Журнал «Вокруг Света» №03 за 1970 год - Вокруг Света

Позже, в июне 1943 года, в составе группы радистка была выброшена на парашюте в черниговские леса, в партизанский отряд. Приземление прошло неудачно: девушка сильно повредила спину и ноги. И все-таки осталась в отряде. Вместе с партизанами прошла она на костылях длинный путь от лесов Украины до Люблина...

Отрывки из воспоминаний Евдокии Мухиной о жизни в партизанском отряде мы предлагаем вниманию читателей.

...День ото дня чувствую себя лучше, начала садиться на повозке, которая со дня неудачного приземления стала моей койкой. Ночами с помощью Женьки (мой напарник, радист) учусь потихоньку ходить. После этого боли усиливаются, и мне не спится, но все-таки продолжаю тренироваться каждую ночь. Дед Савка, мой повозочный, сделал мне костыли.

Два месяца я не бралась за ключ. Лишь иногда помогала Женьке шифровать и расшифровывать радиограммы.

Однажды меня чуть не отправили на Большую землю; спасибо Женьке Харину, что предупредил. Подходит к повозке Владимир Павлович Чепига, наш командир, и говорит:

— Чижик, собирайся, едем в отряд Федорова, там ждет самолет. Тебя доставят в госпиталь.

Я как прыгну с повозки и закричу прямо ему в лицо:

— Никуда не полечу! К вашему сведению, я уже давно хожу. По ночам. Вот спросите у часовых, они подтвердят. И завтра же начну работать в свои сеансы!

Разинув от удивления рот, Чепига сказал:

— Ну, затарахтела тарахтелка. Не полетишь. А вот насчет ночной ходьбы — это ты напрасно, подождать бы... Ладно, подлечим тебя сами.

Я очень рада, что остаюсь с партизанами, и тихо шепчу. «Спасибо вам, товарищ Чепига, я никогда не забуду доброту вашего сердца».

Из кустов вылезает взволнованный Женька.

— Что, Чижик, оставили?

На другой день, рано утром, на костылях добираюсь к Женькиной палатке. Завтра я обязательно попрошу ребят подкатить сюда и мою повозку. Харин, подвинувшись, уступает мне место у рации. Берусь за ключ. Немного волнуюсь, руки дрожат. Начинаю выстукивать свой позывной...

С участка Чернигов — Бахмач — Конотоп вернулась группа Матвеева.

— Идем мы прямо по шпалам, — рассказывает Николай Матвеев.— Видим, со стороны станции Бахмач показался поезд. Кубарем скатились под насыпь, залегли. Мимо нас с шипением и свистом на полном ходу прошел эшелон с платформами. Одни пустые, на некоторых — груды камня и леса. Лежим и наблюдаем, что будет дальше. Эшелон за эшелоном проходили на Чернигов. За день удалось точно установить порядок их движения. К вечеру перешли к крутому изгибу дороги и укрылись. Часовых, сменявшихся каждые два часа, развозили на дрезине, она сновала взад и вперед. Дорога на этом изгибе охранялась сильнее и по обе стороны была очищена от придорожного кустарника.

...Стемнело. Мы решили дождаться поздней смены и снять часовых. В 12 часов ночи двое часовых, заступивших на смену, потопали в сторону Чернигова. Видимо, боялись расходиться поодиночке. Минут через пять они вернулись и как раз у того места, где я лежал, остановились. Закурили. Мне почудилось на какой-то момент, что они меня заметили. Нет. Пошли дальше, прямо туда, где под самой насыпью залегли Прискоко и Вовк...

— Ну, лежим мы с Петром и смотрим на дорогу,— вступил в разговор Иван Вовк. — Время тянется медленно-медленно. Прислушались... Идут фрицы, размахивая руками и посмеиваясь. Только миновали нас, как мы в три прыжка бесшумно настигли их с тыла. Петро взял солдата слева, а я — справа, что был повыше ростом. Ну, тут вскоре Николай просигналил нам, что дорогу заминировал. Вместе с подоспевшим Матвеевым мы отошли к опушке леса.

— Минут через двадцать со стороны Чернигова послышался стук колес, — продолжал Матвеев. — Потом раздался взрыв, да такой, что под нами заколыхалась земля. Грохот вагонов, катившихся под откос, беспорядочная стрельба... Надо было скорее уходить. Мы перебежали ольшаник, потом болото. Долго шли лесом — и вот наконец дома...

Таких успешных операций на счету отряда было уже несколько.

Как мы с Женькой завидовали рассказам партизан! Как просился Женька на операции, когда я уже чувствовала себя сносно... Чепига поругается, но все же отпустит и при этом обязательно скажет: «Смотри, Харин, а как Чижик одна будет справляться со связью?» Женька улыбнется, подберет свой рыжий чуб всей пятерней и попросит: «Чижик, поработай одна, а я схожу с ребятами разок. Может, хоть одного фашиста пристукну, а то пропартизанишь и не убьешь ни одного». Я понимала его.

