К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

Еще перед Октябрьской революцией Ленин предполагал, что пролетариат сумеет сравнительно легко сломить сопротивление буржуазии и можно будет обойтись при подавлении контрреволюции сравнительно короткими и ограниченными карательными акциями. Действительность оказалась много сложнее, и Советскому правительству пришлось создавать вскоре после революции специальные карательные органы. Первое заседание Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (ВЧК) состоялось в декабре 1917 года. Особый размах деятельность ВЧК приобрела в годы Гражданской войны и прежде всего в прифронтовых районах. Чрезвычайные комиссии мыслились в тот период не как судебные или следственные органы, а именно как военно-административные карательные органы, которые должны находить внутренних врагов и уничтожать или изолировать их. Как солдат на фронте убивает своего противника только потому, что видит его в форме врага по ту сторону фронта с оружием в руках, так и органы ВЧК должны были искать и уничтожать контрреволюционеров и саботажников на месте преступления на территории Советской республики.

Начальник секретного отдела ВЧК, один из ближайших сотрудников Ф. Дзержинского М. Я. Лацис (Судрабс), объясняя задачи и функции ВЧК, писал в 1921 году: «Чрезвычайная Комиссия – это не следственная комиссия и не суд. И не трибунал. Это – орган боевой, действующий по внутреннему фронту Гражданской войны, пользующийся в своей борьбе приемами и следственных органов, и судов, и трибуналов, и военных сил. Она врага не судит, а разит. Не милует, а испепеляет всякого, кто с оружием по ту сторону баррикад и кто ничем не может быть использован для нас... Но это и не гильотина, отсекающая голову по постановлению трибунала. Нет, она или уничтожает без суда, застав на месте преступления, или изолирует от общества, заключая в концентрационный лагерь, или передает трибуналу, когда дело требует подробного исследования и широкой гласности. Она только устанавливает вредность или безвредность данного лица и степень этой вредности для Советской власти и сообразно этому или уничтожает, или изолирует от общества, обезвреживая его этим и предупреждая повторение активных действий против Советской власти. Нам, как израильтянам, приходится строить царство будущего под постоянным страхом неприятельского нападения, под постоянным неприятельским обстрелом. Чрезвычайная Комиссия обеспечивает мирный труд для всех сторонников Советской власти, стоя на страже внутри страны, оберегая ее от явных и тайных контрреволюционеров» [597] .

Советская власть и Красная Армия вряд ли смогли бы победить своих противников без помощи ВЧК, без ее массовых карательных действий и «красного террора». Однако именно «чрезвычайные», но не всегда точно определенные функции ВЧК вели нередко к злоупотреблениям и ошибкам. Тот же Лацис, например, был склонен к чрезмерно расширительному толкованию понятия «контрреволюционер». Он заявлял: «Трехлетняя борьба Советской власти с очевидной ясностью показала, что нет уже только отдельных контрреволюционных личностей, а что контрреволюционны целые классы... При диктатуре пролетариата контрреволюционна, во-первых, вся крупная буржуазия. Но контрреволюция таится и в среде мелкой буржуазии. Из ее среды-то главным образом и вербуется активно действующая, живая сила контрреволюционеров. Юнкера, офицеры старого времени, учителя, студенчество и вся учащаяся молодежь – ведь это все в своем громадном большинстве мелкобуржуазный элемент, а они-то и составляют боевую силу нашего противника, из нее-то и составлялись белогвардейские полки» [598] .

Эти рассуждения были глубоко ошибочны и вредны для развития самой революции. Несомненно, что часть мелкой буржуазии составляла резерв контрреволюции. Но при правильной политике партии большая часть мелкой буржуазии должна была составить опору и резерв революции, без этого в такой стране, как Россия, революция вообще не могла победить. Даже среди руководителей самих большевиков было больше выходцев из интеллигенции, мелких дворян, студенчества, учащейся молодежи, младших офицеров, из учительского сословия, а не непосредственно из пролетариев. Я уже не говорю о десятках тысяч технических и военных специалистов, которые в 1918 – 1920 гг. помогали большевикам, а не их врагам.

Настроения и установки, отраженные в брошюре М. Лациса, были тем более вредны и опасны, что, по его собственному утверждению, среди работников ВЧК попадаются не только «расслабленные неврастеники», но также «аферисты и просто уголовный элемент, которые, пользуясь именем сотрудника Чрезвычайной Комиссии, шантажируют, вымогают, набивая себе карманы» [599] .

