Срединное море. История Средиземноморья - Джон Норвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только теперь большинству в британском руководстве стало ясно, что с помощью одного флота добиться решающего успеха невозможно. Как писал адмирал Фишер Дэвиду Ллойд Джорджу, «кому-то рано или поздно придется высадиться в Галлиполи». К середине марта Китченер скрепя сердце согласился выделить дислоцированную в Англии 29-ю дивизию (всего около 17 000 человек), а также дивизии из Австралии и Новой Зеландии (еще 30 000 человек), которые ждали дальнейших распоряжений в Египте. Кроме того, были выделены одна французская дивизия (16 000 человек) и королевская флотская дивизия (10 000 человек). Командиром этого контингента Китченер назначил своего старого приятеля со времен войны с бурами, генерала сэра Иена Гамильтона. Было решено, что войска соединятся на острове Лемнос, где они должны были, получив свое имущество и снаряжение, уточнить планы предстоящей операции.
Однако на Лемносе их ждала очередная неприятность. Те, кто снаряжал транспортные суда, прибывшие из Англии, вовсе не думали о военнослужащих, для которых эти грузы были предназначены. Так, лошади и орудия прибыли на одном судне, седла, упряжь и боеприпасы — на другом. О десантных судах, по-видимому, и вовсе забыли. На кораблях было немало тяжелых грузовиков — несмотря на тот факт, что на Галлиполийском полуострове отсутствовали дороги. Кажется, в войсках даже не было ни одной более или менее точной карты или чертежа той местности, на которой им предстояло вести боевые действия. Наконец пребывание войск и снаряжения на Лемносе было признано нецелесообразным, в результате чего все пришлось вновь погрузить на суда и отправить в Александрию, где экспедиционный корпус мог перегруппироваться и подготовиться к грядущим боям. Теперь уже не оставалось никаких сомнений в том, что объединенные силы будут готовы к выступлению в лучшем случае не раньше середины апреля. Так в распоряжении Гамильтона оказалось около трех недель, для того чтобы подготовить и спланировать самую амбициозную сухопутно-морскую операцию в истории войн.
Что касается снаряжения флота, то ему в этом отношении повезло немногим больше. В его состав вошли новые эсминцы наряду с тремя макетами линкоров, представлявшими собой жалкие посудины, оснащенные декоративными надстройками и деревянными пушками, которые должны были служить приманкой с целью заставить германский флот выйти в открытое море и дать бой.[397] Королевские ВВС были представлены бригадным генералом авиации Чарлзом Самсоном. Когда его 30 самолетов были распакованы, оказалось, что 25 из них не смогут подняться в воздух; для остальных, впрочем, был предусмотрен комплект бомб, которые должны были сбрасываться с борта вниз самими летчиками. Если где-то авиация и получила должное применение, так это в разведке. Данные аэрофотосъемки вражеских батарей с прикрывавшими их широкими полосами проволочных заграждений повергли Гамильтона в мрачное расположение духа.
Столь долго откладывавшаяся высадка наконец началась ранним утром 25 апреля. Англичане высадились у мыса Геллы на западной оконечности полуострова, части из Австралии и Новой Зеландии — в небольшой бухте, впоследствии известной как бухта АНЗАК[398] (всего около 13 миль вдоль северного побережья). Тем временем французы высадились на южном побережье в районе Кум-Кале. Оборонявшиеся турки, несмотря на превосходство врага в живой силе и артиллерии, подвергаясь непрерывному обстрелу с кораблей, оказывали упорное сопротивление. Войска союзников сражались не менее доблестно, однако стоявшая перед ними задача была осложнена странным решением Гамильтона и двух подчиненных ему генералов, Айлмера Хантер-Вестона и сэра Уильяма Бердвуда (командовавших соответственно британскими частями и АНЗАК), оставаться на побережье в течение первых критических часов после высадки. Когда же сигнальная система стала выходить из строя, в результате чего почти сразу же союзные войска остались без связи, каждое подразделение оказалось предоставлено самому себе и не располагало сведениями о том, что происходило на соседних участках. К концу первого дня, после тяжелых потерь с обеих сторон, силы вторжения в массе своей были все еще прижаты к побережью.
Каждого, кому довелось побывать на Галлиполийском полуострове, должна была поразить ярко выраженная враждебность этих мест. Они преисполнены театрального великолепия: равнина, на которой некогда стояла Троя, простирается к югу от Дарданелл, западнее из моря вырастают острова Имброс и Самофракия. Однако побережье, представляющее собой, по сути, цепь небольших бухт, изобилует мелями и ущельями, над которыми нависают отвесные скалы, почти перпендикулярно возвышающиеся всего лишь в нескольких ярдах от берега; они изрезаны расселинами с крутыми обрывами и столь густо покрыты кустарником и зарослями папоротника, что во многих местах совершенно непроходимы. Поэтому турки, засевшие на высотах и скрытые в густой растительности, имели перед собой отличный сектор обстрела, целя в союзников, теснившихся внизу, на побережье.
