Выученный оптимизм: Как изменить свой образ мыслей при помощи позитивной психологии - Мартин Э. П. Селигман

что именно эмоции порождаются мыслительными процессами, а не наоборот. Мысль об опасности вызывает тревогу, мысль о потере – грусть, а мысль о посягательстве на личные границы – гнев. Всякий раз, когда вы оказываетесь в одном из этих состояний, просто присмотритесь, чтобы увидеть ход мысли, который привел к нему. Накоплена масса фактов, подтверждающих эту точку зрения. В мышлении людей, страдающих депрессией, преобладают негативные интерпретации прошлого, будущего и собственных способностей, а освоение приемов борьбы с такими интерпретациями снимает подавленность не хуже антидепрессантов. Подверженные паническим расстройствам катастрофически неверно интерпретируют телесные ощущения, такие как учащенное сердцебиение или одышка, как предвестники инфаркта или инсульта, и это расстройство вылечивается простой демонстрацией того, что это лишь симптомы тревоги, а не сердечного заболевания[80].

Эти два противоположных взгляда так и не удалось примирить. С фрейдистской точки зрения, эмоции управляют мыслями, а согласно когнитивной теории, мышление управляет эмоциями. Вместе с тем факты говорят о том, что временами одно сменяет другое. Поэтому вопрос для психологии XXI в. звучит следующим образом: при каких условиях эмоции управляют мышлением, а при каких мышление управляет эмоциями?

Я не буду пытаться дать здесь глобальное решение, а предложу лишь частичное.

Какая-то часть нашей эмоциональной жизни сиюминутна и реактивна. Например, чувственное удовольствие и экстаз – это моментальные эмоции, которые практически не требуют осмысления и интерпретации. Горячий душ, когда вы покрыты грязью, просто приятен – вам не нужно думать: «Грязь смывается», чтобы испытать удовольствие. Однако, в отличие от этого, эмоции, связанные с прошлым, полностью обусловлены мышлением и интерпретацией:

● Лидия и Марк развелись. Всякий раз, когда Лидия слышит имя Марка, она первым делом вспоминает, что он предал ее, и испытывает негодование даже спустя 20 лет после произошедшего.

● Когда Абдул, палестинский беженец, живущий в Иордании, думает об Израиле, он представляет оливковую плантацию, которой он когда-то владел и которую теперь захватили евреи. Он испытывает безмерную горечь и ненависть.

● Когда Адель оглядывается на свою долгую жизнь, она ощущает спокойствие, гордость и умиротворение. Она считает, что преодолела все невзгоды, выпавшие на долю родившихся в бедной черной семье в Алабаме, и получила максимум возможного.

В каждой из этих зарисовок (и во всех других случаях, когда эмоции связаны с прошлым) большую роль играет интерпретация, воспоминание или мысль, которая и определяет характер эмоций[81]. Эта вроде бы безобидная и очевидная истина – ключ к пониманию того, как вы относитесь к своему прошлому. Что еще важнее, она является ключом к освобождению от догм, которые делают многих пленниками своего прошлого.

Пребывание в прошлом

Верите ли вы в то, что ваше прошлое определяет будущее? Это не праздный вопрос философской теории. Тот, кто верит, что прошлое определяет будущее, становится дрейфующим судном, которое не управляет активно своим курсом. Подобный подход усиливает инертность. Ирония, пожалуй, заключается в том, что основу такой идеологии заложили три гения XIX в.: Дарвин, Маркс и Фрейд.

По версии Чарльза Дарвина, мы являемся продуктом очень длинной череды прошлых побед. Наши предки оставили потомство потому, что выиграли два вида сражений: за выживание и за спаривание. Все, чем мы являемся, – это набор адаптивных характеристик, тонко настроенных на сохранение жизни и репродуктивный успех. Слово «все» в предыдущем предложении может не совсем верно отражать взгляды Дарвина, но оно является ключевым в убеждении, что наши будущие действия предопределены прошлым. Дарвин оказался невольным соучастником создания такой лишающей свободы точки зрения, а вот Маркс с Фрейдом осознанно были воинствующими детерминистами. У Карла Маркса классовая борьба порождала «историческую неизбежность», которая должна была в конечном итоге привести к краху капитализма и торжеству коммунизма. Детерминирование будущего экономическими силами – основа и суть прошлого, и даже «великие» личности не могут идти против этих сил.

