На всю жизнь и после (СИ) - Шаталов Роман

Юноша бросил на него взгляд. Глаза Джона превратились обратно в нормальные — зелёные и светлые как скошенная трава.

— Да, хоть раз в жизни повезло, — ответил Виктор.

— О, знаменитый Жираф скромничает, вы только послушайте.

Борис сдерживался, как мог, чтобы не засмеяться. Весь из себя такой крутой и хладнокровный Виктор оказался «Жирафом».

— Сложно назвать везучим человека, которому дали кличку «Жираф». А вот когда Евгения называют «Джоном» — совсем другое дело.

— Сам же знаешь, что тебя из зависти так называют. Что насчёт меня — у вас с фантазией просто туго.

— Я на зависть вообще не способен, а они вроде тоже унты.

— Ты-то много чего не можешь. А таким как они, если не могут даже такую простую эмоцию подавить, как я считаю, прямой путь в одержимые.

— А кто такой «Тот, кто видит»? — громко вмешался Борис в короткую паузу посреди беседы взрослых.

— Из названия, я думаю, много чего понятно, — ответил Виктор. — Он указал древним хинтам и унтам верный путь, как мы сегодня указали его тебе. Проще говоря, «Тот, кто видит» или сокращенно «ТОТ» наблюдает за тем, чтобы народы жили по правилам.

— Это какие-то конкретные правила, где их можно прочитать?

— Позже я отведу тебя к ним, и ты их лично прочтёшь. Не беспокойся, эти правила сложно нарушить, особенно тебе. Ну, ладно мы тут закончили. Спасибо, Джон. До встречи.

Борис и Виктор обменялись рукопожатиями с Джоном и двинулись к выходу. Когда юноша взялся за деревянный шарик дверной ручки, он услышал треск открывающегося замка и смог разглядеть стелющийся дымок, который сочился из замочной скважины. Борис обернулся. Джон помахал ему и широко заулыбался, только в этой улыбке и выражении его лица было что-то хитрое, будто он знает про тебя какой-то секрет.

Виктор провожал своего подмастерья в полной тишине. Борис не хотел с ним разговаривать, ведь он подстроил всё это представление. Вопросы размножались почкованием в его голове, но обида наглухо запечатала ему рот. Мастер не мешал ему вести внутренний монолог, даже шёл немного позади.

Юноша не заметил, как мысли привели его обратно в состояние обиженного мальчишки. Ведь нельзя же так с ним, с живым, чувствующим, осознающим себя чело…ах да, унтом. Что теперь делать с этим ярлыком он тоже не представлял. Хотя какая разница, плавать в море людей или в море унтов? Судя по всему, у них есть своя валюта, работа от обычной не отличается, а способности превосходят человеческие, но против людей они их не обратят. Что-то было в этом новом мире — слабый привкус чего-то еле различимого и приятного — только вот проводник достался Борису какой-то мутный. Всё у него чёрное или белое, можно или нельзя, казнить или помиловать. С другой стороны, Виктор его начальник, а начальство по-другому не умеет. Жизнь кардинально не поменялась, но отличия есть: ему от нового босса не сбежать. В груди потяжелело, а губы еле заметно задрожали.

— Ну, что Вы, Хозяин? — сказала кобра, показав головку из-под воротника, — Воспитательный процесс никому не нравиться, иначе в нём не было бы никакого смысла.

— Лучше бы он мне подзатыльника дал и сказал: «Не кури», — буркнул Борис.

— Зато Вы больше курить не будите, здоровью не навредите. Курение портит кожу и не только.

— А если я хочу вредить, если хочу портить?! — он продолжал бормотать себе в плечо. — Мне хочется. Я совершеннолетний, мне можно. Почему я не должен?

— Мне тоже хотите навредить?

Он остановился и посмотрел на небо. Закатное солнце окрашивало редкие перистые облака тёплыми тонами жёлтого, красного, малинового и оранжевого. Юноша набрал в грудь воздуха, задержал дыхание на пару мгновений, а затем медленно выдохнул.

— Я тебя понял. Нельзя, так нельзя.

Глава 5

Каждый человек запоминает по-разному — кто-то на слух, кто-то зрительно, кто-то только повторением и никак иначе. Запах в наших воспоминаниях играет отдельную роль; он пристаёт к памяти как инъекция, проникающая в мышечные волокна мягкого места: один раз попала, уже не отделаешься. Детство своё или чужое запоминаешь похожим образом, оно, как и любое «раньше», лучше сегодняшнего дня, а раньше детства ничего не было, поэтому воспоминания о нём самые любимые и остаются с нами навсегда.

