Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

цензурным условиям в русской легальной печати; а с 1 июля 1857 г. стал выходить в качестве «прибавочных листов» к «Полярной звезде» знаменитый журнал «Колокол». «…События в России несутся быстро, – мотивировал Герцен необходимость нового органа, – их надобно ловить на лету, обсуживать тотчас»[173].

В течение десяти лет было выпущено 245 номеров самого «Колокола» и много приложений к нему (специальный журнал для обличений – «Под суд»; орган, рассчитанный в первую очередь на старообрядцев, – «Общее вече», и т.д.). До 1865 г. «Колокол» выходил в Лондоне, затем, до 1867 г., в Женеве. После прекращения в 1867 г. выхода «Колокола» на русском языке его издание некоторое время продолжалось на французском. Всю работу по подготовке к изданию «Колокола» разделял с Герценом его ближайший друг, революционный поэт и публицист Н.П. Огарев, переехавший в 1856 г. из России в Англию. Герцен приписывает Огареву самую инициативу издания «Колокола»[174].

Первенец нелегальной русской печати, «Колокол» имел в первый период своего существования такой успех, какого после него не знало ни одно из нелегальных изданий XIX в., а в легальной печати с ним в этом отношении мог бы поспорить только «Современник» Чернышевского и Некрасова. В.И. Ленин высоко оценивал деятельность Герцена по изданию «Колокола». По словам Ленина, «Колокол» «встал горой за освобождение крестьян. Рабье молчание было нарушено»[175].

Герцен сам рассказывает в «Былом и думах»: «„Колокол“ в России был принят ответом на потребность органа, неискаженного цензурой. Горячо приветствовало нас молодое поколение… Но и не одно молодое поколение поддержало нас… „Колокол“ – власть, говорил мне в Лондоне, horrible dictu, Катков и прибавил, что он у Ростовцова лежит на столе для справок по крестьянскому вопросу… И прежде него повторяли то же и Т., и А., и С., и К. (Тургенев, Аксаков или Анненков, Самарин, Кавелин. – Ш.Л.), генералы из либералов, либералы из статских советников, придворные дамы с жаждой прогресса и флигель-адъютанты с литературой…»[176].

Герцен, подчеркивающий в этом отрывке успех «Колокола» не только среди демократической, радикальной молодежи, но и во многих умеренных кругах, не преувеличивает. Даже Чичерин подтверждает в своих воспоминаниях: «Его „Колокол“ имел тогда громадное значение… Его жадно читали в Петербурге и в Москве. Каждый тайно привозимый из-за границы нумер ожидался с нетерпением и передавался из рук в руки. Здесь в первый раз обличалась царствующая у нас неправда, выводились на свет козни и личные виды сановников, ничтожество напыщенной аристократии, невероятные дела, совершающиеся под покровом тьмы…»[177]

Искандер (псевдоним Герцена) «теперь властитель наших дум, предмет разговоров, – записывала Е.А. Штакеншнейдер в первые же месяцы существования „Колокола“. – …„Колокол“ прячут, но читают все… Корреспонденции получает Герцен отовсюду, из всех министерств и, говорят, даже из дворцов. Его боятся и им восхищаются»[178].

Либеральное общество, пришедшее в движение под влиянием военных поражений, напуганное ростом крестьянских волнений и убежденное в неизбежности больших или меньших уступок, проявляло в первые годы издания «Колокола» повышенный интерес к его обличениям. К тому же ближайшие лозунги и положительные требования, выдвинутые Герценом и Огаревым на первых порах, были сформулированы сравнительно умеренно и в этом отношении до времени не могли отталкивать лучшие (относительно) элементы привилегированной общественной среды, хотя сами либералы в своей пропаганде и тем более в своей практической политике всегда беззастенчиво укорачивали, кастрировали даже умеренную программу «Колокола» тех лет.

Создавая «Полярную звезду», потом «Колокол», Герцен предложил такую программу минимальных требований, которая, с его точки зрения, способна была объединить самые широкие и разнообразные общественные круги. Отвечая на упреки и справа и слева, с которыми ему пришлось столкнуться довольно скоро, Герцен в конце 1858 г. писал: «Мы не вели, а шли вместе; мы не учили, а служили отголоском дум и мыслей, умалчиваемых дома»[179]. Несколькими годами позже Герцен в следующих словах объяснял свою линию: «Первое условие успеха практической пропаганды – быть по плечу своему хору, всегда шагом вперед и никогда двумя. Мы должны хору уяснить его собственные стремления, его смутные мысли, ставить силлогизмы его посылкам…»[180] Обобщая, как ему, несомненно, казалось, наиболее бесспорные и общие стремления «хора», массы читателей, Герцен настаивал на немедленном удовлетворении следующих требований: освобождение крестьян с землей, ими обрабатываемой; уничтожение цензуры, гласность; уничтожение тайного следствия и суда при закрытых дверях; уничтожение телесных наказаний[181].

В центре программы стояло освобождение крестьян с землей. «Я считаю крестьянский вопрос несравненно важнейшим всех русских вопросов вместе», – писал Герцен во второй половине 50-х годов[182].

Герцен и Огарев были самыми непримиримыми врагами освобождения крестьян без земли. «Колокол», хотя и не требовал (в предреформенные годы) передачи крестьянам всей земли, решительно настаивал на закреплении за ними полностью той части ее, которая находилась фактически в их пользовании при крепостном праве. Еще до вступления на престол Александра II Герцен говорил об этом: «Мужик хочет себе лишь мирскую землю, лишь ту, которую он оросил потом лица своего, которую приобрел святым правом работы; больше он не требует»[183]. Этот взгляд защищался затем в течение нескольких лет в «Полярной звезде» и «Колоколе»[184]. «Колокол» не требовал совершенно безвозмездного отчуждения указанной части земли у помещиков, он мирился с выкупом за нее, разумеется, – с выкупом самым умеренным (не «насильным», а «посильным», как заявлял Огарев)[185]. На страницах «Колокола» Огарев выступил со своим проектом выкупа. В связи со сделанными ему возражениями Огарев в новой статье указывал, что нельзя не сочувствовать идее безвозмездного наделения крестьян, но он считал этот принцип при существующем положении практически неосуществимым, так как большинство помещиков даже и на выкуп едва согласится, на безвозмездное же наделение землею «согласятся разве несколько отдельных личностей»[186].

Позднее, в 1862 г., примерно через год после объявления реформы 19 февраля, «Колокол» провозгласил более широкую и последовательную аграрную программу, предусматривавшую полное уничтожение частной земельной собственности и предоставление всей земли в пользование крестьян[187].

Герцен неоднократно подчеркивал умеренный характер ближайших, минимальных требований, выдвинутых при основании «Колокола». «…Наш motto, смиренный, скромный, ограниченный, никогда не переходил границ», – писал он в 1858 г.[188] Но он согласен был для начала ограничиться этим уже потому, что признавал при наличии общинного землевладения освобождение крестьян