Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский

после выпуска занялся информационными проблемами и стал одним из первых в стране кандидатов наук по специальности «Информатика». Лахути проявлял свое научное любопытство к новым знаниям в самой достойной форме – благожелательной, благородной и лишенной зависти любознательности. Если у кого-то, кто преуспевает в науке больше своих коллег, и могло не быть врагов, то первым кандидатом на обладание столь исключительным званием пришлось бы назвать именно его, Лахути. Ему было присуще одинаково уважительное отношение ко всем своим коллегам по поприщу независимо от их способностей, должностей и званий, лишь бы они не запятнали себя чем-то очевидно неблаговидным. Он мог бы являться моральным эталоном в своей профессиональной среде, если бы она испытывала нужду в выделении такого общепризнанного эталона, но она не испытывала, возможно, не в последнюю очередь потому, что кого-то обязательно должно было задевать столь образцовое поведение: дескать, кто он такой, чтобы позволять себе никого не отталкивать, не сбрасывать с дороги, не оттирать, не обирать? Вокруг Лахути – как вблизи, так и вдали – успех достигался совершенно иначе. Тем более ценным выглядело то, что такой успех его не интересовал, как не интересовали и сенсационные спекуляции на пустом месте – пустоту Делир Гасемович очень зорко и быстро определял. Михаил никогда не находился с ним в близких отношениях, но в доверительных и окрашенных взаимной симпатией был издавна, еще в первые послестуденческие годы познакомившись с ним в доме Александра Зиновьева, крупнейшего логика, а впоследствии – литератора и одного из виднейших диссидентов.

Вторым человеком, которого Михаил относил про себя к той же категории достойных информатиков, был Виталий Юрьевич Погосов. Он принадлежал уже к следующему поколению специалистов. Познакомил Михаила с Виталием – в ту пору еще старшекурсником МФТИ – Михаил Петрович Данилов.

Это было новостью, чтобы студент интересовался информатикой, и, как выяснилось после выступления Виталия на семинаре у Влэдуца, интересовался достаточно глубоко. Меньше чем через год они вновь встретились, на этот раз почти одновременно поступив на работу в научно-информационный центр Антипова. Тогда и выяснилось, что Виталий, не теряя времени после окончания МФТИ, сразу поступил в аспирантуру. В голове у него роем носились заманчивые идеи, и вскоре он определился, какой из них заняться всерьез. Как образованный кибернетик и программист, он имел огромное преимущество в своей работе даже перед такими людьми как Данилов и Лахути, поскольку совершенно не зависел от таких обычных посредников-интерпретаторов идей разработчика, какими являлись программисты – люди, почти всегда надутые собственным гонором, но далеко не во всех случаях способные обеспечить полноценную реализацию этих идей на уровне их машинного воплощения. Виталий с энтузиазмом погрузился в разработку системы фактографического представления и поиска информации, а как раз на фактографию на первых порах делал упор во всей системе обработки и доведения до потребителей информации для закрытых отраслей промышленности директор центра доктор технических наук профессор Антипов. Для него было просто подарком, что молодой и с многообещающими способностями специалист с удовольствием делает как раз то, что директор считает самым важным и необходимым. Поэтому Антипов охотно взял на себя научное руководство диссертационной работой аспиранта-заочника, а тот, в свою очередь, за счет такого покровительства, сразу успешно решил для себя множество мелких проблем. Почти все в Антиповском центре считали Виталия любимцем директора, и отчасти это было действительно так, но какой величины достигало это «отчасти», Михаил узнал только через несколько лет после защиты Виталием его диссертации. Это была не совсем обычная история для такого тандема как лидер Антипов и ведомый Погосов. Лидер не мешал ведомому делать свою работу так, как тот считал нужным, хотя собственные представления и приоритеты у Антипова уже существенно сместились в связи с его новым видением своей директорской и постдиректорской карьеры. Кстати, по существу Виталию ничего и не требовалось от шефа, разве что еще его административный авторитет, помогавший прокладывать дорогу к защите диссертации. Но однажды – и это Виталий рассказывал Михаилу сам (видимо, единственному из посторонних) – он обнаружил, как в действительности Антипов оценивал мысли своего «ученика», вполне успешно создававшего нечто небывалое – технологически вполне законченную формализованную процедуру индексирования, то есть описания, фактов – как простых, так и сложных с помощью органически встроенного внутрь информационно-поисковой системы словаря – тезауруса – и специальной грамматики. Антипову никогда и не снились такие вещи, которыми он вроде как руководил. Переворот в душе Виталия произошел в тот момент, когда они со всегда до тех пор удобным и милостивым шефом вели вдвоем спокойный доверительный мирный разговор о делах. Виталий со сдерживаемым энтузиазмом говорил о намерениях усовершенствовать свою систему «Гипертекст», когда вдруг услышал нетерпеливое и прервавшее его речь замечание Антипова: «Все это хуйня!» – который продолжил сказанное изложением конъюнктурной дешевки, на которой сейчас пробовал делать политику. Много времени спустя Виталий так передал Михаилу свое состояние: – «До сих пор не понимаю, как я тогда удержался и не треснул его по черепу массивной стеклянной пепельницей, стоявшей передо мной на столе! Понимаете, Михаил Николаевич, я это столько вынашивал в себе, взвешивал так и этак, старался найти наилучшее решение, а он только и смог обронить по этому поводу, словно ему надоедали с глупостями: «Все это хуйня!» Говоря о той беседе с Антиповым, Виталий явно перенесся в атмосферу бросившихся ему в голову чувств: «Лучшее во мне, самое полезное для дела из всех моих трудов, а для него оказывается, только – хуйня, в то время, как хуйней было то, что он тогда проповедовал. Этот самовлюбленный хам вел себя так, будто каждое слово, которое он, походя, бросает вам – это высшее достижение науки, истина в последней инстанции! Выставил мне убийственную оценку – полный ноль! – не приводя никаких аргументов! Тогда-то я, наконец, и понял, что хуйней для него является всё, что исходит не из его супергениальных мозгов!»