Чаще всего в детстве Борис делал с бабушкой только одну вещь — куда-то ходил. Они посещали магазины, рынки, парки, почту, цирки и прочие места. Разнообразные визиты накладывались друг на друга в памяти, поэтому эти моменты легко в ней запечатлелись. При посещении таких мест бабушке приходилось тратить деньги, а их ценность внук не понимал. Но иное было ему совершенно ясно: в этом мире много всего, и попробовать это нужно как можно скорее. Завтра он, возможно, не увидит перед собой шарики, игрушки, воздушную кукурузу, пирожные, а может их уже не будет никогда. Капризы переживались бабушкиным терпением и ничем не гасились: нечем было, да и ребёнок мог привыкнуть, что его ревущий рот могут закрыть условной конфеткой. Иногда Борис получал то, чего хватало для более-менее счастливого детства. Такие вещи он ценил, бережно хранил и старался получить от них как можно больше.

Цирк запомнился ему, как храм счастливого ребёнка. Даже сейчас, стоило вспомнить душные, шумные павильоны, ярко освещённую арену и громогласную музыку, как в память возвращались запахи воздушной кукурузы, сахарной ваты и животных со всего мира. Там было всё, что нужно детям: сладости, необычные игрушки, шарики и представления. Именно оттуда Борис выносил большую часть своих «вещей».

Больше всего ему нравилась игрушка йо-йо — синий пластиковый волчок на белоснежной верёвочке, которая напоминала зубную нить. Борис часто видел по телевизору, как его крутят крутые ребята, и желание заполучить такую же вещицу безудержно росло в нём. Глаза мальчика светились от счастья, когда он, наконец, выпросил йо-йо у бабушки, и как же они потускнели, когда волчок опустился и не поднялся. Бабушка сказала, что им просто попался бракованный, и больше она такую ерунду не купит. Но внук с её правдой не смирился.

На протяжении нескольких дней йо-йо просто разматывалось и оставалось внизу, покачиваясь как маятник. Борис снова и снова наматывал верёвочку разными способами. Их было так много, что он путал старые нерабочие методы с новыми, внушающими надежду. Боря крутил запястьем в разные стороны, подсекал, пока волчок не успевал опуститься до конца, он даже поднимал руку как можно выше. Ничего не помогало. В один из дней его посетила любопытная мысль после нескольких неудачных попыток вернуть йо-йо обратно в ладонь. Он вспомнил про тех крутых парней из телевизора. Они ведь не были так напряжены, не думали, как вернуть йо-йо обратно. Эти парни спокойно и расслабленно болтали, пока волчок крутился в их руках.

Глаза маленького Бориса светились так же, как и в тот раз, когда бабушка передавала ему йо-йо: волчок крутился не только когда опускался, но и когда поднимался. Не прошло и года, как игрушка начала изнашиваться. Сначала порвалась верёвочка, которую Боря заменил, но она тоже порвалась, и следующая прожила недолго. Корпус от частых падений потрескался и пришёл в негодность. В конце концов, верёвочка перестала держаться на волчке, и он просто каждый раз падал на пол. Борис решил положить йо-йо в обувную коробку, в которой хранил свои памятные вещи. Сейчас будучи взрослым он не жалеет времени, чтобы открыть её и вспомнить старые, добрые деньки.

Местом, которое он любил меньше всех остальных, был любой магазин одежды или обуви. Походы в такие заведения сильно утомляли молодой и энергичный организм маленького Бориса. Честно говоря, они делают это и по сей день. Каждую вещь нужно было искать, выбирать и примерять, а если не подходила идти в другой магазин, и опять по кругу. Самое ужасное — взять на вырост или точно по размеру, в надежде, что оно разносится. В каждом вещевом магазине царила одна магическая атмосфера — при первой примерке незначительные неудобства не беспокоили, а после второй уже дома превращались в сущий ад. Туфли натирали до кровавых мозолей, ботинки заставляли кости ступней перетираться, капюшон оказывался достаточно тяжёлым, чтобы за шиворот куртки задувал холодный ветер. Но пару положительных моментов Боря всё-таки для себя вынес. Во-первых, все эти проблемы ему помогала исправить смекалка: он клеил на пятку пластырь до прогулки в туфлях, заталкивал в носок ботинка всякую всячину и оставлял на пару недель, зашивал воротник куртки, чтобы он стал уже. Во-вторых, Борис относился и к таким вещам бережно, чтобы поменьше ходить в магазины одежды.