Разбираемая нами брошюра Лациса написана в 1921 году. Но еще в 1918 году в казанском журнале «Красный террор» тот же Лацис, призывая к усилению борьбы против контрреволюции, давал сотрудникам ВЧК такую установку: «Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом» [600] . Достаточно, мол, одного социального происхождения, чтобы объявить того или иного человека врагом Советской власти. Подобная установка вызвала протесты в коммунистической среде, и дело дошло до Ленина. Он назвал рассуждения Лациса «полной нелепостью», до которой может договориться «даже один из лучших, испытаннейших коммунистов». Ленин далее в своей статье писал: «Политическое недоверие к представителям буржуазного аппарата законно и необходимо. Отказ использовать их для дела управления и строительства есть величайшая глупость, несущая величайший вред коммунизму... Мелкобуржуазная демократия – не случайное политическое образование, не какое-нибудь исключение, а необходимый продукт капитализма... Ведь даже в отсталой России рядом с Колупаевыми и Разуваевыми народились капиталисты, которые умели ставить себе на службу культурную интеллигенцию, меньшевистскую, эсеровскую, беспартийную. Неужели мы окажемся глупее этих капиталистов и не сумеем использовать такого «строительного материала» для постройки коммунистической России?» [601]

В своей брошюре М. Лацис утверждает, что органами ВЧК в 1918 – 1920 гг. по всей России было расстреляно 12 733 человека. Несомненно, это сильно заниженная цифра, только в сентябре 1918 года после объявления «красного террора» было расстреляно несколько тысяч заложников и «классово чуждых элементов». Вероятно, точная цифра людей, уничтоженных в годы Гражданской войны органами ВЧК, уже никогда не станет известна. Но не вызывает сомнения и то, что органами белой власти было уничтожено гораздо больше коммунистов, комсомольцев, пленных красноармейцев и простых рабочих и крестьян, чем было уничтожено врагов Советской власти или случайных людей органами ВЧК. Белые армии редко брали в плен или создавали какие-либо концлагеря. Уже первые походы «Добровольческой армии» генералов Корнилова и Деникина, сумевших в 1918 году занять почти весь Северный Кавказ, сопровождались расстрелами тысяч и тысяч простых красноармейцев, не говоря уже об активистах Советской власти. Карательные акции ВЧК включали не одни лишь расстрелы, но создание больших концентрационных лагерей. Заключение в этих лагерях рассматривалось как временное – лишь на период Гражданской войны.

И действительно, сразу по окончании Гражданской войны была начата кампания по разгрузке тюрем и лагерей и изменению форм работы ВЧК. В приказе руководства ВЧК от 8 января 1921 года говорилось:

«Внешних фронтов нет. Опасность буржуазного переворота отпала. Острый период гражданской войны закончился, но он оставил тяжелое наследие – переполненные тюрьмы, где сидят главным образом рабочие и крестьяне, а не буржуи. Надо покончить с этим наследием, разгрузить тюрьмы и зорко смотреть, чтобы в них попадали только те, кто действительно опасен Советской власти. При фронтовой обстановке даже мелкая спекуляция или переход через фронт могли бы представлять опасность для Красной Армии, сейчас же подобные дела нужно ликвидировать. На будущее время с бандитами и злостными рецидивистами разговор должен быть короткий, но держать в тюрьме толпы рабочих и крестьян, попавших туда за мелкие кражи или спекуляцию, недопустимо...

Старыми методами, массовыми арестами и репрессиями, вполне понятными в боевой обстановке, при изменившемся положении ЧК будет только лить воду на мельницу контрреволюции, увеличивая число недовольных. Всех подозрительных, которые могут принять участие в активной борьбе, беспартийных офицеров, лиц правоэсеровского, махновского и тому подобного толка нужно держать на учете, выяснять, проверять. Это гигантская информационная работа, которая должна выступить на первый план, – наполнять же подследственные тюрьмы арестованными по подозрению нельзя... иначе шпионы, террористы, подпольные разжигатели восстаний будут гулять на свободе, а тюрьмы будут переполнены людьми, занимающимися безобидной воркотней против Советской власти... Надо знать виновника, подозревать мало. Иначе против органов ЧК поднимутся вопли, что они мешают экономическому возрождению РСФСР» [602] .