Это была правда. Антипов лишь на первых порах – года полтора – максимум два – вел себя не только как директор, но и как разработчик. Тогда с ним можно было результативно говорить, как с коллегой, он принимал чужие дельные предложения. Видимо, потому что был еще новичком в информационном деле и не вполне осмотрелся вокруг. А когда осмотрелся, то пришел к выводу, что он на голову выше всех других директоров информационных учреждений, а, значит, что ему и следует стать начальником над ними всеми. Практически для этого требовалось стать как минимум начальником управления по научно-технической информации в госкомитете по науке и технике, а лучше даже – сразу стать заместителем председателя этого госкомитета, то есть фактически министром союзного правительства. Задача показалась Антипову очень непростой, но интересной и при данном уровне конкурентов – вполне осуществимой. Он окончательно уверовал в это после поездки с другими коллегами-директорами в Соединенные Штаты Америки. Американские специалисты сразу выделили его из всего состава советской делегации как самую значимую фигуру. Это не могло не польстить и не воодушевить. Вернувшись в Москву, Антипов решил развернуть в своем центре информационную систему на американский манер – по образцу, с которым познакомился в Смитсонианском институте. Образец был неплохой, особенно если принять во внимание уровень технического оснащения информационных работников и их зарплаты, но в основе своей технология его была примитивна и не выглядела перспективной. Сразу бросались в глаза слабые стороны – особенно языковое обеспечение в виде нескольких десятков автономных рубрикаторов, каждый из которых мог считаться удобным для своего автора-эксперта, но не для всех других функционеров системы и тем более ее пользователей. У Виталия Юрьевича Погосова это было устроено много лучше. Если бы он мог оперировать американскими деньгами, его система оставила бы смитсонианскую далеко за кормой. Но на это требовались не только большие деньги, но и время, а, главное, желание директора, а тот был объят нетерпением выскочить вперед других директоров с системой – «конфеткой», которая должна была восхитить и очаровать высшее начальство и заставить поднять его – достойнейшего инициатора – на новый номенклатурный уровень руководства и управления всей информационной системой страны. Работа в центре закипела, Антипов превратился в единственного генератора уже известных идей. Тогда-то и произошла первая серьезная стычка Михаила с директором. Она имела далеко идущие последствия, и в конце концов Михаилу пришлось покинуть центр. Очередь для Виталия Юрьевича Погосова пришла еще через несколько лет. Михаил помог ему устроиться в свой институт, где уже директорствовал Пестерев, а заместителем Пестерева был Феодосьева, предварительно предупредив своего протеже, что это за публика. Но Виталию в тот момент было не до переборов. К счастью, он сумел поставить себя так, что смог заниматься развитием своего «Гипертекста» и не позволил «раздаивать» себя, покуда не нашел со временем более подходящую работу для своих