О материалистическом подходе к явлениям языка - Борис Александрович Серебренников

Этой природой обладает лишь материальная сторона языковой единицы…

Знак есть обозначающее, объективная действительность – обозначаемое; значение знака есть отражение, объективная действительность – отражаемое»[74].

К мнению В.З. Панфилова присоединяется В.М. Солнцев. Он считает, что признание значения отражаемой категории, однородной с понятием, и тем самым понимание значения как факта сознания, препятствует включению значения в состав знака и служит основанием для признания знака односторонней сущностью[75].

«Концепция одностороннего знака исходит из того, что знак сам по себе есть только указатель, только означающее, а значение знака, его означение и есть то, на что данный знак указывает, и оно не входит в состав знака»[76].

Солнцев даже не ставит вопроса, что же придает материальному телу знака способность на что-то указывать. Знак же как материальный предмет всегда находится вне человека… Если же включить понимание таким образом значения в знак, то следует признать, что знак указывает на самого себя, или что одна часть знака указывает на другую, а это абсурдно[77].

Между тем значение не может быть оторвано от знака и указывает оно не на своего материального носителя, а на нечто другое.

Того же мнения придерживается П.В. Кониин:

«По отношению к обозначаемому предмету значение выступает отражением, субъективным образом объективно-существующего предмета»[78].

Т.П. Ломтев также определяет значение как отражение:

«Языковое значение представляет собой особое явление и по отношению к объективной действительности. Между знаком и значением существует определенное отношение. Это отношение выражения. Знак есть выражающее: он материален; значение есть выражение: оно идеально. Между знаком и значением, с одной стороны и объективной действительностью с другой, существует другое отношение. Это – отношение обозначения для знака и отношение отражения для значения знака. Знак есть обозначающее, объективная действительность – обозначаемое; значение знака есть отражение, объективная действительность – отражаемое. Слово представляет собою не знак, а единство знака, как выражающего средства, и значения, как выражаемого содержания, которое в то же время является отражением объективной действительности. Слово связано с объективной действительностью: отношением обозначения и отношением отражения»[79].

Сходные высказывания можно найти и в работах Ю.С. Степанова. – Значение слова он считает одной из форм отражения действительности[80].

Можно ли такую трактовку лингвистического знака назвать подлинно материалистической? Нельзя, потому что она противоречива. Изъять полностью значение из характеристики знака, сказать, что оно к знаку не относится, значит полностью устранить сущность самого знака. Звук, лишенный какого-либо значения, вообще не является знаком. Поэтому значение представляет неотъемлемую часть знака. При иной трактовке сущности знака устраняется само понятие знака.

Действительно ли значение выступает в знаке как отражение? Внешне может легко показаться, что это действительно отражение. Например, слово береза связано с определенным понятием. Хорошо известно, что всякое понятие является отражением действительности. Следовательно, значение выступает в данном случае как отражение. Но на самом деле это не так. Функцией отражения обладают в полной мере только представление и понятие. Понятие возникает в голове человека раньше звукового комплекса. Когда человек старается подобрать для нового понятия звуковой комплекс, оно уже существует у него в голове. Предположим, человек познакомился с новым видом дерева, отличающегося от других деревьев белой корой. Он начинает сравнивать это новое понятие, чтобы найти какой-то признак, уже имеющий в его языке определенный звуковой комплекс. Он выбирает признак «белый» и ассоциирует его с новым понятием. Таким образом, новое понятие получает звуковой комплекс, который в обществе конвенционально закрепляется за этим понятием и приобретает способность возбуждать данное понятие в голове слушающего. Значение здесь выполняет указательную функцию. Оно только соотносит звуковой комплекс с понятием. Некоторые наши лингвисты и философы почему-то рассматривают это соотношение как отражение.

Поэтому в данной связи совершенно непонятным представляется возражение В.З. Панфилова:

«Трактовка значения языковой единицы как ее отношения к денотату приводит по существу к устранению из языковой сферы идеального как результата отражательной деятельности человеческого мышления, поскольку реальными компонентами знаковой ситуации в этом случае остаются лишь денотат и материальная сторона языковой единицы»[81].

На самом деле никакого устранения из языковой сферы идеального здесь нет, поскольку при произношении звукового комплекса в голове слушателя возбуждается понятие, т.е. идеальное. Следует также всегда иметь в виду, что отражение в понятии совершается естественно, тогда как отнесенность какого-либо звукового комплекса к предмету или явлению производится в акте номинации искусственно самим человеком.

Нетрудно понять, что все наши лингвисты и философы, называющие знаком только материальную часть знака, фактически продолжают линию раннего Л.О. Резникова, отрицающего какую бы то ни было знаковость слова.

Монолатеральная теория знака, сводящая знаковость к материальной оболочке знака, фактически тоже элиминирует знак, поскольку всякий знак может функционировать как знак только в том случае, если он имеет значение. Материальная часть знака без значения это не знак.

Представители другой точки зрения рассматривают слово как знак в целом. Значение при этом не отделяется от носителя знака, а рассматривается как необходимый атрибут знака, без чего он перестает быть знаком.

Подавляющее большинство буржуазных философов, психологов и лингвистов, – пишет Л.О. Резников, – рассматривают слово в целом как знак, символ, иероглиф, а язык – как систему знаков и символов. Такого взгляда придерживаются Кассирер, Рассел, Делакруа, Соссюр, Вандриес, Карнап, Бюлер, Карнуа, Дьюи, Урбан, Сепир, Ельмслев, Чейз, Блюмфильд и др.[82] Считается, что это воззрение идет еще от Аристотеля, который утверждал, что

«слова, выраженные звуками, суть символы представлений в душе»[83].

«Для существования языка, – говорил Локк, – нужно, чтобы способность человека производить членораздельные звуки соединялась со способностью пользоваться этими звуками как знаками внутренних представлений и замещать ими идеи своей души»[84].

В дальнейшем такое понимание стало традиционным. Например, Соссюр пишет:

«Язык – это система знаков, в которой единственно существенным является соединение смысла и звукового образа»[85].

«Самое общее определение, которое можно дать языку, это назвать его системой знаков»[86].

«Слова являются символами значит знаками, указывающими, внушающими, напоминающими о понятиях»[87].

«Языковые явления имеют истоком знаковый характер»[88].

Этого же взгляда придерживаются и некоторые советские авторы.

«Слово есть знак»[89].

«Вся действительность слова растворяется в функции быть знаком»[90].

«В языке действительность не отражается, а обозначается. Слово – знак действительности»[91].