Сестренки - Ольга Шумкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анюта непонимающе смотрела на рисунок.
– Послушай, Исаак, – сказала она медленно, – я задумалась, рисовала не знаю что… Не знаю, могу объяснить…это наша детская, Исаак, и наш кукольный домик, и… папа сервиз купил!
– И Марк помешал тебе! – сокрушенно сказал Исаак.
– Да нет, ну что ты… Просто так странно – я… не понимаю, видела или вспоминала? Не могу объяснить!
С того вечера к рисункам Анюты стали относиться еще серьезнее. Исаак запретил Марку вбегать в комнату с мольбертом:
– Может быть, мамочка вспомнит что-то еще! И вы, Марица, пожалуйста – потише!
Анюту это смешило и раздражало: сколько бы она ни старалась вогнать себя в тот транс, ничего не выходило. Она водила карандашом по бумаге, потом разглядывала линии, пытаясь что-то в них увидеть.
Наконец, она махнула рукой, перестала пробовать, но как-то сидела, смотрела в окно и вдруг увидела там отражение – полосатый диван, буфет, небольшую этажерку с книгами. К дивану подбегали две девочки-одна побольше, другая поменьше, та, которая поменьше, тащила большого кота.
Когда она очнулась, на бумаге перед ней была нарисована та самая комната.
– Я все равно не уверена, что это воспоминания! –говорила Анюта Исааку. Он стоял и разглядывал листы бумаги – их собралось уже пять, – может быть, это просто какие-то… фантазии, а может быть, это и в самом деле чьи-то комнаты, но совсем не наши, например. Я не знаю; я не уверена.
Она встала, прошлась по комнате.
– Но даже если это настоящие мои воспоминания, – грустно сказала она, – они ничем не помогут.
Конечно, ведь давно не было и тех комнат, и не было той квартиры, и не было той страны. Анюта все это понимала и усмехалась наивности Исаака:
– Но ведь может такое быть, что ты все вспомнишь, и улицу, и дом, и мы когда-нибудь сможем туда поехать… – говорил он горячо.
Анта ни во что не верила, но картинки, которые рисовала, как она говорила, после «озарений», тщательно берегла.
Жизнь текла своим чередом. Через год Анюта вновь собралась в Таллин – Кадри все-таки собралась замуж за своего Мишеля. Марка на этот раз она не взяла.
Свадьба была скромной, молодые зарегистрировались в ратуше и отправились домой, где тетя Лидия приготовила праздничный обед.
Анюта помогала на кухне. Все казалось каким-то странным, безрадостным, неприятно поразила мать Мишеля – еще довольно молодая, но совершенно некрасивая и неухоженная женщина, сын ее, казалось, стеснялся. Она, в свою очередь, вела себя заносчиво и глупо, все вспоминала блестящую жизнь в России и приставала к Анюте:
– И что же, дитя мое, вы совсем не помните парадный Петербург? Не помните его набережных, дворцов? Ну тогда, считай, вы и не петербурженка вовсе…
Услышав, что мужа Анюты зовут Исаак, скривилась и хотела было что-то сказать, но натолкнулась на холодный взгляд тети Лидии.
Кадри с Мишелем сняли крохотную квартирку в Каламая и ушли туда после обеда. Мать Мишеля посидела какое-то время, потом тоже распрощалась. Анюта убрала со стола, вымыла посуду:
– Нет, тетя Лидия, отдыхайте.
Закончив с делами, она вернулась в гостиную. Тетя Лидия сидела в кресле.
Анюта хотела было что-то сказать, но промолчала.
– Какая странная и неприятная у Мишеля мать, – вырвалось у Анюты.
– О, и не говори! Она совсем не в восторге от Кадри. Как нелепо все вышло! Ей совсем не нужен этот муж, да и она ему не нужна. Когда я смотрю на тебя с мужем, мне радостно: он любит тебя, ты любишь его, вы взрослые, разумные люди, с деньгами, растите ребенка… Здесь же все совсем бестолково: Мишель за две недели до свадьбы устроился куда-то в контору, но там, как он пояснил, грубо говорили о его России, и он ушел. Подозреваю, грубо говорили не о России, а о его способности работать; ну, да что уж! Не знаю, на что они рассчитывают… Жить без денег очень трудно, начнутся ссоры, семейный разлад…
Анюта задумчиво кивнула. Сама она не думала о деньгах с первого дня замужества, Исаак никогда не в чем ей не отказывал, деньги он клал в ящик комода в ее кабинете, и она тратила столько, сколько считала нужным, не давая ему отчета. Конечно, она не была транжирой, не скупала все подряд, но купить себе платье, или игрушку Марку, или заказать в магазине какой-то вкусной еды – все это было можно, доступно.
– Как было бы хорошо, если бы Кадри вернулась домой, – вырвалось у Анюты.
Тетя Лидия грустно улыбнулась.
– Ты читаешь мои мысли, Анюта. Она замужем лишь несколько часов, а я уже мечтаю, что она придет домой, я окружу ее заботой и вниманием, она будет читать, гулять, отдыхать. Денег нам хватит…
– Об этом даже не думайте, мы всегда поможем вам деньгами, – сказала Анюта, – вы знаете, как Исаак к вам относится.
– Спасибо, Анюта, но я надеюсь вас не обременять. Ну, посмотрим.
Дни в Таллине прошли быстро и сумбурно. Кадри приходила два раза, к себе не пригласила, отговорилась там, что еще ничего не устроили, не прибрали. Анюта и не рвалась. Хотелось домой, к семье.
Дома она продолжила свои рисования, писала маленькие книжки, и под рождество Исаак сделал ей сюрприз: взял рукописную книжку и отнес в издательство, ее отпечатали. Как-то вечером они втроем пошли гулять, смотрели праздничные витрины, и вдруг в окне книжного магазина Анюта увидела свою картинку – удивленную лошадку, смотрящую на небо. Она не поверила своим глазам, подошла ближе и увидела, что это не просто картинка, а книжка, и даже автор был указан – Анна Шпиро. Она повернулась к Исааку, они с Марком улыбались, как два заговорщика.
– Что это значит? – спросила Анюта.
– Давай зайдем? –предложил он.
Они зашли в магазин, Анюта указала на книжку:
– Простите, что это?
– О, эта книжка неизвестного автора, нам переслали прямо из типографии, – заговорил продавец, – все дети тут же обращают внимание, просят у родителей, почти все раскупили… вам завернуть?
– Нет, спасибо, – ошарашенно сказала Анюта.
– Почему же, мы возьмем, – возразил Исаак.
На улице он протянул ей упакованную книжку:
– Ты не сердишься? Я подумал… Все друзья Марка в восторге от твоих книжечек, и меня они ужасно затягивают. Мне все кажется, что я снова в детстве, рядом с мамой, папой, братьями. Эту я купил тебе, а другая лежит у меня в кабинете на работе.
– Спасибо, – еле слышно выговорила Анюта.
Ася, 1935 год.
Мы переехали. У Толи случились неприятности на работе, и папа очень категорично посоветовал нам уехать. Толя начал было возражать, говорить, что он прав, никуда бежать не собирается, но папа увел его в палисадник, долго в чем-то убеждал. Потом они вернулись, и Толя быстро и смущенно проговорил, что мы на время уедем под Ленинград.
И вот мы переехали.
У Толи, как оказалось, был тут товарищ, еще с давних времен,