Медуза - Альберто Васкес-Фигероа

Это была, по сути, теория, но, как часто бывает, от теории до практики лежит долгий путь, который слишком часто заканчивается полным провалом.

А в этом случае провал не допускал компромиссов.

Они проехали через деревню, стараясь не привлекать внимания, через пятнадцать километров свернули с дороги и остановились в лесу, где отцепили караван, чтобы Клаудия снова проверила, не причинили ли они повреждений по пути.

Она вернулась с бутылкой белого вина и двумя огромными вареными омарами, комментируя, что никогда не могла бы представить, что они будут такими большими и такими живыми в ресторане такой маленькой и мертвой деревни.

Они отпраздновали успех своей стратегии пышным банкетом, и вино с морепродуктами быстро начали действовать, в результате чего они занялись любовью с большим пылом, чем в первую ночь во Франкфурте, иногда ведя себя как озорные дети, а иногда как мужчина и женщина, напуганные последствиями своих поступков.

– Ты не можешь провести весь путь внутри.

На границе обычно больше охраны, и если они увидят женщину, одну, везущую караван, это может привлечь внимание.

– Знаю.

– Если меня остановят и заставят тебя выйти, мы все испортим.

– Тоже знаю, и не хотела тебе об этом говорить, потому что предполагала, что ты будешь против, но я уже предусматривала, что ты пересечешь границу одна, пока я продолжу пешком.

– Пешком…? Ты понимаешь, что это значит?

– Прогулка на три или четыре дня…

– Вот это замучит!

– Помни, что ты вышла замуж за туриста.

– Кстати, довольно избитого.

– Это правда.

Клаудия пыталась возразить, утверждая, что не в лучшей физической форме, но вскоре признала, что это все-таки решение, которое соответствует ее поведению, ведь она часто проводила лето, бродя по долинам и горам в одиночестве, с посохом и хорошей книгой в руках.

– Не спеши, у нас нет времени, мы все равно можем закончить мир за месяц или за четыре…

Они тщательно выбрали место, где должны были встретиться, когда окажутся во Франции, и на рассвете попрощались, стараясь не показывать ту тревогу, что испытывали, ведь тот, кто махал рукой на прощание, не был мужчиной, отправляющимся на войну или уничтожать опасных зверей: это был человек, отправляющийся в долгий и опасный путь, пытаясь избежать невидимого врага.

В других обстоятельствах это был бы просто "спокойный поход", во время которого он наслаждался бы наблюдением за птицами, но, к сожалению, в этот раз его старые бинокли должны были быть более внимательными к линиям электропередач и башням связи, чем к скворечникам на скалах или кронам деревьев.

Он любил одиночество этих долгих прогулок, когда он время от времени сидел читать или дремал, чувствуя себя почти единственным человеком на планете, но теперь даже мысли давили его, и он не мог не думать о серьезности того, что пытался сделать.

Он знал, что берет на себя функции, которые ему не принадлежат, и боялся, что наступит момент, когда он начнет считать себя всемогущим существом, своего рода диктатором, перед которым человечество должно склониться.

Эгоизм – это семя, посаженное в мозг каждого человека, и чем меньше его мозг, тем больше это семя. В некоторых случаях ему не остается ничего, кроме как дремать, так как нет никакой разумной причины для его прорастания, но оно всегда борется за то, чтобы выйти на свет.

Столкновение с собственным эгоизмом часто бывает жестокой борьбой, которую либо выигрывают, либо проигрывают в первой битве, так как нужно бороться с ним, как с волчонком, которого нужно бить, как только он покажет зубы, иначе он вонзит их тебе в шею.

Тот извёрнутый сибиряк, который наслаждался превращением лягушек в принцев и принцев в лягушек, казалось, предупреждал его о той опасности, которую он подвергал себя, если не накажет вовремя волчонка, который появлялся внутри него каждый раз, когда возникала мысль о противостоянии системе.

А дело было в том, что эта новая «система» была не одной из тех, против которых так много людей восставало в разных местах на протяжении стольких веков истории; это была новая система, которая значительно превосходила предыдущие. Она смогла заставить страны, когда-то свободные, теперь зависеть друг от друга из-за сетей связи, которые за считанные секунды могли разделить их без малейших угрызений совести, зная, что ни одна из них не выживет без другой.

Сети Интернета стали нервной системой, через которую разум передавал свои команды до последней фаланги мизинца на ноге, и очень скоро наступит день, когда, если они дадут сбой, мир станет парализованным. Не нужно будет намерений тех, кто их контролирует; достаточно будет простого несчастного случая, и коллапс достигнет таких масштабов, что станет практически необратимым.

Как атомная война, но без атомов, без миллионов погибших и разрушенных городов, но с человечеством, неспособным реагировать, потому что за менее чем тридцать лет оно разрушило мосты, которые связывали его с тысячами лет медленной эволюции.

То, что было достигнуто с таким трудом, стало устаревать и становиться ненужным, как мобильный телефон, который когда-то восхищал как невероятное чудо технологии, а теперь становился устаревшим и ненужным за несколько месяцев.

Он сам, со своей абсурдной манией переводить вручную, уже был персонажем другого времени, устаревшим и ненужным.

Тем не менее, ему предоставили шанс остановить этот безумный бег, и он продолжал задаваться вопросом, почему.

Его недоумение возросло до немыслимых размеров, когда, проснувшись после долгого и заслуженного отдыха, он оказался окружен овцами, а невозмутимый пастух наблюдал за ним, сидя на камне с подбородком, опертым на руки, которые в свою очередь поддерживали изгиб его посоха.

– Почему они к вам тянутся?

– Как вы сказали?

– Почему овцы идут к вам, как мухи. Я никогда ничего подобного не видел, а ведь уже полвека за ними слежу.

– Может, это мой запах.

Добрый человек глубоко вдохнул, чтобы вскоре отрицательно покачать головой.

– Пахнет потными ногами, а этим они привыкли, потому что я почти не мою их. И собаке здесь тоже не странно.

– Откуда вы это знаете?

– Я всегда знаю, что она думает, потому что она думает немного. У вас есть что-то в рюкзаке, что может так привлекать овец? Мне было бы интересно узнать, потому что тогда я мог бы собирать их без свистков и без камней.

Он открыл рюкзак и выложил на траву