Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин

Кутузов Григорий Васильевич

«Братья Карамазовы»

Муж Марфы Игнатьевны Кутузовой, камердинер Фёдора Павловича Карамазова, воспитатель Смердякова. Сначала Повествователь упоминает о ещё молодом тогда Григории, рассказывая историю двух женитьб его хозяина: «Как характерную черту сообщу, что слуга Григорий, мрачный, глупый и упрямый резонёр, ненавидевший прежнюю барыню Аделаиду Ивановну, на этот раз взял сторону новой барыни, защищал и бранился за неё с Фёдором Павловичем почти непозволительным для слуги образом, а однажды так даже разогнал оргию и всех наехавших безобразниц силой…» С тех пор и характер Григория, и его влияние на барина только укреплялись и становились суровее. Уже к моменту начала основного действия он сформировался вполне и окончательно: «Это был человек твёрдый и неуклонный, упорно и прямолинейно идущий к своей точке, если только эта точка по каким-нибудь причинам (часто удивительно нелогическим) становилась пред ним как непреложная истина. Вообще говоря он был честен и неподкупен. Жена его, Марфа Игнатьевна, несмотря на то, что пред волей мужа беспрекословно всю жизнь склонялась, ужасно приставала к нему, например, тотчас после освобождения крестьян, уйти от Фёдора Павловича в Москву и там начать какую-нибудь торговлишку (у них водились кое-какие деньжонки); но Григорий решил тогда же и раз навсегда, что баба врёт, “потому что всякая баба бесчестна”, но что уходить им от прежнего господина не следует, каков бы он там сам ни был, “потому что это ихний таперича долг”. <…> Так и вышло: они не ушли, а Фёдор Павлович назначил им жалованье, небольшое, и жалованье выплачивал. Григорий знал к тому же, что он на барина имеет влияние неоспоримое. <…> Я уже упоминал в начале моего рассказа, как Григорий ненавидел Аделаиду Ивановну, первую супругу Фёдора Павловича и мать первого сына его, Дмитрия Фёдоровича, и как, наоборот, защищал вторую его супругу, кликушу, Софью Ивановну, против самого своего господина и против всех, кому бы пришло на ум молвить о ней худое или легкомысленное слово. В нём симпатия к этой несчастной обратилась во что-то священное, так что и двадцать лет спустя он бы не перенёс, от кого бы то ни шло, даже худого намёка о ней и тотчас бы возразил обидчику. По наружности своей Григорий был человек холодный и важный, не болтливый, выпускающий слова веские, нелегкомысленные. Точно так же невозможно было бы разъяснить в нём с первого взгляда: любил он свою безответную, покорную жену или нет, а между тем он её действительно любил и та конечно, это понимала…» Добавляет важный штрих в образ Григория сообщение Повествователя, что взял он привычку читать «божественные» книги, заинтересовался хлыстовщиной, был наклонен к мистицизму.

Ещё чрезвычайно характерная черта Григория — любовь к детям: он поначалу взял на себя все заботы о брошенных отцом Карамазовым его сыновьях Мите, Иване и Алёше, тяжело переживал смерть единственного своего уродца сына (шестипалого), без раздумий взял на воспитание, практически усыновил ребёнка Лизаветы Смердящей — будущего Смердякова, с которым потом и мучился: атеист Смердяков все жилы вытягивал из благочестивого Григория Васильевича своим издевательским цинизмом.

Именно старик Кутузов, двойник-антипод старика Карамазова и по существу второй отец всех братьев Карамазовых, невольно сыграл в судьбе старшего, Дмитрия, роковую роль: в ночь убийства Фёдора Павловича Смердяковым Митя перед этим, убегая, в горячке ударил Григория Васильевича пестиком по голове и затем, во время следствия, называя его «стариком», заставляя следователя и прокурора предполагать, что он говорит о настоящем отце.

Прославленную фамилию русского полководца М. И. Кутузова лакею придумал-дал в насмешку, вероятно, сам Карамазов (или его предок), вольно или невольно соблазнясь созвучием — Карамазов-Кутузов. Вероятно, в какой-то мере прототипом этого персонажа послужил дворовый отца Достоевского — Григорий Васильев.

Кутузова Марфа Игнатьевна

«Братья Карамазовы»

Дворовая Фёдора Павловича Карамазова; жена Григория Васильевича Кутузова. «Эта Марфа Игнатьевна была женщина не только не глупая, но, может быть, и умнее своего супруга, по меньшей мере рассудительнее его в делах житейских, а между тем она ему подчинялась безропотно и безответно, с самого начала супружества, и бесспорно уважала его за духовный верх. Замечательно, что оба они, всю жизнь свою, чрезвычайно мало говорили друг с другом, разве о самых необходимых и текущих вещах. Важный и величественный Григорий обдумывал все свои дела и заботы всегда один, так что Марфа Игнатьевна раз навсегда давно уже поняла, что в советах её он совсем не нуждается. Она чувствовала, что муж ценит её молчание и признает за это в ней ум. Бить он её никогда не бивал, разве всего только один раз, да и то слегка. В первый год брака Аделаиды Ивановны с Фёдором Павловичем, раз в деревне, деревенские девки и бабы, тогда ещё крепостные, собраны были на барский двор попеть и поплясать. Начали “Во лузях”, и вдруг Марфа Игнатьевна, тогда ещё женщина молодая, выскочила вперед пред хором и прошлась “русскую” особенным манером, не по-деревенскому как бабы, а как танцевала она, когда была дворовою девушкой у богатых Миусовых на домашнем помещичьем их театре, где обучал актёров танцевать выписанный из Москвы танцмейстер. Григорий видел, как прошлась его жена, и дома у себя в избе, через час, поучил её, потаскав маленько за волосы. Но тем и кончились раз навсегда побои и не повторялись более ни разу во всю жизнь, да и Марфа Игнатьевна закаялась с тех пор танцевать…»

Марфа Игнатьевна родила мужу одного сына, но такого, что Григорий Васильевич был «убит» — шестипалого. Правда, этот ребёнок вскоре умер, а Кутузовы приютили у себя ребёнка, которого родила в их дворе Лизавета Смердящая, которая тут же и отдала Богу душу. Мальчика Пашу Марфа Игнатьевна с мужем вырастили и получился из него — лакей Смердяков.

Л

Лавочник

«Бобок»

Патриархальный купец, помещающийся «саженях в пяти» от могилы генерала Первоедова. Голос имеет «простонародный, но расслабленный на благоговейно-умилённый манер». Авдотье Игнатьевне лавочник так объясняет, почему вдруг попал на кладбище в «высшее общество»: «— Положили меня, положили супруга и малые детки, а не сам я возлёг. Смерти таинство! И не лёг бы я подле вас ни за что, ни за какое злато; а лежу по собственному капиталу, судя по цене-с. Ибо это мы всегда можем, чтобы за могилку нашу по третьему разряду внести…» Только ещё этот купец-лавочник, кроме генерала Первоедова, не поддержал идею всем по