Удивительно, как те, кто планировал эту операцию, могли верить в то, что у нее есть хотя бы минимальный шанс на успех? Гамильтон и несколько его старших офицеров провели поверхностную разведку, немного проплыв на эсминце вдоль берега; кроме того, в их распоряжении имелось несколько фотоснимков, сделанных с воздуха. Однако никто не располагал точными картами, не говоря уже о том, что были участки местности (особо назовем бухту АНЗАК), вообще не отмеченные на карте. Тем не менее когда австралийские и новозеландские части высадились на побережье в те ранние часы воскресного утра, они сражались как тигры. Некоторым из них удалось штыками проложить проход сквозь заросли, и к восьми часам утра казалось, что в нескольких местах турки обратились в бегство. Однако в этот момент на сцену вышел один из полудюжины наиболее выдающихся людей XX столетия.
Мустафа Кемаль (он уже появлялся ненадолго в предыдущей главе) теперь, в тридцатичетырехлетнем возрасте, был командиром дивизии. Поспешив с одним батальоном навстречу союзному десанту, он в одиночку остановил группу своих отступавших соотечественников, а затем одной только силой убеждения заставил их повернуть обратно и сражаться; после этого, осознав, что сражение было гораздо более серьезным и крупномасштабным, нежели он себе представлял, на свой страх и риск вызвал отборный турецкий полк и одно из арабских подразделений. Поступив таким образом, он, безусловно, превысил полномочия, однако своему командованию о принятом решении он сообщил не раньше полудня. К этому времени развитие событий показало, что он был прав; к своим подчиненным он вернулся уже в ранге командующего всеми войсками, противостоявшими войскам АНЗАК.
В течение всего дня он сдерживал натиск противника, и войска из доминионов, которым удалось немного продвинуться в глубь вражеской территории, стали откатываться обратно к морю. Только теперь Бердвуд, к своему ужасу, понял, что осуществил высадку десанта не там, где следовало бы. Он надеялся найти береговую полосу протяженностью как минимум в милю, однако вместо этого нашел бухту, протяженность которой составляла немногим более половины, причем между морем и скалой было лишь около 30 ярдов. Сюда должно было направляться все: орудия, боеприпасы, разнообразное снаряжение, транспортные лошади, а вскоре и бесконечный поток носилок с убитыми и ранеными. Вечером того же дня он направил донесение командующему с просьбой разрешить отход с позиций и эвакуацию войск.
Однако Гамильтон ответил отказом, заявив, что подобная эвакуация заняла бы как минимум дня два; тем временем ему было доложено о том, что австралийская подводная лодка, миновав все узкие места, проникла в Мраморное море, где сразу же торпедировала турецкую канонерку. Несчастному генералу ничего не оставалось делать, кроме как приказать своим подчиненным окопаться.
Бердвуд, озабоченный положением частей АНЗАК, был бы еще более обескуражен, если бы знал, в какой ситуации оказались европейские войска. Правда, у французов дела обстояли неплохо: высадившись на берег близ так называемой «могилы Ахилла», они осадили и взяли штурмом развалины крепости Кум-Кале, после чего были готовы соединиться со своими британскими союзниками на мысе Геллы. Однако здесь десантирование обернулось катастрофой. Турки не открывали огня до тех пор, пока большая часть транспортов не подошла к берегу и не началась высадка; тогда они внезапно обрушили на голову врага смертоносный град пуль. Для британских военных спасения не было, и в скором времени, как докладывал бригадный генерал авиации Самсон после обзора театра боевых действий с воздуха, «спокойное синее море было совершенно красным от крови на расстоянии 50 ярдов от берега, — ужасное зрелище!». На отмелях водная рябь была окрашена в алый цвет. По прошествии трех часов около тысячи трупов лежало на побережье. В течение следующих четырех часов ситуация в районе высадки несколько улучшилась; стало ясно, что турки тоже понесли немалые потери. Тем не менее неистребимый оптимизм Гамильтона был поистине изумителен. «С помощью Господа Бога, который послал нам спокойствие на море, — писал он 26 апреля, — и королевского флота, который доставил наших парней на побережье столь же организованно, как во время регаты, а также благодаря неустрашимому духу, проявленному всеми чинами обоих родов войск, мы высадили 29 000 человек в шести пунктах в условиях отчаянного сопротивления врага». Однако поскольку в Лондон просочились и другие донесения, никто уже не сомневался в том, что цена галлиполийской операции только в отношении человеческих жизней уже намного превысила ту, которая предполагалась, и что долгосрочные перспективы этой операции теперь находятся под большим вопросом.