Академия Слов - Сенни Роверро

Я впервые, пожалуй, слышала, как хвалят именно меня, как обо мне говорят хорошо. "Ага," - с язвительным скепсисом хмыкнул внутренний голос. - "А что он говорил бы о тебе, знай он, кто ты на самом деле? М?". И приятное оцепенение схлынуло. Да. Он считает меня такой, какой описывает сейчас душам моих родителей лишь потому, что я очень хорошо лгу и притворяюсь. Сильная... смелая... с чистой душой... Нет, просто психопатка, аутистка... тёмная. Вот и всё.

- Интересно выходит, я снова сталкиваюсь с вами там, где не ожидала, - хмыкнула я, подходя ближе.

- Мирабель? - светлый дёрнулся от неожиданности, но тут же опомнился и дружелюбно улыбнулся. В лучистых глазах светились скорбь и боль, но даже эти чувства, которые у меня всегда были острыми, ледяными, колючими, в нём казались какими-то тёплыми, ласковыми... Ну а что ещё ждать от светлого? Светлые не менее юродивые, чем мы, тёмные. - Рад вас видеть, пусть даже... в таком месте.

Я лишь усмехнулась, кивнула в знак приветствия и, присев рядом с могилой, поставила в вазочку маленький букетик чёрных и белых гвоздик. На большой мне в этот раз не хватило денег, но не принести хоть что-то я не могла. В вазе уже стоял букет чёрных георгинов - наверное, их принёс Эдгар Викторович - и рядом эти два букета смотрелись на удивление хорошо.

Я посмотрела на фотографию. С неё на меня смотрели трое Солнцевых - счастливые мужчина и женщина, так и сияющие жизнерадостностью, и маленькая годовалая девочка на их руках. Да, по официальной версии, предоставленной спящим, я погибла вместе с родителями. Не знаю, зачем Министерство так сделало, но получалось, что приходя сюда каждую субботу, я приходила ещё и на собственную могилу.

Вопреки логике это ощущалось правильно. В день гибели родителей та я, которая могла бы вырасти в родительской любви и счастье, действительно погибла вместе с ними. Тьма всегда выбирает своими детьми именно тех, кто остался один. У меня, конечно, был дядя, но его почти никогда не было рядом, как бы он ни старался. А Тьма заботилась, оберегала, даже когда я этого не знала, давала силы оказать сопротивление, учила, нашёптывала, как будет верно поступить...

Она ведь действительно любит всех, абсолютно, понимая и принимая их такими, какими они есть. А своих избранников - в особенности. Свет тоже всех любит, но иначе - он тянет вверх, требует постоянного развития, не приемля деградации или бессилия. Мы, их дети, иные. Но нас они любят сильнее всех. И тем не менее... я люблю Тьму, однако лучше бы у меня были мама и папа. Я не могла об этом не думать, глядя на могилу тех, кого лишилась, даже толком не узнав их любви. Год с небольшим... Всего год у меня в жизни были родительские любовь и тепло. А дальше - только Тьма, о любви которой я большую часть своей жизни даже и не знала.

Поднявшись, я, всё так же не смотря на светлого, спросила:

- Что вам до могилы моих родителей?

Я и сама не знала, почему мне так важно знать, что связывало Эдгара Викторовича с моими мамой и папой. Ведь мне самой нельзя было быть связанной с ним чем-либо. По изначальной тактике. Но теперь, кажется, так не выйдет. Я спасла его от смерти, он ходит на могилу моей семьи, а пока я шла до кладбища от дяди пришло сообщение, что по возвращении Эдгара в Россию после долгосрочной заграничной командировки Министр по одному лишь ему ведомым соображениям – даже в Совете не поняли почему – выделил светлому квартиру по соседству с моей. Вряд ли он, конечно, задумывался о таких мелочах, но вышло не очень удачно для меня. Мы теперь, скорее всего, пусть и мельком, но будем сталкиваться чаще, чем следовало бы. И связь между нами, которой я хотела избежать, какая-никакая, но есть.

– Я... – он почему-то замялся, а потом выдохнул. – Мы с вашими родителями работали в связке.

Мы и без того говорили тихо, но это он произнёс ещё тише. Сердце в груди сжалось от невольного сочувствия к нему. Даже я, тёмная, не могла не понимать, сколько боли стоит за этими простыми словами. Связка для пробуждённых, если они в связке работают, это всё. Связь между членами связки вырабатывается годами. Абсолютное доверие, безукоризненное взаимопонимание, безусловное принятие друга...

Связка – это порой даже больше, чем семья. В семье бывают ссоры, кровная связь зачастую стоит дешевле пыли под ногами, она не гарант почти ничего... А член твоей связки – это как ты сам, только в другом теле. Вы не одинаковые, нет, но ты ощущаешь его как самого себя, воспринимаешь его почти так же. Потерять хоть одного члена своей связки – всё равно, что утратить часть души. А Эдгар остался единственным из всей своей связки. Страшно представить, как он это пережил. Даже мне, тёмной, прошедшей в приюте огонь и воду в виде борьбы за выживание – дети там ожесточённые, пощады не дают никому, а я и вовсе была изгоем.

– Странно, что дядя мне этого не говорил, – только и смогла сказать я. Да, поддерживать я не умею. Поддержка – это к Тьме, но не к тёмным. Ну или к Свету и светлым. – Он как-то говорил мне о вас. Но ни словом не упомянул, что...

Я не договорила, ибо не знала, что тут вообще можно сказать. А в таких случаях лучше не сорить словами попусту.

– Может, боялся, что вы начнёте винить меня, – краем глаза я заметила, что он как-то скованно пожал плечами, словно я грозилась его по меньшей мере ударить.

Винить?

– За что? – искренне удивилась я, даже, как ни странно, не успев привычно тщательно продумать и проанализировать вопрос.

И тут же поняла. Ну... Не поняла, а вспомнила то, о чём писалось в нескольких книгах по психологии, которых я в своё время прочитала десятки. «Синдром выжившего», когда винишь себя за то, что ты пережил трагедию, а кто-то нет, видимо, не обошёл Эдгара стороной и мучает даже спустя столько лет. И да, бывают случаи, когда родственники погибших начинают иррационально винить их выживших друзей, возлюбленных и так далее, если тем удалось пережить беду. Это было одной из тех вещей, которые я не могла не просто понять в людях, но даже толком осознать и