Срединное море. История Средиземноморья - Джон Норвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Константинополе вскоре стало ясно, что события мирной революции зашли слишком далеко и развиваются слишком быстро. Исламские фундаменталисты, шокированные внезапным появлением на улицах женщин с неприкрытым лицами, начали кампанию за восстановление традиционных ценностей. С этой целью они создали так называемое Общество исламского единства, причем одним из членов-основателей стал четвертый сын султана. Ходило множество слухов о том, что оно получает финансовую поддержку из Йылдыза, однако они ни разу не подтвердились. В апреле 1909 г. еще одна демонстрация студентов-теологов — к ней, что удивительно, присоединилась часть войск из местных гарнизонов — пошла еще дальше, требуя отставки правительства и его замены сторонниками исламского фундаментализма, которые установят режим в строгом соответствии с законами шариата и усилят авторитет султана за счет придания ему религиозной роли Калифа. Абдул-Хамид одобрил эти требования (общественность сочла, что он сделал это, пожалуй, слишком охотно).
Тем самым он подписал себе приговор. В новом парламенте немедленно начались волнения. Был издан манифест, формально осуждающий действия султана. Он вновь уступил — но слишком поздно. Конституционное правление, наслаждаться которым теперь надеялись турки, нельзя было вверить властителю, который немедленно склонял голову при легком дуновении ветерка. 27 апреля 1909 г. Абдул-Хамид был низложен. О том, чтобы отправить его, подобно двум его предшественникам, в Хираганский дворец, теперь заполненный парламентариями, не могло быть и речи: вместо этого было решено отправить его в изгнание. Услышав эту новость, султан упал замертво в объятия своего главного евнуха. В ту же ночь с двумя принцами, тремя женами, четырьмя наложницами, пятью евнухами и четырнадцатью слугами его посадили в поезд, который примерно через 24 часа доставил его в город, где по иронии судьбы начались все его бедствия, — Фессалоники.
С исчезновением Абдул-Хамида со сцены Турция переменилась. Его единокровный брат и преемник Мехмед V, которому было шестьдесят четыре года, провел полжизни в отчасти вынужденном уединении, утешаясь огромным количеством алкоголя и полками наложниц. Он был неглуп и весьма начитан в персидской литературе, но полностью неспособен как правитель; правда, эта помеха практически не имела значения, поскольку его никогда не просили об этом. Теперь власть — по крайней мере теоретически — находилась в руках парламента. Сразу же последовало множество реформ во всех областях. В некоторых сферах ограничения сохранялись (это касалось, в частности, свободы печати и собраний); тем не менее если бы новому правительству было дано несколько лет мира и стабильности, оно могло бы многого достичь.
Увы, все вышло иначе. Дряхлая империя была слишком разобщена — и, откровенно говоря, слишком велика. В ней существовало чересчур много национальных меньшинств, чувствовавших себя, так сказать, гражданами второго сорта. Македония оставалась кровоточащей раной; в 1910 г. восстала Албания; последовали серьезные беспорядки в Армении; мусульмане из Сирии и Ливана основали движение младоарабов по образцу младотурок, тогда как их собратья на Аравийском полуострове и в Хиджазе инициировали волнения, вскоре вызвавшие беспокойство у константинопольского правительства — настолько серьезное, что ему пришлось направить большую часть своих гарнизонов, расквартированных на территориях, которые теперь составляют Ливию, в мятежные районы. В результате контроль Турции над отдаленными районами североафриканского побережья значительно ослаб, и итальянцы увидели в этом свой шанс.
В течение тридцати прошедших лет — с того момента как Франция оккупировала Тунис в 1881 г. — итальянцы бросали на Ливию жадные взгляды. Уход турецкой оккупационной армии, за исключением контингента численностью около 3000 человек, убедил их, что пришло время действовать; если они промедлят, можно не сомневаться, что французы вторгнутся с запада, расширив свою сферу влияния от Марокко до границ Египта. К лету 1911 г. стало ясно, что итальянские войска готовятся к нападению, а единственное, что могло сделать турецкое правительство, это убедиться, что местные племена хорошо обеспечены оружием и снаряжением.
Когда момент настал — это произошло 27 сентября 1911 г., — последовала процедура, старая как мир: итальянцы предъявили ультиматум со множеством преувеличенных обвинений в сочетании с заведомо неприемлемыми требованиями; затем, когда они были отвергнуты, последовало немедленное объявление войны. 28 сентября итальянские войска осуществили одновременную высадку в Триполи, Бенгази, Дерне и Тобруке. Высадка сопровождалась первыми в истории авиационными рейдами: пилоты первых бипланов низко пролетали над своими целями и вручную сбрасывали на них маленькие бомбы. Против такого перевеса в силах турки мало что могли сделать. На внутренних территориях, однако, сложилась обратная ситуация. Интервенты, совершенно не представлявшие, как вести войну в условиях пустыни, не могли соперничать с представителями местных племен, и их попытка проникнуть далеко в глубь материка полностью провалилась. Но и частичного успеха оказалось довольно: 5 ноября итальянское правительство объявило о формальной аннексии Триполитании и Киренаики. Через пять месяцев, в апреле 1912 г., оно пошло значительно дальше: итальянская морская эскадра обстреляла форты, защищавшие вход в Дарданеллы. Когда ей не удалось захватить вход, она повернула обратно и заняла Родос и прочие острова Додеканесского архипелага, которые в течение предыдущих четырехсот лет были частью Османской империи.
