали как девичью, женскую душу[768]. В русле этой национальной традиции в решении женских образов шли и художественные поиски Бёлля. Это и женщина, в голосе которой «никогда не звучали брачные ноты» («Когда кончилась война»), это и Эдит Шрелла, не принявшая «причастия буйвола», «агнец божий» («Бильярд в половине десятого»), и Мари Деркум, своим уходом лишившая главного героя, клоуна Ганса Шнира, жизненной силы («Глазами клоуна»), это и героиня «Группового портрета с дамой». Катарина Блюм, на мой взгляд, стала квинтэссенцией этих поисков.

С Бёллем было связано мое открытие современной Германии. Настороженно относясь к послевоенной Германии (я все же ровесник Победы, почти все мои близкие воевали), я помнил тексты Константина Симонова («Убей его») и статью Ильи Эренбурга «Убей»: «Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмет твоих близких и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого – нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! – это просит старуха-мать. Убей немца! – это молит тебя дитя. Убей немца! – это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!». И вдруг немецкий писатель рассказывает, как немецкие солдаты хотели устроить «надо мной нечто вроде суда чести, чтобы лишить меня права считаться немцем (и я мечтал, чтобы этот суд, так никогда и не состоявшийся, имел бы власть отнять у меня это право)» (рассказ «Когда кончилась война»). И я понял главное, что в Германии есть душа и она не погибла. Когда я получил приглашение и стипендию от Фонда Бёлля на шесть месяцев, я выяснил, что среди прочих причин было не раз высказанное мной отношение к творчеству Бёлля. Там я познакомился с его вдовой Аннемари, в которой теперь (по воспоминаниям) я вижу очевидный психологический прототип Катарины Блюм.

Обложка немецкой книги

Кто же она такая, его героиня? Что рассказывает нам о своей героине писатель? Начну с имени. Катарина (Екатерина) означает в переводе «непорочная». Фамилия Блюм многозначна: она созвучна слову Blume, что в переводе означает «цветок». Но еще и приз за лучший выстрел. Символическая семантика «цветка» глубока и многоаспектна. Если говорить о высокой традиции, то «цветок» – это нечто прекрасное, идеальное, связанное с представлениями о райском саде, блаженном беспечальном мире (напомним хотя бы «голубой цветок» знаменитого немецкого романтика Новалиса, герой которого стремится к этому цветку как магическому ключу от всех тайн бытия). Напротив, в профанирующем контексте стремление к «цветку» выражает стремление к плотским утехам, характерно в этом смысле выражение «срывать цветы удовольствия». И в повести Бёлля высокое содержание, которое несет в себе героиня, пытаются испакостить представители современного «массового общества».

Но повторю: прямой смысл слова Blum означает приз за лучший выстрел. Бёлль – писатель, играющий символами, и выстрел оседает в сознании читателя, реализуясь в действии героини к концу повести.

Это что касается имени. Ну а в реальной действительности, в быту кем является Катарина Блюм, чем она занимается? Писатель сообщает, что ей удалось «сдать экзамены на дипломированную экономку». Это нечто вроде приходящей прислуги, как несложно догадаться, но Катарина умудряется в эту когда-то считавшуюся почти лакейской профессию вложить новое содержание. Так, например, она отказывается от квартиры в бунгало своих нанимателей, людей к ней расположенных, и строит собственную квартиру, причем не желает от них даже процентной скидки с одолженных денег. Самостоятельность превыше всего. «Я хотела быть независимой и работать по своей специальности, как человек свободной профессии», – говорит она о себе. Выражением «человек свободной профессии» она между тем приравнивает себя к художнику, создающему в своих произведениях нечто, не существовавшее раньше. И Бёлль ее не опровергает, он согласен с ней, только ставит ее даже выше, потому что ее материалы – не глина, не краски, не перо и бумага, а реальные человеческие отношения. Доктор Блорна констатирует: «С тех пор как она спокойно и приветливо, очень экономно ведет наше хозяйство, не только значительно сократились наши расходы, – она дала нам обоим возможность полностью посвятить себя работе, чего в деньгах и не исчислить. Она освободила нас от пятилетнего хаоса, так обременявшего наш брак и нашу работу». Она творит жизнь, гармонизирует ее, приносит пользу людям, облегчает их существование, то есть делает все то, к чему в конечном итоге стремится каждый подлинный художник. Именно такой, кстати, рисует нам Гёте героиню раннего своего романа Лотту, умевшую обиходить и отца, и шестерых братьев и сестер, и все это с лаской и любовью, да еще успевать навещать больных и несчастных: «прелестное, заботливое создание, которое одним взглядом смягчает муки и дарит счастье».

Поэтому и тянется к Лотте с такой страстью Вертер, чувствуя в ней, в ее реальном бытии гармонию, которую он пытается выразить в