По мнению Зигмунда Фрейда и его многочисленных последователей, каждое психологическое событие в нашей жизни (даже такое, казалось бы, тривиальное, как шутки и сны) строго определяется прошлым. Детство не просто формирует, а предопределяет личность взрослого человека. Мы «фиксируемся» на нерешенных проблемах детства и всю оставшуюся жизнь тщетно пытаемся разрешить давние конфликты. До революции в сфере медикаментозных средств и появления поведенческой и когнитивной терапии львиную долю времени в кабинетах психиатров и психологов занимали детальные воспоминания о детстве. Эта тема преобладает в разговорной терапии и по сей день. Самое популярное движение самопомощи в 1990-е гг. также напрямую вытекало из этих детерминистских предпосылок. Идеология «внутреннего ребенка» говорит нам, что причиной беспорядка, в котором мы оказываемся во взрослом состоянии, являются травмы детства, а не наши собственные плохие решения или недостаток воли, и оправиться от этой «виктимизации» можно, только разобравшись с детскими травмами.

На мой взгляд, значение событий детства преувеличивается. По правде говоря, я считаю, что преувеличивается значение прошлого в целом[82]. Очень сложно найти даже малейшие признаки влияния событий детства на личность взрослого человека, и нет никаких доказательств существенных, не говоря уже об определяющих, эффектов. Многие исследователи, уверовавшие в то, что детство оказывает огромное воздействие на развитие взрослого человека, уже полвека выискивают подтверждения. Они ожидали найти массу свидетельств разрушительных последствий негативных событий детства, таких как смерть или развод родителей, тяжелые болезни, побои, пренебрежение и сексуальное насилие, на взрослую жизнь жертв. Были проведены масштабные исследования психического здоровья взрослых и потерь в детстве, в том числе проспективные исследования (сейчас их насчитывается несколько десятков, они занимают годы и стоят огромных денег).

Кое-что действительно обнаружили. Если, например, ваша мать умирает до того, как вам исполнится 11 лет, то, повзрослев, вы будете более склонными к депрессии, но ненамного, и только если вы женщина, да и то лишь по данным примерно половины исследований. Смерть отца не оказывает заметного влияния. Если вы родились первым, ваш IQ выше, чем у братьев и сестер, но в среднем только на один пункт. Развод родителей (исключая исследования, в которых даже не было контрольной группы крепких семей) имеет незначительные разрушительные последствия для позднего детства и подросткового возраста. Но по мере взросления эти проблемы уменьшаются, и их нелегко обнаружить во взрослой жизни.

Серьезные травмы детства могут оказывать влияние на личность взрослого человека, но лишь едва уловимое[83]. Иными словами, негативные события детства не предопределяют проблемы во взрослой жизни. Эти исследования не дают оснований для поиска причин преследующей вас депрессии, тревожности, неудачного брака, употребления наркотиков, сексуальных проблемах, потери работы, агрессии в отношении детей, алкоголизма или раздраженности в травмирующих событиях из детства.

Большинство этих исследований в любом случае методологически неадекватны. В слепой уверенности в значимости детства они упускают из виду наследственность. Исследователям просто не приходило в голову до 1990 г., что родители-преступники могут передавать гены, предрасполагающие к преступности, и что детская преступность и склонность впоследствии жестоко обращаться с собственными детьми могут быть обусловлены природой, а не воспитанием. В настоящее время есть исследования, в которых контролируется наследственность: при одном подходе в них рассматриваются взрослые однояйцевые близнецы, воспитывавшиеся раздельно, а при другом изучается личность выросших приемных детей в сравнении с личностью биологических и приемных родителей[84]. Такие исследования показывают заметное влияние генов на личность взрослого человека и лишь незначительное воздействие событий детства. Однояйцевые близнецы, выросшие порознь, во взрослом состоянии гораздо более похожи друг на друга, чем разнояйцевые близнецы, воспитывавшиеся вместе, в отношении авторитарности, религиозности, удовлетворенности работой, консерватизма, раздражительности, депрессии, интеллекта, алкоголизма, благополучия и невротизма, и это лишь некоторые черты. В то же время выросшие усыновленные дети гораздо больше похожи на своих биологических родителей, чем на приемных[85]. Никакие события детства не вносят существенного вклада в эти черты.

Иными словами, утверждение Фрейда и его последователей о том, что события детства определяют ход взрослой жизни, ничего не стоит. Я подчеркиваю это, поскольку, на мой взгляд, многие мои читатели валят все грехи на свое прошлое и слишком пассивны в отношении будущего из-за уверенности