Было очевидно, что империя зашаталась. Если Италия, ставшая единым национальным государством менее сорока лет назад, могла нанести ей такой ущерб, это, несомненно, означало, что путь открыт и для всех прочих врагов, и они могут действовать в своих интересах. К концу лета Сербия, Греция, Болгария и Черногория сумели отрешиться от существовавших между ними разногласий и образовать Балканский союз с целью изгнать турок с Европейского континента раз и навсегда. Военные действия начались в октябре, и неделю спустя в условиях численного превосходства над турецкими войсками в соотношении два к одному османское правительство в панике заключило мир с Италией, по условиям которого оно признавало власть последней над Триполитанией и Киренаикой в обмен на возвращение Додеканесских островов (итальянцы согласились на этот пункт, но так и не выполнили его). К концу ноября болгары заняли Фракию, сербы — Косово, Монастир, Скопье и Охрид, и, что важнее всего, в руках греков оказались Фессалоники — важнейший порт Средиземноморья.[393]
В декабре наступила пауза: Болгария, Сербия и Черногория договорились о перемирии — со стороны Греции последовал подчеркнутый отказ, — и за пять дней до Рождества в Лондоне открылась мирная конференция. Однако незавершенных дел оставалось слишком много, и в начале февраля 1913 г. война разразилась вновь. В середине апреля последовало новое перемирие, и 30 мая в Лондоне состоялось подписание мирного договора. Турция лишалась Крита (Греция официально аннексировала его 13 декабря), Македонии, Фракии, Албании и большей части принадлежавших ей островов в Эгейском море. От «Турции в Европе» остался лишь Константинополь и прилегающая к нему территория — чуть больше половины той области, которую город занимает в наши дни. Современная граница, проходящая сразу за Эдирне, появилась в результате событий, известных под названием Второй балканской войны, продолжавшейся всего одну-две недели. Виновниками ее стали болгары: недовольные приобретениями греков и сербов в Македонии, ранним утром 29 июня (того же 1913 г.) они внезапно напали на своих бывших союзников, к которым вскоре присоединилась Румыния. Турки решили организовать вторжение, и некий майор Энвер — впоследствии Энвер-паша — сломя голову промчался со своей кавалерией через Фракию к Эдирне и взял город без единого выстрела. То было отважное и успешное предприятие, но оно не могло скрыть того факта, что менее чем в течение года Османская империя потеряла четыре пятых владений в Европе и более двух третьих частей своего европейского населения.
Ответственность за эти потери, согласно общему мнению, несла армия. Очевидно, она нуждалась в широких преобразованиях и реконструкции. Людям не платили месяцами; все были измучены, многие голодали, и боевой дух упал настолько, что войска находились на грани мятежа. Флот также безнадежно устарел и был в ужасном состоянии. Говорят, что первые немецкие офицеры, прибывшие, чтобы вновь привести армию в порядок, ужаснулись, узнав, что в турецком языке нет слова, обозначающего техническое обслуживание.
Само собой разумеется, немцы знали свое дело. В течение нескольких лет кайзер Вильгельм II стремился, так сказать, осуществить мирное наступление на Востоке. Подобно главам ряда других держав он слышал об открытии огромных месторождений нефти в Месопотамии и жаждал получить согласие султана на постройку продолжения железной дороги Берлин — Константинополь на восток до Багдада. Впервые он нанес официальный визит в Константинополь, прибыв туда на своей яхте «Гогенцоллерн» на следующий год после восшествия на престол в 1889 г.; во время второго посещения в 1898 г. он и Абдул-Хамид пересекли Босфор и торжественно открыли великолепный новый Азиатский вокзал в Гайдарпаше. Затем он приплыл в Палестину, где 29 октября 1898 г. торжественно въехал в Иерусалим, став первым германским императором, совершившим это после Фридриха II (тот побывал в Иерусалиме в 1229 г.). Он ехал на угольно-черном скакуне, облаченный в парадную форму, в каске, увенчанной золотым орлом. Возможно, он производил слегка забавное впечатление — «мерзкое», как написала императрица Мария Федоровна своему сыну, царю Николаю II, — однако оно, несомненно, не дало легко забыть Вильгельма. Теперь же, 30 июня 1913 г. — в самый день неожиданного нападения болгар, — кайзер назначил генерала Отто Лимана фон Сандерса главой германской военной миссии в Константинополе.