В конце сентября 1943 года наш партизанский отряд подошел к Днепру. Осень была в разгаре. В лесах стало сумрачно и сыро, пахло плесенью и гнилью. От холодного дождя зябко поеживались плохо одетые ребята. Жители сел помогали нам одеждой, обувью, но все горело на нас от трудной кочевой жизни. Помнится, как уже в Польше, в Бил-горайских лесах, мы решили даже открыть мастерскую по изготовлению лаптей. Оказались и мастера по этому делу — из Пинской области и с Западной Украины. В мае береза распускается и наливается соком. Кора становится сочной, упругой, и в эту пору ее хорошо снимать и вялить на ветерке. Две затесанные палочки, как вязальные крючки, снуют в руках мастеров. Через несколько минут, смотришь, вылетает из-под рук готовый лапоть, такой ладный, красивый, беленький, как лодочка. Старики вили к нему веревки из конопли. Заготовили тогда лаптей по две пары на брата...

Нам нужно было поскорее перебраться через Днепр, чтобы в глубине леса раскинуть зимний лагерь. Стали наводить переправу. Огромные сосны падали одна за другой. Их распиливали на десятиметровые отрезки и стаскивали к берегу. Заготавливали и березовые лесины, чтобы крепить бревна. По обе стороны плота весла — несколько пар березовых лесин, — впереди и сзади отесанный киль, плоты получились добрые; на тех, что побольше, умещалось по три груженые, с лошадьми, подводы. Прямо на плоты, на подстил сухого сена, осторожно укладывали раненых. Их сопровождали автоматчики. Первыми на тот берег переплыли разведчики, чтобы обеспечить безопасность переправы. Расставили посты дозорных и возвратились поодиночке, таща на буксире лодки. Пока фашисты нас не обнаружили, нужно было спешить.

Переправа началась ночью. Она происходила организованно и бесшумно до той поры, пока не начали переправлять верховых коней. Неохотно входили лошади в холодную воду Днепра. Подгоняемые седоками, они с беспокойным ржанием плыли к другому берегу. В такие минуты у нас замирало сердце: услышит враг... Случалось, волна захлестывала лошадиную голову. Верховой бросался на помощь коню, но было уже поздно...

Наконец Днепр за спиной. Отряд, не задерживаясь, двинулся по намеченному маршруту. Из партизанского штаба Украины нам был дан приказ перекрыть и парализовать движение на железнодорожных участках Киев — Коростынь, Киев — Фастов — Житомир. По тщательно разработанному вместе с соседним отрядом Кузнецова плану несколько усиленных групп разошлись по разным направлениям...

В начале ноября 1943 года я услышала по радио сообщение об освобождении Киева. Известие мигом разнеслось по лагерю. Седьмого ноября командиры созвали всех на митинг. Мы собрались на большой поляне. К высокой сосне прикрепили репродуктор. С нами говорила праздничная Москва...

И вдруг... в лесу застрочили пулеметы. В центре поляны с визгом разорвалась мина.

— Вперед, ребята! За мной! — скомандовал Чепига.

Согнувшись под тяжестью пулемета, меж деревьев промелькнул Козыра. В черной длинной полицейской шинели, с автоматом в руках за ним бежал Иван Вовк. Мимо моей повозки промчался со своими партизанами Кузнецов, стремясь зайти в тыл врагу. Партизаны рассыпались по лесу, открыли огонь, тесня фашистов, окруживших лагерь.

Быстро формировался обоз — раненые, женщины, дети: был дан приказ отходить. Мы с Женькой, свернув рацию, тоже ушли с обозом. Путь лежал через топкие места. Болото от рано наступивших заморозков покрылось ледяной коркой. Люди и кони — по колено в воде — еле-еле передвигали ноги. Вскоре в кочках завязли две подводы с боеприпасами. Тогда часть груза мы навьючили на лошадей, остальное понесли сами. Все чаще застревали повозки с ранеными. Виктор Васильевич Транквилицкий, командир обоза, человек недюжинной физической силы, иной раз один вытаскивал повозку из трясины.

Каратели, прочесывая лес, неотступно следовали за обозом. Наш отход прикрывали партизаны во главе с Чепигой и Кузнецовым: лес дрожал от автоматной стрельбы.

Лишь на третьи сутки преследование прекратилось; Чепига и Кузнецов с ребятами, отстрелявшись, присоединились к обозу. Развернув рацию, мы с Женькой сообщили в Центральный штаб обстановку. Во время этой недолгой остановки у нас портянки примерзали к сапогам. Идти стало еще труднее...

На шестые сутки отряды с большими потерями вышли из болот. На сухой поляне разожгли костры. Люди сушили одежду и обувь. Многие падали на землю и тут же засыпали. Старики ездовые заварили кулеш. Доктор-хирург Ганстурм и медсестра Клава Кизингашева обходили повозки с ранеными...