Николай Караченцов. Глазами семьи и друзей - Андрей Николаевич Караченцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сэр, это был мой бифштекс! (фраза из фильма «Человек с бульвара Капуцинов»)
Когда-то я сидел на Чегете в кафе «Ай», за соседним столиком оказалась молодая девушка. Шампанское, и пробка на горлышке перевёрнутая, я смотрю, она её своеобразно сбила, показывая этим, что помнит, как я так же делал в картине «Старший сын». Потом она мне сказала: «Мне твоя картина помогла выжить». Оказывается, однажды на лыжне получила тяжелейшую травму, а фильм зацепил, помог выжить, восстановиться. Причём она после этого катается, и катается грандиозно.
Я не мог не понимать, что картина стала конкретным толчком в моей кинобиографии.
Алла Сурикова – огромная глава в моём кино. Я снимался во многих её картинах. Для меня особое значение имеет картина «Человек с бульвара Капуцинов», наша первая работа с Суриковой. Её посмотрели и продолжают смотреть миллионы людей, тысячи цитируют: «Сэр, это был мой бифштекс…» Когда Сурикова готовилась к съёмкам, то пригласила меня к себе и предложила роль Чёрного Джека (его в результате сыграл Миша Боярский), от которой я отказался: «Я вроде в своей жизни столько подобного переиграл, что мне не хочется повторяться». Но она от меня не отстала: «А кого бы вы, Петрович, хотели сыграть, прочитав сценарий?» Мы с Аллой Ильиничной всегда на «вы». Если на «ты», то только дома, и то трудно переходим. Она всегда: «Петрович». Я объявил, что выбрал для себя Билли Кинга (которого я и сыграл), но это не моя роль. Тут должен оказаться человек-гора, как молодой Борис Андреев – наивный, добродушный, невероятно сильный. Я бы сыграл, или, правильнее, мне было бы интересно сыграть то, что досталось Олегу Павловичу Табакову. Хозяина салуна Гарри Маккью, раздваивающегося человека. Он обожает кино, но понимает, что из-за этой любви теряет деньги. «Алла Ильинична, поскольку вы меня не очень хорошо знаете, если бы я оказался на вашем месте и решал, кому отдать предпочтение – Табакову или Караченцову, то выбрал бы Табакова. Но, честно, только эти две роли мне интересны».
С Аллой Суриковой мы по сей день очень дружны, но я никогда не забываю, что она – удивительный профессионал. Настал день, когда она меня вызывает на студию: «Давайте попробуемся на Билли Кинга». Я не спорю, соглашаюсь. Партнёром моим оказался известный каскадёр Саша Иншаков, которому полагалось за меня избивать других героев. Совместные съёмки нас с Сашкой сдружили вот уже на два десятка лет. Для съёмок у каскадёров был предусмотрен следующий трюк. «Я» в воздухе делаю «ножницы», при этом подпрыгивая на высоту человеческого роста, мало того – лечу горизонтально. Ногами же мой герой должен закручивать голову человека и таким образом его заваливать. Предполагалось первоначально, что Иншаков за меня должен «летать и закручивать» голову другому каскадёру – Николаю Астапову, с которым мы впоследствии создали школу искусств в Красноармейске. Сурикова спрашивает у каскадёров: «Вы сумеете?» Иншаков ей: «Караченцов сам сделает». То есть этот трюк они доверили мне, вероятно, от хорошего отношения. Рядом дружок мой, оператор-постановщик Гриша Беленький, подзуживает: «Да он никогда подобного не выкрутит». Тут я уже втройне не имел права отказаться. У меня почти всё получалось, только я не понимал, куда должна уходить левая нога. И ею всё время попадал в физиономию Коле Астапову. Тот, бедный, долго терпел, всю многочасовую репетицию. Зато, как только я сообразил, как полагается координироваться, сразу всё стало получаться, и я легко сделал три дубля.
Сурикова на картину собрала мощнейшую команду каскадёров. Наверное, даже и не нужно было столько. Чуть ли не все лучшие, что тогда имела страна: из Ленинграда приехала группа во главе со знаменитым Олегом Корытиным, группа из Прибалтики, московские каскадёры. Приехали конники, специалисты по дракам. Я почти с каждым из них успел поработать на других картинах. Но когда они собрались вместе, дружина получилась впечатляющая. А что они вытворяли, соревнуясь друг с другом!
Как вспоминала потом сама Алла Ильинична, для неё картина началась с того момента, когда она поняла, что Джонни Фёста – фанатика кинематографа, решившего переустроить мир с помощью «синема», должен играть только Андрей Миронов. Первоначально сценарий фильма Миронову не понравился, и Сурикова взяла Андрея в настоящую осаду; узнав, что сценарий лежал на полке «Мосфильма» уже в течение пяти лет и никого, кроме Миронова, режиссёр в этой роли не видит, Миронов растрогался и дал своё согласие. В своём интервью перед отъездом на гастроли в Прибалтику Миронов сказал: «Что-то меня сразу подкупило в Фёсте, подружило с ним. И то, что он по-своему Дон Кихот, и то, что, если можно так сказать, он не просто чудак, а очень своеобразный счастливый неудачник или неудачливый счастливец».
Миша Боярский попал в эту картину исключительно благодаря Миронову. Ассистенты Суриковой с большим трудом вышли на него, когда он приехал в Москву на съёмки другой картины. Вначале предложение о «Человеке с бульвара Капуцинов» Миша не принял, сообщив, что все ближайшие дни для работы у него уже расписаны. Но Сурикова не успокоилась и передала Боярскому «тайные» сведения о том, что в главной роли у неё будет сниматься сам Миронов, который лично очень просит Боярского составить ему компанию и сняться в роли Чёрного Джека. Конечно же, после таких переговоров Боярский дал своё согласие на съёмку.
Гениально сыграл свою роль Олег Павлович Табаков. Он придумал себе трубочки в ноздри, которые делали его нос широким, а лицо – «плюшевым», коварно-добродушным. Думаете, это очень приятно – целый день существовать с растопыренным носом? А он терпел и улыбался!
Сурикова пригласила меня и в следующую свою работу. Фильм назывался «Две стрелы. Детектив каменного века». Сценарий его был написан по пьесе Александра Володина, кстати, полузапрещённой. Пьеса вся построена на эзоповом языке. Володин, рассказывая историю первобытного племени, на самом деле показал всё, что касается сегодняшней власти.
Говорят, Товстоногов ходил вокруг этой пьесы, но ставить побоялся. Марк Анатольевич тоже не решался ввести «Две стрелы» в репертуар Ленкома, поскольку хорошо понимал, чем это чревато. Когда Сурикова уже в перестроечные времена получила разрешение на постановку, мы в неё буквально ломанулись, ведь
